Никак под венец не пристрою дочек.
Дылды! Уж двадцатый годочек!
Не смотреть бы моим глазам уж,
ведь годик пройдет — не выдать замуж.СоветТоварищи!
Обойдите
новогодие встречающих.
И кто гуся целехонького заложит за щеку́,
вежливо пригласите:
«Пожалуйте в Чеку!»
Потому что теперь такие пищи
стоят на Сухаревке
3300
0.
С новым годом, господин буржуй!
Уже такой! А что будет, когда вырастет?!
Утешение буржую
Буржуазия нас за год скрутить думала.
Да видите ли, цифра месяцев, оказывается, в году мала
Радуйтесь, буржуи, — хорошие вести —
в этом году ожидается месяцев двести.
Смутно куритесь, туманы былого!
Месяц безжизненный встал, освещая тропинку по скалам.
Каждый из нас угадал в полумраке другого,
Но, сойдясь на пути к непонятно одним идеалам,
Ропотно мы не сказали ни слова.
Блеск умирал на немом небосклоне,
Странно-чудовищны были холодные глуби дороги,
Изредка ты воскресал на сбегающем склоне,
Но все чаще грозили утесов сухие отроги,
И забывалося эхо гармоний.
Месяц безжизненный встал— и на самом
Пике горы вдохновенно-больную фигуру отметил.
Небо раскинулось вдруг недосказанным храмом,
Это ты мне мелькнул, и бесстрастно-восторжен, и светел…
Мчитесь, куритесь, стихи, фимиамом.
4 октября 1895
Свобода смотрит в синеву.
Окно открыто. Воздух резок.
За жолто-красную листву
Уходит месяца отрезок.
Он будет ночью - светлый серп,
Сверкающий на жатве ночи.
Его закат, его ущерб
В последний раз ласкает очи.
Как и тогда, звенит окно.
Но голос мой, как воздух свежий,
Пропел давно, замолк давно
Под тростником у прибережий.
Как бледен месяц в синеве,
Как золотится тонкий волос...
Как там качается в листве
Забытый, блеклый, мертвый колос.
Уже три месяца подряд
под снегопад с аэродрома
ты едешь в черный Петроград,
и все вокруг тебе знакомо.
И все жива в тебе Москва,
и все мерещится поспешно
замоскворецкая трава,
замоскворецкие скворешни.
Летит автобус в декабре,
но все, по-прежнему печальный,
стоит в обшарпанном дворе
мой брат, мой родственник недальний,
и трубный голос слышу я
и, как приказу, повинуюсь.
— Прошла ли молодость твоя.
Прошла, прошла. Я не волнуюсь.
Отъездом в дальние края,
отлетом в близкую отчизну
трехчасового забытья
предвижу медленную тризну
и повторяю: не забудь.
Пускай не преданность, а верность
храни в себе кому-нибудь
и новой родины поверхность
под освещением косым
люби, куда б ни закатился,
и вспоминай ее, как сын,
который с братьями простился.
Опять весна. Знакомый круг
Замкнут — который раз!
И снова зелень вешний луг,
В росе — вечерний час.
Смотрю — как месяц в темный пруд —
В зрачки любимых глаз,
Уста к устам, дрожа, прильнут…
Прильнут — который раз!
И будет миг, как долгий сон,
Качать, баюкать нас.
Я странно счастлив, я влюблен…
Влюблен! — который раз?
И в стройных строфах вновь мечты
Поют — который раз!
А месяц смотрит с высоты —
Веков холодный глаз.
Островки, заливы, косы,
Отмель, смятая водой;
Волны выгнуты и косы,
На песке рисунок рунный
Чертят пенистой грядой.
Островки, заливы, косы,
Отмель, вскрытая водой;
Женщин вылоснились косы;
Слит с закатом рокот струнный;
Слит с толпой ведун седой.
Взглянет вечер. Кто-то будет
Звать красотку к тени ив.
Вздохи, стоны, споры: — «Будет!»
— «Нет! еще!» — Над сном стыдливым
Месяц ласки льет, ленив.
В ранний вечер кто-то будет
Звать красотку к тени ив…
Пусть же солнце сонных будит!
Месяц медлит над отливом,
Час зачатья осенив.
