Дедал
Мой сын! мой сын! будь осторожен,
Спокойней крылья напрягай,
Под ветром путь наш ненадежен,
Сырых туманов избегай.
Икар
Отец! ты дал душе свободу,
Ты узы тела разрешил.
Что ж медлим? выше! к небосводу!
До вечной области светил!
— Скажи мне, родная, дай сыну ответ:
увижу ль отца? Иль в живых его нет?
Молчишь ты, и даже не скажешь кто он?
А нынче мне чудный привиделся сон.
Мне снилось, что был мой отец королем…
Скажи хоть одно мне: куда мы идем?
Блуждаем в степи мы, скрываясь от всех.
Где темные рощи? Там пляски и смех,
там песни звучали! Туда бы опять…
Сквозит осенний месяц
Из тучи бледным лучом.
У кладбища одиноко
Стоит пасторский дом.
Мать библию читает,
Сын тупо на свечку глядит,
Зевается дочери старшей,
А младшая говорит:
Два в бабки мальчика играли:.
И бабки заорали:
К войне за бабки собрались,
И подрались.
Когда рабятки подурили;
Довольно, чтоб отцы рабяток пожурили:
Или с отеческой грозой,
Посекли их лозой;
То чадолюбие отцам не то твердило;
Оно болванов разсердило.
Тяжело таким, как я, «отсталым папам»:
Подрастают дочки и сынки,
И уже нас прибирают к лапам
Эти юные большевики! Вот, допустим, выскажешь суждение.
Может, ты всю жизнь над ним потел.
Им- смешно. У них другое мнение.
«Ты, отец, ужасно устарел». Виноват! Я — в ногу… А одышка —
Это, так сказать, уже не в счет.
Не могу ж я, черт возьми, вприпрыжку
Забегать на двести лет вперед! Ну, конечно, спорить бесполезно.
Сон сел у подушки,
Склонясь в тишине…
Толстушке-Верушке
Приснилось во сне:
Сидит она в сквере
С подругою Мэри,
Надела очки
И вяжет чулки…
Зеленые ивы
Развесили гривы,
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
С тайной, тяжелой тоской я гляжу на тебя, мое сердце!
Что тебя ждет впереди? — Кукла, которая будет
Тешить сначала тебя, а потом эта кукла наскучит…
После, когда подрастешь, ты сама будешь куклой для взрослых:
Вырядят в бархат тебя, напоказ вывозить тебя будут.
Строго тебе запретят обнаруживать чувства к мысли;
Волю твою окуют (воля всего им опасней!);
Позже, как время придет, по расчету (конечно, не сердца)
Выдадут замуж тебя. За кого? Не твое это дело:
Муж твой хорош для других, для тебя и подавно, не правда ль?
Не дождаться мне, видно, свободы,
А тюремные дни будто годы;
И окно высоко над землей!
И у двери стоит часовой! Умереть бы уж мне в этой клетке,
Кабы не было милой соседки!..
Мы проснулись сегодня с зарей,
Я кивнул ей слегка головой.Разлучив, нас сдружила неволя,
Познакомила общая доля,
Породнило желанье одно
Да с двойною решеткой окно; У окна лишь поутру я сяду,
По части кравческой, о царь, мне речь позволь:
И то, чего тебе желаю,
И то, о чем я умоляю,
Не морщась выслушать изволь.
Желаю, наш отец, тебе я аппетита,
Чтоб на день раз хоть пять ты кушал бы досыта,
А там бы спал, да почивал,
Да снова кушать бы вставал,
Вот жить здоровая манера!
С ней к году — за то я, кравчий твой, берусь —
Мой нежный, милый брат,
О месяц молодой,
От светозарных врат
Воздушною чредой,
Долиною отрад
Над облачной грядой
Плывешь ты грустно-рад
За тихою звездой.
О месяц, ясный брат —
Любимый, молодой. Сестра моя — заря,
Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою,
Стану сказывать не сказки —
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.По губернии раздался
Всем отрадный клик:
Твой отец под суд попался —
Отец твой был добряк осел,
И это всем известно было;
Но мать была высокий ум
И чистокровная кобыла.
Твое ишачество есть факт,
И с этим уж нельзя бороться;
Но утверждай всегда при всех,
Что ты потомок иноходца,
В избушке позднею порою
Славянка юная сидит.
Вдали багровой полосою
На небе зарево горит…
И, люльку детскую качая,
Поет славянка молодая…
"Не плачь, не плачь! иль сердцем чуешь,
Дитя, ты близкую беду!..
О, полно, рано ты тоскуешь:
В степях Аризоны, в горячей ночи,
Гремят карабины и свищут бичи.
Большая охота, большая страда:
Несутся на Запад,
Несутся на Запад
Несутся на Запад бизоньи стада.
Несутся на Запад бизоньи стада.
Брезгливо зрачками кося из-под век,
Их предал лукавый, изменчивый век.
(Памяти друга, А. П. Сребрянского)
Не страшна мне, добру молодцу,
Волга-матушка широкая,
Леса тёмные, дремучие,
Вьюги зимние-крещенские…
Уж как было: по тёмным лесам
Пировал я зимы круглые;
По чужим краям, на свой талан,
(Подражание Лермонтову)Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою,
Стану сказывать не сказки —
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.По губернии раздался
Всем отрадный клик:
Твой отец под суд попался —
I
Отец — огнь. Сын — огнь. Дух — огнь.
Три равны, три нераздельны.
Пламя и жар — сердце их.
Огнь — очи ихи.
Вихрь и пламя — уста их.
Пламя Божества — огнь.
Лихих спалит огнь.
Пламя лихих отвратит.
