И я пленялся ложью сладкою,
Где смешаны добро и зло;
И я Джиокондовой загадкою
Был соблазнен, — но то прошло;
Я всех обманов не-таинственность,
Тщету измен разоблачил;
Я не раздвоенность — единственность
И простоту благословил.
Люблю улыбку нелукавую
На целомудренных устах
И откровенность величавую
В полумладенческих очах.
Люблю бестрепетное мужество
В пожатье девственной руки
И незапятнанное дружество
Без угрызенья и тоски.
Я рад тому, что ложью зыбкою
Не будет ваше «нет» и «да».
И мне Джиокондовой улыбкою
Не улыбнетесь никогда.
Отцвели — о, давно! — отцвели орхидеи, мимозы,
Сновиденья нагретых и душных и влажных теплиц.
И в пространстве, застывшем, как мертвенный цвет туберозы,
Чуть скользят очертанья поблекших разлюбленных лиц.
И бледнеют, и тонут в душе, где развалины дремлют,
В этой бездне, где много, где все пробегает на миг,
В переходах, где звукам их отзвуки, вторя, не внемлют,
Где один для меня сохранился немеркнущий лик.
Этот образ — в созвучии странном с душою моею,
В этом лике мы оба с тобою узнаем себя,
О, мечта, чьей улыбки ни ждать, ни желать я не смею,
Но кого я люблю, но кого вспоминаю, любя.
Я люблю с безупречною нежностью духа и брата,
Я люблю, как звезду отдаленная любит звезда,
Как цветок, что еще не растратил в душе аромата,
Я с тобой — я люблю — я с тобой — разлучен — навсегда.
Тебе в молчании я простираю руку
И детских укоризн в грядущем не страшусь.
Ты втайне поняла души смешную муку,
Усталых прихотей ты разгадала скуку;
Мы вместе — и судьбе я молча предаюсь.Без клятв и клеветы ребячески-невинной
Сказала жизнь за нас последний приговор.
Мы оба молоды, но с радостью старинной
Люблю на локон твой засматриваться длинный;
Люблю безмолвных уст и взоров разговор.Как в дни безумные, как в пламенные годы,
Мне жизни мировой святыня дорога;
Люблю безмолвие полунощной природы,
Люблю ее лесов лепечущие своды,
Люблю ее степей алмазные снега.И снова мне легко, когда, святому звуку
Внимая не один, я заживо делюсь;
Когда, за честный бой с тенями взяв поруку,
Тебе в молчании я простираю руку
И детских укоризн в грядущем не страшусь.
Ничто не бессмертно, не прочно
Под вечно-изменной луной,
И все расцветает и вянет,
Рожденное бедной землей.
И прежде нас много веселых
Любило и пить и любить:
Нехудо гулякам усопшим
Веселья бокал посвятить.
И после нас много веселых
Полюбят любовь и вино,
И в честь нам напенят бокалы,
Любившим и пившим давно.
Теперь мы доверчиво, дружно,
И тесно за чашей сидим.
О дружба, да вечно пылаем
Огнем мы бессмертным твоим!
Собирая любимых в путь,
Я им песни пою на память —
Чтобы приняли как-нибудь,
Что когда-то дарили сами.
Зеленеющею тропой
Довожу их до перекрёстка.
Ты без устали, ветер, пой,
Ты, дорога, не будь им жёсткой!
Туча сизая, слёз не лей, —
Как на праздник они обуты!
Ущеми себе жало, змей,
Кинь, разбойничек, нож свой лютый.
Ты, прохожая красота,
Будь весёлою им невестой.
Потруди за меня уста, —
Наградит тебя Царь Небесный!
Разгорайтесь, костры, в лесах,
Разгоняйте зверей берложьих.
Богородица в небесах,
Вспомяни о моих прохожих!
Живого или мертвого
Жди меня двадцать четвертого,
Двадцать третьего, двадцать пятого —
Виноватого, невиноватого.
Как природа любит живая,
Ты люби меня не уставая…
Называй меня так, как хочешь:
Или соколом, или зябликом.