Легкий месяц блеснет над крестами забытых могил,
Томный луч озарит разрушенья унылую груду,
Теплый ветер вздохнет: я травою и облаком был,
Человеческим сердцем я тоже когда-нибудь буду.Ты влюблен, ты грустишь, ты томишься в прохладе ночной,
Ты подругу зовешь, ты Ириной ее называешь,
Но настанет пора, и над нашей кудрявой землей
Пролетишь, и не взглянешь, и этих полей не узнаешь.А любовь — семицветною радугой станет она,
Кукованьем кукушки, иль камнем, иль веткою дуба,)
И другие влюбленные будут стоять у окна
И другие, в мучительной нежности, сблизятся губы… Теплый ветер вздыхает, деревья шумят у ручья,
Легкий серп отражается в зеркале северной ночи,
И, как ризу Господню, целую я платья края,
И колени, и губы, и эти зеленые очи.
Это месяц плывет по эфиру,
Это лодка скользит по волнам,
Это жизнь приближается к миру,
Это смерть улыбается нам.
Обрывается лодка с причала
И уносит, уносит ее…
Это детство и счастье сначала,
Это детство и счастье твое.Да, — и то, что зовется любовью,
Да, — и то, что надеждой звалось,
Да, — и то, что дымящейся кровью
На сияющий снег пролилось.
…Ветки сосен — они шелестели:
«Милый друг, погоди, погоди…»
Это призрак стоит у постели
И цветы прижимает к груди.Приближается звездная вечность,
Рассыпается пылью гранит,
Бесконечность, одна бесконечность
В леденеющем мире звенит.
Это музыка миру прощает
То, что жизнь никогда не простит.
Это музыка путь освещает,
Где погибшее счастье летит.
— В воде погасли брызги янтаря,
И в тверди золотой
На западе туманная заря
Горела одноцветною косой.
Я знал, что завтра снова в облаках
Родится свет.
Зачем же душу мучил тайный страх,
И сердце не могло найти ответ?
Зажглися звезды. Месяц в небе стал
И разлилась печаль.
Багряный пламень стаял и пропал
И дымкою подернулася даль.
Ах, пронзена была душа моя
В вечерний час!
Все время в светлых звездах видел я
Огонь давно умерших милых глаз
Угасли звезды… Месяц доцветал…
Родился свет.
Я все мечтал, все о любви мечтал…
И сердце не могло найти ответ.
Сказали мне: «Открой, какое
Различье жить меж Месяцем ночным
И Постовым,
Блюдущим нас в порядке и покое?»
И я ответствовал, раскинувши мозгом:
«Вопрос доныне не решен был мудрецом,
Но грешный аз сие творить дерзаю…
Итак, не токмо разницу я знаю
И в этом и в другом,
Но ведаю и сходство,—
Зане пред вами мысли превосходство
От колыбели мне дано!
Когда округ темно,
То всяк из вас легко приметит,
Что Месяц светит,
Светить же постовому не дано;
Что Месяц светит, но не греет,
Меж тем как Постовой
Всегда лишь греет, а не светит (смысл простой —
Его же и осел уразумеет!),
Но надобно и то установить,
Что ежли Постовой впадет в расстройство духа,
То может даже он нежданно засветить…
В ухо…»
Месяц серебряный смотрится в волны морские,
Отблеск сиянья ложится на них полосою,
Светлый далеко раскинулся путь перед нами, –
К счастью ведет он, к блаженному счастью земному.Милый, наш челн на него мы направим смелее!
Что нам тревожиться страхом напрасным заране?
Видишь как я и тверда, и спокойна душою,
Веря, что скоро достигнем мы берег желанный.
Тьма ли наступит в безлунные летние ночи, –
Что мне грустить, — если будут гореть мне во мраке
Чудных очей твоих огненно-черные звезды,
Если любовью, как солнцем, наш путь озарится?
Станет ли ветер вздымать непокорные волны, –
Что мне до бури, до рифов да камней подводных, –
Если с тобою всегда умереть я готова,
Если с тобою и гибель была бы блаженством!
Уж ты, Солнце, Солнце красно,
Ты с полуночи взойди,
Чтоб очам не ждать напрасно,
Кто там, что там впереди.
