В поле жара,
В роще жара.
Туча на небе висит, как гора.
Рвут ребятишки в овраге малину,
Сыплют в корзину.
Вдруг померкло кругом:
Грянул гром, гром, гром,
Прокатилось за бугром.
Ванька под рябину,
Санька под осину.
Манька под калину
Спрятала малину.
Треснуло небо на две половины.
Блещет гроза,
Слепнут глаза.
Стукнулась Маньке в лоб стрекоза,
Ветром с сучка
Сдуло жучка.
Дождик кап, дождик кап,
Дождик кап, кап, кап, кап, кап.
Хлынуло, грянуло,
Солнышко глянуло.
Дождик какой,
Золотой, золотой.
Ах, дождик какой,
С старой елки льет рекой.
У Маньки с Аленкой
Промокли юбчонки,
У Ваньки, у Мишки
Промокли штанишки.
А жуки да комары
Все до нитки мокры.
Позвони мне, позвони,
Позвони мне, ради Бога.
Через время протяни
Голос тихий и глубокий.
Звезды тают над Москвой.
Может, я забыла гордость.
Как хочу я слышать голос,
Как хочу я слышать голос,
Долгожданный голос твой.
Без тебя проходят дни.
Что со мною, я не знаю.
Умоляю — позвони,
Позвони мне — заклинаю,
Дотянись издалека.
Пусть над этой звездной бездной
Вдруг раздастся гром небесный,
Вдруг раздастся гром небесный,
Телефонного звонка.
Если я в твоей судьбе
Ничего уже не значу,
Я забуду о тебе,
Я смогу, я не заплачу.
Эту боль перетерпя,
Я дышать не перестану.
Все равно счастливой стану,
Все равно счастливой стану,
Даже если без тебя!
Я — инок темный —
Нищ и гол;
Мне был глагол,
Как гром
Огромный, —
Когда, качая воздух,
Дол,
Взошел
На тверди облак
Громный:
— «Я —
Двери душ;
И Я
Твой дом!
— Исполни
Мой завет
Небесный!»
Я — лавь
Испуганная —
Зрел:
Из молний
Вышел муж
Чудесный…
Он длань
Простер
И очи мне
Пронзил и жег
Пернатым светом.
Со мною — Бог!
Я, — как в огне!
Внемлю пророческим
Заветам.
Своим всклокоченным
Крылом
Он проогнил
Моря и суши, —
И молнил свет,
И полнил гром —
Мои растерзанные
Уши…
Я — бледен, голоден
И бос:
Живу,
Таясь, как зверь,
В пещере…
Жду:
В ослепленный мир
Христос —
Откроет огненные
Двери…
Гром, старый гром обыкновенный
Над городом загрохотал.
— Кустарщина! — сказал военный,
Махнул рукой и зашагал.И даже дети не смутились
Блеснувших молний бирюзой.
Они под дождиком резвились,
Забыв, что некогда крестились
Их деды под такой грозой.И празднично деревья мокли
В купели древнего Ильи,
Но вдруг завыл истошным воплем
Сигнал тревоги, и вдалиЗенитка рявкнула овчаркой,
Снаряд по тучам полыхнул,
Так неожиданно, так жарко
Обрушив треск, огонь и гул.— Вот это посерьезней дело! —
Сказал прохожий на ходу,
И все вокруг оцепенело,
Почуя в воздухе беду.В подвалах схоронились дети,
Недетский ужас затая.
На молнии глядела я…
Кого грозой на этом свете
Пугаешь ты, пророк Илья?
Из бездны морской белоглавая встала
Волна, и лучами прекрасного дня
Блестит, подвижная громада кристалла,
И тихо, качаясь, идет на меня.
Вот, словно в раздумьи, она отступила,
Вот берег она под себя покатила
И выше сама поднялась, и падет;
И громом, и пеной пучинная сила,
Холодная, бурно меня обхватила,
Кружит, и бросает, и душит, и бьет,
И стихла. Мне любо. Из грома, из пены
И холода — легок и свеж выхожу,
Живее мои выпрямляются члены,
Вольнее дышу, веселее гляжу
На берег, на горы, на светлое море.
Мне чудится, словно прошло мое горе,
И юность такая ж, как прежде была,
Во мне встрепенулась, и жизнь моя снова
Гулять, распевать, красоваться готова
Свободно, беспечно — резва, удала.
В тот самый день, когда твои созвучья
Преодолели сложный мир труда,
Свет пересилил свет, прошла сквозь тучу туча,
Гром двинулся на гром, в звезду вошла звезда.
И яростным охвачен вдохновеньем,
В оркестрах гроз и трепете громов,
Поднялся ты по облачным ступеням
И прикоснулся к музыке миров.
Дубравой труб и озером мелодий
Ты превозмог нестройный ураган,
И крикнул ты в лицо самой природе,
Свой львиный лик просунув сквозь орган.
И пред лицом пространства мирового
Такую мысль вложил ты в этот крик,
Что слово с воплем вырвалось из слова
И стало музыкой, венчая львиный лик.