Ведь приплыл я к тебе корабликом —
Неизвестно, днем иди ночью.
У кораблика в тесном трюме
Жмутся ящики воспоминаний
И теснятся бочки раздумий,
Узнаваний, неузнаваний…
Лишь в тебе одной узнаю
Дорогую судьбу свою.
Проклинайте молодость,
Осуждайте девственность, —
Мне в пороке холодно,
Я люблю естественность:
Небо и воды,
Пещерные своды,
Все раздолье природы.
Не хочу я радостей
Духа бестелесного,
Счастлив я сладостью
Земного, известного.
Люблю я сказки,
Заката краски,
Любовные ласки.
О дети заблудшие
Мира бездольного,
Что в мире лучшее
Звона колокольного
В туманной тени
Ночи весенней,
В час молений.
Я нашел наконец пустынника.
Вы знаете, как трудно найти
пустынника здесь, на земле.
Просил я его, укажет ли
он путь мой и примет ли
он благосклонно мои труды?
Он долго смотрел и спросил,
что у меня есть самое любимое?
Самое дорогое? Я отвечал:
«Красота».- «Самое любимое
ты должен оставить».- «Кто
заповедал это?» — спросил я.
«Бог», — ответил пустынник.
Пусть накажет меня Бог —
я не оставлю самое прекрасное,
что нас приводит
к Нему.
Монастыри в предгориях глухих,
Наследие разбойников морских,
Обители забытые, пустые, -
Моя душа жила когда-то в них:
Люблю, люблю вас, келии простые,
Дворы в стенах тяжелых и нагих,
Валы и рвы, от плесени седые,
Под башнями кустарники густые
И глыбы скользких пепельных камней,
Загромоздивших скаты побережий,
Где сквозь маслины кажется синей
Вода у скал, где крепко треплет свежий,
Соленый ветер листьями маслин
И на ветру благоухает тмин!
Я писал ей вчера, — робко, слезно просил,
Если можно, зайти вечерком —
Потому что забыт, потому что нет сил,
Потому что я плачу тайком.
И я знал, что она приласкает, я знал,
Что не будет фальшивым порыв.
Ах, от сердца письмо — это к счастью сигнал,
На него не ответить — разрыв.
…Не пришла, — побоялась… Чего же, чего?
Откровенно любить и… спасти?
Душно… слезы… люблю… все пройдет… ничего…
Пошутила… ошибся… прости…
Развившись, волос поредел,
Когда я молод был,
За стольких жить мой ум хотел,
Что сам я жить забыл.Любить хотел я, не любя,
Страдать — но в стороне,
И сжег я, молодость, тебя
В безрадостном огне.Так что ж под зиму, как листы,
Дрожишь, о сердце, ты…
Гляди, как черная груда
Под саваном тверда.А он уж в небе ей готов,
Сквозной и пуховой…
На поле белом меж крестов —
Хоть там найду ли свой?.. Год написания: без даты
М. М. М.Я песни слагаю во славу твою
Затем, что тебя я безумно люблю,
Затем, что меня ты не любишь.
Я вечно страдаю и вечно грущу,
Но, друг мой прекрасный, тебя я прощу
За то, что меня ты погубишь.
Так раненный в сердце шипом соловей
О розе-убийце поет всё нежней
И плачет в тоске безнадежной,
А роза, склонясь меж зеленой листвы,
Смеется над скорбью его, как и ты,
О друг мой, прекрасный и нежный.
Молот жизни, на плечах мне камни дробя,
Так мучительно груб и тяжел,
А ведь, кажется, месяц еще не прошел,
Что я сказками тешил себя…
Те, скажи мне, завянуть успели ль цветы,
Что уста целовали, любя,
Или, их обогнав, улетели мечты,
Те цветы… Я не знаю: тебя
Я люблю или нет… Не горит ореол
И горит — это ты и не ты,
Молот жизни мучительно, адски тяжел,
И ни искры под ним… красоты…
А ведь, кажется, месяц еще не прошел.