Чтоб покойникам в могиле
Не во тьме глухой сидеть.
Чтобы с глаз они сложили
Закрывающую медь.
Уж ты, Месяц, Месяц ясный,
Глянь, и с вечера взойди,
Чтоб забыть о муке страстной,
Что осталась позади.
Чтобы мертвым, властью слова,
Властью света твоего,
Не крушить, из-за былого,
Ретивого своего.
Уж ты, Ветер, Ветер буйный,
Ты с полуночи возвей,
Многовейный, многоструйный,
Будь отрадою моей.
Возвести моим родимым,
Что и в нас бесстрашный свет.
Все мы бросим, пустим дымом,
Но пойдем за ними вслед.
Благословляю день, и месяц, и годину,
И час божественный, и чудное мгновенье,
И тот волшебный край, где зрел я, как виденье,
Прекрасные глаза, всех мук моих причину.
Благословляю скорбь и первую кручину,
В какую вверг меня Амур в жестоком мщенье,
И страшный лук его, и стрел его язвленье,
И боль сердечных ран, с которой жизнь покину.
Благословляю все те нежные названья,
Какими призывал ее к себе, — все стоны,
Все вздохи, слезы все и страстные желанья.
Благословляю все сонеты и канцоны,
Ей в честь сложенные, и все мои мечтанья,
В каких явился мне прекрасный образ донны!
1.
Стали крестьяне Поволжья голодать.
2.
Задумались французы. Надо хлеба дать.
3.
Чуть свет
собрали верховный совет.
Спорят день,
спорят ночь.
Надо, мол, крестьянину помочь.
4.
Через неделю разрешились избранием комитета.
5.
Через месяц выедет комитет этот.
6.
Месяца через два
до Волги комитет доберется едва.
7.
Месяцев пять
подумает, чтоб голода причины понять.
8.
Через год решат —
вопрос ясен:
9.
назад во Францию вернуться восвояси.
1
0.
Чтоб результат поездки обсудить,
чуть свет
опять соберется верховный совет.
1
1.
И как с помощью доберутся до голодных мест,
глядь: уже на голодных — крест.
1
2.
Не верь же ни в Францию, ни в бывших министров, —
сам помогай решительно и быстро.
Д. В.ФилософовуВечер был ясный, предвесенний, холодный,
зелёная небесная высота — тиха.
И был тот вечер — Господу неугодный,
была годовщина нашего невольного греха.В этот вечер, будто стеклянный — звонкий,
на воспоминание и боль мы осуждены.
И глянул из-за угла месяц тонкий
нам в глаза с нехорошей, с левой стороны.В этот вечер, в этот вечер весёлый,
смеялся месяц, узкий, как золотая нить.
Люди вынесли гроб, белый, тяжёлый,
и на дроги с усилием старались положить.Мы думали о том, что есть у нас брат — Иуда,
что предал он на грех, на кровь — не нас…
Но не страшен нам вечер; мы ждем чуда,
ибо сердце у нас острое, как алмаз.
(Ассонансы)
1
Белы волны на побережьи моря,
Днем и в полночь они шумят.
Белых цветов в поле много,
Лишь на один из них мои глаза глядят.
Глубже воды в часы прилива,
Смелых сглотнет их алчная пасть.
Глубже в душе тоска о милой,
Ни днем, ни в полночь мне ее не ласкать.
На небе месяц белый и круглый,
И море под месяцем пляшет, пьяно.
Лицо твое — месяц, алы — твои губы,
В груди моей сердце пляшет, пьяно.
12 ноября 1909
2
Ветер качает, надышавшийся чампаком,
Фиги, бананы, панданы, кокосы.
Ведут невесту подруги с лампами,
У нее руки в запястьях, у нее с лентами косы.
Рисовое поле бело под месяцем;
Черны и красны, шныряют летучие мыши.
С новобрачной мужу на циновке весело,
Целует в спину, обнимает под мышки.
Утром уходят тигры в заросли,
Утром змеи прячутся в норы.
Утром меня солнце опалит без жалости,
Уйду искать тени на высокие горы.
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между ними горят?
Мелькают, мигают — и снова их нет.