Осеннего месяца облик
Сквозит в облаках серебром.
Стоит одинок на кладбище
Пасто́ра умершего дом.
Уткнулася в книгу старуха;
Сын тупо на свечку глядит;
Две дочки сидят сложа руки;
Зевнувши, одна говорит:
Походным порядком идут корабли,
Встречая рассветные зори;
И круглые сутки несут патрули
Дозорную службу на море.
За мыс Поворотный, до мыса Дежнев
На север идти нам в тумане.
Для наших судов быстроходных не нов
Охранный поход в океане.
Сквозь о́блака месяц осенний
Прорезался бледным серпом.
Стоит одинок у кладбища
Пастора-покойника дом.
Старуха над Библией дремлет;
Сын тупо на свечку глядит;
Дочь старшая сонно зевает;
А младшая дочь говорит:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащится с сумой на плечах.
Идет он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют,
Котел его сбоку тревожит,
Это было на Дону, на Дону,
Вот ужь третью я весну не усну.
И к чему жь я буду спать, буду спать?
Сирота нашел Отца, встретил Мать.
Там на тихом на Дону—Царский Дом,
Я пришел в пути своем в Царский Дом.
А при Доме этом сад, нежный сад,
И горит, да не сгорит, там закат.
И горит, который год, там восход,
Хоть считай, хоть не считай, спутан счет.
Все тихо… бледна из-за тучи
Осенняя смотрит луна...
Могильщика хижина грустно
Стоит на кладбище одна.
За библией дремлет старуха,
Свеча перед нею горит,
По комнате сын ходит молча,
А дочь про себя говорит.
Шагайте через нас! Вперед! Прибавьте шагу!
Дай бог вам добрый путь! Спешите! Дорог час.
Отчизны, милой нам, ко счастию, ко благу
Шагайте через нас! Мы грузом наших дней недолго вас помучим;
О смерти нашей вы не станете тужить,
А жизнью мы своей тому хоть вас научим,
Что так не должно жить. Не падайте, как мы, пороков грязных в сети!
Не мрите заживо косненьем гробовым!
И пусть вины отцов покроют наши дети
Достоинством своим! Молитесь! — Ваша жизнь да будет с мраком битва!
Полковник ехал на гнедом коне,
на тонконогом, взмыленном, атласном.
Вся грудь бойца горела, как в огне, —
была в нашивках, золотых и красных.
На темной меди строгого лица
белел рубец, как след жестокой боли,
а впереди, держась за грудь отца,
сидела дочка — лет пяти, не боле.
Пестрей, чем вешний полевой светок,
с огромным бантом цвета голубого,
Вними, о небо! что реку,
Земля, услышь мои глаголы:
Как дождь на ниву потеку,
И как роса, на злачны долы;
Прольюсь и в мрак я преисподний
Петь имя, чудеса Господни.
Бог истина — и все дела,
И все пути Его суть правы;
Он благость весь и нет в Нем зла;
Был у отца сын малой молодой,
Шалун и бедокур такой,
Хоть голову кому, так рад сорвать долой.
Какая только где проказа ни случится,
Наш малой завсегда тут первым очутится.
Что, говорит отец: с повесой мне начать,
И чем ево унять?
Однако чтоб себя стыда и бед избавить,
А в малом жару поубавить,
Он способ с ним еще вот этот предприял:
Певунья-ласточка, открой,
Куда ты держишь путь?..
Летишь ты быстро над землей,
Не хочешь и взглянуть…
Ты в Аштарак лети скорей,
В край сердцу дорогой!
Себе ты гнездышко там свей
Под кровлею родной!
Мой сын! мой сын! Будь осторожен.
Спокойней крылья напрягай.
Под ветром путь наш ненадежен,
Сырых туманов избегай.
Отец! ты дал душе свободу,
Ты узы тела разрешил.
Что ж медлим? выше! к небосводу!
До вечной области светил!
Это было на Дону, на Дону,
Вот уж третью я весну не усну.
И к чему ж я буду спать, буду спать?
Сирота нашел Отца, встретил Мать.
Там на тихом на Дону — Царский Дом,
Я пришел в пути своем в Царский Дом.
А при Доме этом сад, нежный сад,
И горит, да не сгорит, там закат.
И горит, который год, там восход,
Хоть считай, хоть не считай, спутан счет.
Кто мчится так поздно под вихрем ночным?
Это — отец с малюткой своим.
Мальчика он рукой охватил,
Крепко прижал, тепло приютил!
«Что всё личиком жмешься, малютка, ко мне?»
— «Видишь, тятя, лесного царя в стороне?
Лесного царя в венке с бородой?»
— «Дитятко, это туман седой».
«Ко мне, мой малютка, со мною пойдем,
Мы славные игры с тобой заведем…
Мы спим, как некогда Брут. Но все ж
Проснулся он и холодный нож
Цезарю в грудь вонзил средь сената!
Тираноедом был Рим когда-то.
Не римляне мы, мы курим табак.
Каждый народ устроен так —
Свои у каждого вкус и значенье;
В Швабии варят отлично варенье.
Шесть с половиной миллионов,
Шесть с половиной миллионов,
Шесть с половиной миллионов!..
Шесть с половиной миллионов —
А надо бы ровно десять!
Любителей круглого счета
Должна порадовать весть,
Что жалкий этот остаток
Сжечь, расстрелять, повесить
Дева
— Я пришла, святой отец,
Исповедать грех сердечный,
Горесть, роковой конец
Счастья жизни скоротечной!.. Поп
— Если дух твой изнемог
И в сердечном покаянье
Излиешь свои страданья:
Грех простит великий бог!.. Дева
— Нет, не в той я здесь надежде,