С.В. Рахманинову
Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада — в любви…
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам…
Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят, нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим…
Sие lиеbtеn sиch bеиdе, doch kеиnеr
Wollt’еs dеm andеrn gеstеh’n.
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи
Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали;
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Мы долго и много друг друга любили,
Но в добром согласье и мире мы жили,
И часто мы в «Мужа с Женою» играли,
Но ссоры и драки совсем мы не знали.
И тешились вместе, и вместе смеялись,
И нежно ласкались, и все целовались,
И, в жмурки играя, из детской забавы,
Зашли мы далеко, в леса и дубравы…
И спрятаться так хорошо мы успели,
Что после друг друга найти не сумели.
Ни меня не любили они, ни любви моей к ним,
Ни поющих стихов, им написанных в самозабвенье.,
Потому что, расставшись со мной, не окончили дни,
Жить остались они и в других обрели утешенье…
Пусть, живя у меня, никогда не свершали измен,
Но зачем же расстаться с поэтом сумели так просто?
Ах, о том ли я грезил при встречах и в каждом письме,
Очаровываясь милой новою женщиной вдосталь?
О, никем никогда вечно любящий незаменим:
Не утратила смысла старинная верность «до гроба»…
Ни меня не любили они, ни стихов моих к ним,
Ни боязни разлук… Но и я не, любил их, должно быть!
В ночах есть чара искони,
Издревле любятся впотьмах.
Закрой глаза. Усни. Усни.
Забудь, что в мире дышет страх.
Я древний перстень снял с перста,
Им мысль скрепляю как венцом.
Ужь ты не та. Не та. Не та.
Мы вместе скованы кольцом.
Мерцает в перстне халцедон,
И холодеешь ты во сне.
В тебе чуть внятный звездный звон.
Предайся мне. Лишь мне. Лишь мне.
Заветный камень волкоок,
В себя вобрал всю власть Луны.
Люби. Люби. Твой сон глубок.
Люби. Мы все любить должны.
Ani MartinКак тебя она любит! как тобою любима!
Вы — как два дьяволенка! вы — как два серафима!
Вы — всегдашние дети моря, леса и поля!
Вы — художницы чувства! вы свободны, как воля!
Мне она полюбилась, став навеки моею.
То возлюблено мною, что возлюблено ею.
Раз тебя она любит, — мне близка поневоле
Ты, подруга любимой, дочь природы и воли.
Раз меня она любит, — ты меня полюбила.
Это есть, это будет, как всегда это было.
Мы всегда были вместе, мы всегда были трое:
В дни развала Помпеи, в дни падения Трои.
Так не бойся при встрече целовать меня смело:
Ты, ее полюбивши, стать мне близкой сумела!
Застонал от сна дурного
И проснулся тяжко скорбя:
Снилось мне — ты любишь другого
И что он обидел тебя.Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.Ах, наверно, таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам тёмным,
Как по руслам высохших рек.Вот, стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть и знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.Он обидел тебя, я знаю,
Хоть и было это лишь сном,
Но я всё-таки умираю
Пред твоим закрытым окном.
Я видел смерть; она сидела
У тихого порога моего.
Я видел гроб; открылась дверь его:
Туда, туда моя надежда полетела…
Умру — и младости моей
Никто следов пустынных не заметит,
И взора милого не встретит
Последний взор моих очей.
Прости, печальный мир, где темная стезя
Над бездной для меня лежала,
Где жизнь меня не утешала,
Где я любил, где мне любить нельзя!
Небес лазурная завеса,
Любимые холмы, ручья веселый глас,
Ты утро — вдохновенья час,
Вы, тени мирные таинственного леса,
И все — прости в последний раз.
Восходящее Солнце, умирающий Месяц,
Каждый день я люблю вас и жду.
Но сильнее, чем Месяц, и нежнее, чем Солнце,
Я люблю Золотую Звезду.
Ту звезду золотую, что мерцает стыдливо
В предрассветной мистической мгле,
И в молчаньи вечернем, холодна и прекрасна,
Посылает сияние Земле.