И снова забрезжил блуждающий свет.
Полночной порой камыши шелестят.
В них жабы гнездятся, в них змеи свистят.
В болоте дрожит умирающий лик.
То Месяц багровый печально поник.
И тиной запахло. И сырость ползет.
Трясина заманит, сожмет, засосет.
«Кого? Для чего? — камыши говорят, —
Зачем огоньки между нами горят?»
Но Месяц печальный безмолвно поник.
Не знает. Склоняет все ниже свой лик.
И, вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши.
По крутым по бокам вороного
Месяц блещет, вовсю озарил!
Конь! Поведай мне доброе слово!
В сказках конь с седоком говорил!
Ох, и лес-то велик и спокоен!
Ох, и ночь-то глубоко синя́!
Да и я безмятежно настроен...
Конь, голубчик! Поба́луй меня!
Ты скажи, что за де́вицей едем;
Что она, прикрываясь фатой,
Ждет... глаза проглядит... Нет! Мы бредим,
И никто-то не ждет нас с тобой!
Конь не молвит мне доброго слова!
Это сказка, чтоб конь говорил!
Но зачем же бока вороного
Месяц блеском таким озарил?
Коран, VИ
Был Авраам в пустыне темной ночью
И увидал на небесах звезду.
«Вот мой Господь!» — воскликнул он. Но в полночь
Звезда зашла — и свет ее померк.
Был Авраам в пустыне пред рассветом
И восходящий месяц увидал.
«Вот мой Господь!» — воскликнул он. Но месяц
Померк и закатился, как звезда.
Был Авраам в пустыне ранним утром
И руки к солнцу радостно простер.
«Вот мой господь!» — воскликнул он. Но солнце
Свершило день и закатилось в ночь.
Бог правый путь поведал Аврааму.
Светит месяц в окна…
Петухи пропели;
Погасил я свечку
И лежу в постели.
Спать бы — да не спится.
Весь я как разбитый;
Голову и сердце
Мучит день прожитый.
Пусть бы мне на долю
Выпал труд тяжелый, —
Да хоть сон покойный,
Да хоть час веселый!
Что ж ты, жизнь-веселье,
Пропадаешь даром,
Улетаешь прахом,
Исчезаешь паром?
Есть же ведь у птички,
Что поет в лазури,
Воля да раздолье
И приют от бури.
Запоет зарею —
Кто-нибудь услышит;
Веселее смотрит,
Легче грудью дышит.
Ты же, как ни бейся.
Все не в честь, не в радость:
И другим не нужен,
И себе-то в тягость.
Тридцатый месяц в нашем мире
Война взметает алый прах,
И кони черные валькирий
Бессменно мчатся в облаках!
Тридцатый месяц, Смерть и Голод,
Бродя, стучат у всех дверей:
Клеймят, кто стар, клеймят, кто молод,
Детей в объятьях матерей!
Тридцатый месяц, бог Европы,
Свободный Труд — порабощен;
Он роет для Войны окопы,
Для Смерти льет снаряды он!
Призывы светлые забыты
Первоначальных дней борьбы,
В лесах грызутся троглодиты
Под барабан и зов трубы!
Достались в жертву суесловью
Мечты порабощенных стран:
Тот опьянел бездонной кровью,
Тот золотом безмерным пьян…
Борьба за право стала бойней;
Унижен, Идеал поник…
И все нелепей, все нестройней
Крик о победе, дикий крик!
А Некто темный, Некто властный,
Событий нити ухватив,
С улыбкой дьявольски-бесстрастной
Длит обескрыленный порыв.
О горе! Будет! будет! будет!
Мы хаос развязали. Кто ж
Решеньем роковым рассудит
Весь этот ужас, эту ложь?
Пора отвергнуть призрак мнимый,
Понять, что подменили цель…
О, счастье — под напев любимый
Родную зыблить колыбель!
«Мимо острова в полночь фрегат проходил:
Слева месяц над морем светил,
Справа остров темнел — пропадали вдали
Дюны скудной родимой земли.
Старый дом рыбака голубою стеной
Там мерцал над кипящей волной.
Но в заветном окне не видал я огня:
Ты забыла, забыла меня!»
«Мимо острова в полночь фрегат проходил:
Поздний месяц над морем светил,
Золотая текла по волнам полоса,
И как в сказке неслись паруса.
Лебединою грудью белели они,
И мерцали на мачтах огни.
Но в светлице своей не зажгла я огня:
Ты забудешь, забудешь меня!»
Месяц высокий над городом лег,
Грезили старые зданья…
Голос ваш был безучастно-далек:
— «Хочется спать. До свиданья».
Были друзья мы иль были враги?
Рук было кратко пожатье,
Сухо звучали по камню шаги
В шорохе длинного платья.
Что-то мелькнуло, — знакомая грусть,
— Старой тоски переливы…
Хочется спать Вам? И спите, и пусть
Сны Ваши будут красивы;
Пусть не мешает анализ больной
Вашей уютной дремоте.
Может быть в жизни Вы тоже покой
Муке пути предпочтете.
Может быть Вас не захватит волна,
Сгубят земные соблазны, —
В этом тумане так смутно видна
Цель, а дороги так разны!
Снами отрадно страдания гнать,
Спящим не ведать стремленья,
Только и светлых надежд им не знать,
Им не видать возрожденья,
Им не сложить за мечту головы, —
Бури — герои достойны!
Буду бороться и плакать, а Вы
Спите спокойно!
Ночью в полях, под напевы метели,
Дремлют, качаясь, берёзки и ели…
Месяц меж тучек над полем сияет, —
Бледная тень набегает и тает…
Мнится мне ночью: меж белых берез
Бродит в туманном сиянье Мороз.
Ночью в избе, под напевы метели,
Тихо разносится скрип колыбели…
Месяца свет в темноте серебрится —
В мёрзлые стекла по лавкам струится…
Мнится мне ночью: меж сучьев берез
Смотрит в безмолвные избы Мороз.
Мёртвое поле, дорога степная!
Вьюга тебя заметает ночная,
Спят твои сёла под песни метели,
Дремлют в снегу одинокие ели…
Мнится мне ночью: не степи кругом —
Бродит Мороз на погосте глухом…
Ищу огней — огней попутных
В твой черный, ведовско? й предел.
Меж темных заводей и мутных
Огромный месяц покраснел.
Его двойник плывет над лесом
И скоро станет золотым.
Тогда — простор болотным бесам,
И водяным, и лесовым.
Вертлявый бес верхушкой ели
Проткнет небесный золотой,
И долго будут петь свирели,
И стадо звякать за рекой…
И дальше путь, и месяц выше,
И звезды меркнут в серебре.
И тихо озарились крыши
В ночной деревне, на горе.
Иду, и холодеют росы,
И серебрятся о тебе,
Всё о тебе, расплетшей косы
Для друга тайного, в избе.
Дай мне пахучих, душных зелий
И ядом сладким заморочь,
Чтоб, раз вкусив твоих веселий,
Навеки помнить эту ночь.Октябрь 1906
Любовники, безумцы и поэты
Из одного воображенья слиты!..
Тот зрит бесов, каких и в аде нет
(Безумец то есть); сей, равно безумный,
Любовник страстный, видит, очарован,
Елены красоту в цыганке смуглой.
Поэта око в светлом исступленье,
Круговращаясь, блещет и скользит
На Землю с Неба, на Небо с Земли —
И, лишь создаст воображенье виды
Существ неведомых, поэта жезл
Их претворяет в лица и дает
Теням воздушным местность и названье!.. Песня
Заревел голодный лев,
И на месяц волк завыл;
День с трудом преодолев,
Бедный пахарь опочил.
Угли гаснут на костре,
Дико филин прокричал
И больному на одре
Скорый саван провещал.
Все кладбища, сей порой,
Из зияющих гробов,
В сумрак месяца сырой
Высылают мертвецов!..
(Посв. М. Л. Златковскому)Моя барышня по садику гуляла,
По дорожке поздно вечером ходила —
С бриллиантиком колечко потеряла,
С белой ручки его, видно, обронила.
Как ложилась на кроватку, спохватилась;
Спохватившись, по коврам его искала…
Не нашла она колечка — обозлилась, —
Меня, бедную, воровкой обозвала.