Тем, кто днем утомился и враждой и заботой,
Этот блеск о любви говорит,
Для того, кто во мраке тосковал беспросветно,
Он с высот упованьем горит.
Оттого так люблю я ту Звезду-Чаровницу
Я живу между ночью и днем,
От нее мое сердце научилося брезжить
Не победным, но нежным огнем.Год написания: без даты
Мы о войнах не мечтаем,
Мир нам дорог, словно честь,
Но зениток в нашем крае
Сколько надо — столько есть! Всегда готовы защитить
Родину любимую
Советские
Ракетные —
Войска непобедимые.В день грядущий смотрим смело,
Все сумели мы учесть,
И ракетчиков умелых
Сколько надо — столько есть! Всегда готовы защитить
Родину любимую
Советские
Ракетные —
Войска непобедимые.И ракет, как говорится,
Есть у нас не пять, не шесть…
Да к чему считать трудиться?
Сколько надо — столько есть! Всегда готовы защитить
Родину любимую
Советские
Ракетные —
Войска непобедимые.
Ты мне говоришь, что как женщина я,
Что я рассуждать не умею,
Что я ускользаю, что я как змея, —
Ну, что же, я спорить не смею.
Люблю по-мужски я всем телом мужским,
Но женское сердцу желанно,
И вот отчего, рассуждая с другим,
Я так выражаюсь туманно
Я женщин, как высшую тайну люблю,
А женщины любят скрываться,
И вот почему я не мог, не терплю
В заветных глубинах признаться.
Но весь я прекрасен, дышу, и дрожу,
Мне жаль, что тебя я печалю.
Приблизься, тебе я всю правду скажу, —
А может быть только ужалю.Год написания: без даты
Тот город, мной любимый с детства,
В его декабрьской тишине
Моим промотанным наследством
Сегодня показался мне.
Всё, что само давалось в руки,
Что было так легко отдать:
Душевный жар, молений звуки
И первой песни благодать —
Всё унеслось прозрачным дымом,
Истлело в глубине зеркал…
И вот уж о невозвратимом
Скрипач безносый заиграл.
Но с любопытством иностранки,
Плененной каждой новизной,
Глядела я, как мчатся санки,
И слушала язык родной.
И дикой свежестью и силой
Мне счастье веяло в лицо,
Как будто друг от века милый
Всходил со мною на крыльцо.
Как мучительно думать о счастьи былом,
Невозвратном, но ярком когда-то,
Что туманная вечность холодным крылом
Унесла, унесла без возврата.
Это счастье сулил мне изнеженный Лель,
Это счастье сулило мне лето.
О, обманчивый голос! певучая трель!
Ты поешь и не просишь ответа!
Я любил и люблю, не устану любить.
Я по-прежнему стану молиться.
Ты, прекрасная, можешь поэта забыть
И своей красотой веселиться.
А когда твои песни польются вдали
Беспокойной, обманчивой клятвой,
Вспомню я, как кричали тогда журавли
Над осенней темнеющей жатвой.23 сентября 189
8.
Петербург
Что годы —
Что годы — дым кипучести
Да ветряная рысь.
Но с этою
Но с этою летучестью
Мне радостно
Мне радостно нестись,
Всему —
Всему — неуловимое
Свое дано в судьбе,
И там наше
И там наше любимое
Где верны
Где верны мы себе.
Грозою
Грозою закаленные,
Сражаясь за поля,
Буденновкой
Буденновкой зеленою
Гордятся
Гордятся тополя.
Покой хорош —
Покой хорош — отпетому,
Покой хорош — отпетому, А буря — кораблю,
Наверное,
Наверное, поэтому
Я — конницу
Я — конницу люблю.