И не знала я с тоски, куда деваться;
Хоть бы матушка воскресла — заступилась!..
Вышла в садик я тихонько прогуляться,
Увидала ясный месяц — застыдилась.
Слышу, месяц говорит мне — сам сияет:
«Не пугайся меня, красная девица!
Бедный месяц, как и ты, всю ночь блуждает,
И ему под темным пологом не спится.
И недаром в эту ночь я вышел — светел:
Много горя, много девушек видал я,
А как барышню твою вечор заметил,
О каком-то тихом счастье возмечтал я.
Как вечор она по садику гуляла —
Плечи белые, грудь белую раскрыла… —
Ты скажи мне, не по мне ль она скучала,
На сырой песок слезинку уронила?..»
Встрепенулось во мне сердце ретивое…
Наклонилась я к дорожке — увидала
Не слезинку, а колечко дорогое,
И обмолвилась я — месяцу сказала:
«Мою барышню любовь не беспокоит,
Ни по ком она, красавица, не плачет,
Много денег ей колечко это стоит,
Имя ж честное мое не много значит…
И свети ты хоть над целою землею —
Не дождешься ты любви от белоручки!..» —
И закапали серебряной росою
Слезы месяца, и спрятался он в тучки.
С той поры, когда я, бедная, горюя,
Выхожу одна поплакать на крылечко, —
Бедный месяц! бедный месяц! — говорю я, —
Хоть с тобой мне перекинуть дай словечко…
Как сны полунощные, зданья
Стоят в безконечном ряду.
Я мимо их, в плащ завернувшись,
По улице молча иду.
И слышу: на башне собора
Двенадцать ужь колокол бьет.
С каким же теперь нетерпеньем
Меня моя милая ждет!
Сопутник мой месяц: он светят
Приветно в дорогу мою.
И вот—я у двери знакомой
И месяцу так говорю:
«Спасибо, мой добрый товарищ,
Что ты посветил мне идти!
Теперь я тебя отпускаю:
Теперь ты другим посвети.
«И если увидишь скитальца
С немою сердечной тоской —
Утешь его так же, мой милый,
Как я был утешен тобой.»
Мой нежный, милый брат,
О месяц молодой,
От светозарных врат
Воздушною чредой,
Долиною отрад
Над облачной грядой
Плывешь ты грустно-рад
За тихою звездой.
О месяц, ясный брат —
Любимый, молодой. Сестра моя — заря,
Красавица сестра,
Стыдливостью горя,
Из тихого шатра
В лазурные моря,
Когда придет пора,
Идешь встречать царя,
Чтоб гаснуть до утра,
О томная заря,
Прелестная сестра. Ты, светлая жена,
Звезда вечерних снов,
Пленительно нежна
В немом потоке слов,
Любовью возжена,
Свершаешь страстный лов,
Душой отражена —
И свет твой вечно нов,
О светлая жена,
Звезда вечерних снов. О благостная мать,
Лазурь небес благих,
Молю тебя внимать
Священный, светлый стих;
Да пьет он благодать,
Величествен и тих,
Чтоб в гимне передать
Безбрежность благ твоих,
О благостная мать,
Лазурь небес благих. О ясный мой отец,
О Гелиос — любовь,
Начало и конец,
Огонь, вино и кровь.
Воздвигни свой венец!
Слепящий рай готовь
Для пламенных сердец,
Блаженных вновь и вновь!
О светлый мой отец,
О Гелиос — любовь!
Гуляя в сиянье заката,
Чуть видную тень я кидал,
А месяц — в блистании злата —
Навстречу ко мне выплывал.
С двух разных сторон освещаем,
Я думал, что был окружен
Тем миром, что нами незнаем,
Где нет ни преград, ни сторон!
Под теплою, мягкою чернью
В листве опочивших ветвей
Сияла роса мелкой зе́рнью
Недвижных, холодных огней.
Мне вспомнились чувства былые:
Полвека назад я любил
И два очертанья живые
В одном моем сердце носил.
Стоцветные чувства светились,
И был я блаженством богат...
Но двое во мне не мирились,
И месяц погас, и закат!
Ночью как-то вольнее дышать мне,
Как-то просторней...
Даже в столице не тесно!
Окна растворишь:
Тихо и чутко
Плывет прохладительный воздух.
А небо? А месяц?
О, этот месяц-волшебник!
Как будто бы кровли
Покрыты зеркальным стеклом,
Шпили и кресты - бриллианты;
А там, за луной, небосклон
Чем дальше - светлей и прозрачней.
Смотришь - и дышишь,
И слышишь дыханье свое,
И бой отдаленных часов,
Да крик часового,
Да изредка стук колеса
Или пение вестника утра.
Вместе с зарею и сон налетает на вежды,
Светел, как призрак.
Голову клонит, - а жаль от окна оторваться!
Всё нашел как прежде;
Я уж знал заране:
Месяц в светлых тучках,
Озеро в тумане; Дальних гор узоры,
Садик перед домом —
Всё как было прежде;
Прибыл я к знакомым.Не хвалися, месяц,
Садик, не хвалися,
Что без бед над вами
Годы пронеслися! Озеро и горы,
Не глумитесь тоже
Над судьбой моею,
С вашею не схожей! Как припомню, вижу:
Эта злая сила,
Что меня ломала,
Вас не пощадила.Те ж, пожалуй, краски,
Те же очертанья, -
Но куда девалась
Власть очарованья? Помню, как в безмолвьи
Теплой летней ночи
Вы манили душу,
Вы пленяли очи… А теперь не то вы,
Что во время оно,
Хоть на вас усердно
Я гляжу с балкона.Всю картину вижу,
Стоя перед садом…
Но без сожаленья
Повернусь и задом.
Снова лес и дол покрыл
Блеск туманный твой:
Он мне душу растворил
Сладкой тишиной.
Ты блеснул… и просветлел
Тихо темный луг:
Так улыбкой наш удел
Озаряет друг.
Скорбь и радость давних лет
Отозвались мне,
И минувшего привет
Слышу в тишине.
Лейся, мой ручей, стремись!
Жизнь уж отцвела;
Так надежды пронеслись;
Так любовь ушла.
Ах! то было и моим,
Чем так сладко жить,
То, чего, расставшись с ним,
Вечно не забыть.
Лейся, лейся, мой ручей,
И журчанье струй
С одинокою моей
Лирой согласуй.
Счастлив, кто от хлада лет
Сердце охранил,
Кто без ненависти свет
Бросил и забыл,
Кто делит с душой родной,
Втайне от людей,
То, что презрено толпой
Или чуждо ей.
Сердце дома. Сердце радо. А чему?
Тени дома? Тени сада? Не пойму.Сад старинный, всё осины — тощи, страх!
Дом — руины… Тины, тины что в прудах… Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..
Прах и гнилость… Накренилось… А стоит… Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?
Мертвой нищей логовище без печей… Ну как встанет, ну как глянет из окна:
«Взять не можешь, а тревожишь, старина! Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!
Любит древних, любит давних ворошить… Не сфальшивишь, так иди уж: у меня
Не в окошке, так из кошки два огня.Дам и брашна — волчьих ягод, белены…
Только страшно — месяц за год у луны… Столько вышек, столько лестниц — двери нет…
Встанет месяц, глянет месяц — где твой след?..»Тсс… ни слова… даль былого — но сквозь дым
Мутно зрима… Мимо… мимо… И к живым! Иль истомы сердцу надо моему?
Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…
С каждым днем, пятый месяц, ты все тоньше и тоньше,
Все нежней эта бледность, все острей этот взор…
Каждый день, пятый месяц, туалет свой не кончив,
Ты, ложась, изучаешь оттоманки узор…
И на нежные речи, и на нежные взгляды
Я не знаю иного отвечанья, как тишь —
Тишь цветущей запруды, тишь весенней прохлады,
Тишь, в которой ты столько уязвленья таишь…
А еще так недавно, в дни цветенья сирени,
В дни фиолевых флеров и лиловых сирен,
Ты, как белка пушиста, в золотом озареньи,
Мотыльчила по парку, напевая «Кармен»!..
Говорила так пылко, целовалась так славно,
Хохотала так звонко и смотрела светло!
Ты теперь еле дышишь… А еще так недавно
Было то, что, пожалуй, вовсе быть не могло!..