Люблю я приют ваш печальный,
И вечер деревни глухой,
И за летом благовест дальный,
И кровлю, и крест золотой.Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар,
И тесного, тихого круга
Не раз долитой самовар.Люблю я на тех посиделках
Старушки чепец и очки;
Люблю на окне на тарелках
Овса золотые злачки; На столике близко к окошку
Корзину с узорным чулком,
И по полу резвую кошку
В прыжках за проворным клубком; И милой, застенчивой внучки
Красивый девичий наряд,
Движение бледненькой ручки
И робко опущенный взгляд; Прощанье смолкающих пташек
И месяца бледный восход,
Дрожанье фарфоровых чашек
И речи замедленный ход; И собственной выдумки сказки,
Прохлады вечерней струю
И вас, любопытные глазки,
Живую награду мою!
Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
О Русь — малиновое поле
И синь, упавшая в реку, —
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.
И не отдам я эти цепи,
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
Больше чем можно,
больше чем надо —
будто
поэтовым бредом во сне навис —
комок сердечный разросся громадой:
громада любовь,
громада ненависть.
Под ношей
ноги
шагали шатко —
ты знаешь,
я же
ладно слажен —
и все же
тащусь сердечным придатком,
плеч подгибая косую сажень.
Взбухаю стихов молоком
— и не вылиться —
некуда, кажется — полнится заново.
Я вытомлен лирикой —
мира кормилица,
гипербола
праобраза Мопассанова.
За горами, песками, морями —
Вечный край благовонных цветов,
Где, овеяны яркими снами,
Дремлют розы, не зная снегов.Но красы истомленной молчанье
Там на всё налагает печать,
И палящего солнца лобзанье
Призывает не петь, а дышать.Восприяв опьянения долю
Задремавших лесов и полей,
Где же вырваться птичке на волю
С затаенною песнью своей? И сюда я, где сумрак короче,
Где заря любит зорю будить,
В холодок вашей северной ночи
Прилетаю и петь и любить.Апрель 1891
Днем вершу я дела суеты,
Зажигаю огни ввечеру.
Безысходно туманная — ты
Предо мной затеваешь игру.
Я люблю эту ложь, этот блеск,
Твой манящий девичий наряд.
Вечный гомон и уличный треск,
Фонарей убегающий ряд.
Я люблю, и любуюсь, и жду
Переливчатых красок и слов.
Подойду и опять отойду
В глубины протекающих снов.
Как ты лжива и как ты бела!
Мне же по сердцу белая ложь…
Завершая дневные дела,
Знаю — вечером снова придешь.5 апреля 1902
Я думал, что умру сегодня к ночи,
Но, слава богу, нет! Я жив и невредим, —
Недаром надо мной Твои сияли очи,
И крылья простирал стокрылый серафим.
Ты, Щедрая, царила в сердце знойном,
Увы, забывшем сладости весны,
И так задумчиво, задумчиво спокойно
Навеяла безоблачные сны…
Но лучше умереть во мраке без надежды,
Чем мучиться, любя и не любя,
Пусть вечный сон сомкнет навеки вежды,
Убив мечты, страданье и Тебя!..17–18 декабря 1898
О верю, верю, счастье есть!
Еще и солнце не погасло.
Заря молитвенником красным
Пророчит благостную весть.
О верю, верю, счастье есть.
Звени, звени, златая Русь,
Волнуйся, неуемный ветер!
Блажен, кто радостью отметил
Твою пастушескую грусть.
Звени, звени, златая Русь.
Люблю я ропот буйных вод
И на волне звезды сиянье.
Благословенное страданье,
Благословляющий народ.
Люблю я ропот буйных вод.
Говорят, мой голос звонок,
Говорят, мой волос тонок, —
Что красавец я;
Говорят, я злой ребенок, —
Бог им в том судья! Мне сулят во всём удачу,
Судят, рядят наудачу, —
Кто их разберет!
А не знают, как я плачу
Ночи напролет.«Он дитя» — меня балуют,
«Он дитя» — меня целуют.
Боже мой! Оне
И не знают, что волнуют,
Мучат всё во мне.Целовал бы, да не смею,
Прошептал бы, да робею,
Этим всё гублю…
А давно сказать умею:
«Я люблю! люблю!»