В рогах быка опять запела лира,
Пастушьей флейтой стала кость орла,
И понял ты живую прелесть мира
И отделил добро его от зла.
И сквозь покой пространства мирового
До самых звезд прошел девятый вал…
Откройся, мысль! Стань музыкою, слово,
Ударь в сердца, чтоб мир торжествовал!
Туда, во мглу Небытия,
Ты безвременным, мертвым комом
Катилась, мертвая земля,
Над собирающимся громом.
И словно облак обволок
Порядок строя мирового,
И презирающий зрачок,
И прорастающее слово.
Толчками рухнувших Мессин,
Провалом грешной Мартиники
Среди неузнанных руин
Приподымался смысл великий.
Развили грозные огни
Все беспокойней, все нестройней —
Нечеловеческие дни,
Нечеловеческие бойни…
И я к груди земли приник
И понял: в гром землетрясений
Склоняет исполинский лик
Из дней глаголющий нам Гений.
Он — Справедливый Судия. —
Мерцая мрачным приговором,
Давно смятенного меня
Опламенил глухим прозором.
И видел там, за громом битв
Восстанье Светлого Завета
В волне рыданий и молитв
И набегающего Света.
И ныне знаю: морок злой
Нас обуявших ослеплений
Перегорит, как ветхий слой,
И Солнце спустится, как гений, —
И громовая полоса,
Огнем палящая глазницы, —
Далекий грохот колеса
Золотордяной колесницы.
Мария Моревна, Мария Моревна,
Прекрасная ты королевна!
Дочь Моря ли ты? Ты богиня ли Лада?
Мария Моревна, услада!
Глаза твои светлы, глаза твои чудны,
Одежды твои изумрудны.
Зовут Ненаглядной тебя Красотою,
С косою твоей золотою.
Бессмертный Кощей на тебя покусился,
Похитил, с царевною скрылся.
Но Ветер и Град с дождебрызжущим громом.
Упали над дьявольским домом.
Марии Моревне Кощей ли желанен?
Он змейно-уродливо-странен.
И Ворон, и Сокол, с Орлом, все на Змея,
Царевну спасли от Кощея.
Чу, Буря хохочет, чу, Гром как грохочет,
Весь мир без тебя быть не хочет.
Уж очень мы были бы темно-плачевны
Без нашей Марии Моревны.
Мария Моревна, Мария Моревна,
Прекрасная ты королевна!
Ты мир золотишь светоносностью взгляда,
Мария Моревна, услада!
Благо проповедать Бога
И всегда вещать о Нем,
Что премудрость, сила многа,
Истина и благость всем
Зрится во вселенной чудной;
Ночью славен Он и днем, —
И Ему от арфы сладкострунной
Мой да раздается гром.
Возвеличил меня сильно
Во твореньях Он своих.
В краткий век мой изобильно
Насладяся я благих,
Веселюся в вечер лунной
Чудных дел Его умом, —
И Ему от арфы сладкострунной
Мой да раздается гром.
Муж безумный благ не знает,
Див не разумеет сих
И, трава как, увядает
В мрачных помыслах своих;
Но я верю в Промысл чудной:
Был моим Он ввек щитом, —
И Ему от арфы сладкострунной
Мой да раздается гром.
Все враги мои погибнут, —
Господи! Твои враги.
Злы дела их в ров низринут,
Вознесутся же благи.
В старости маститой, мудрой
Правда возблестит челом, —
И Тебе от арфы сладкострунной
Мой да раздается гром.
Я взгляну презренным оком
На противников моих.
Как в лукавствии глубоком,
Во глумленьи скажут их:
«Феникс, праведник подспудной,
Кедр из праха взрос вновь холм».
И Тебе от арфы сладкострунной
Мой да раздается гром.
Насажденны в дому Бога
Доблести из тли взойдут:
Честность, мудрость, вера строга
В царстве росском процветут,
И промчится глас повсюдной:
Прав Бог! нет неправды в Нем!
И Тебе от арфы сладкострунной
Мой да раздается гром.
Орлы и львы соединились,
Героев храбрых полк возрос,
С громами громы помирились,
Поцеловался с Шведом Росс.
Сияньем Север украшайся,
Блистай Петров и Карлов дом;
Екатерина утешайся
Под лаврами олив плодом.
Да будет днесь благословенна
Двух северных держав чета,
Союзом вечным сопряженна,
И дружба их вовек свята.
Сияньем Север украшайся,
Блистай Петров и Карлов дом;
Екатерина утешайся
Под лаврами олив плодом.
Раздор и злоба удалися,
По бранях царствуй тишина,
С геройством нежность обоймися
И водворись в зиме весна.
Сияньем Север украшайся,
Блистай Петров и Карлов дом;
Екатерина утешайся
Под лаврами олив плодом.
1790
Когда распускаются легкие маки
И светлы деревья зеленые знаки,
Когда от земли отрываются злаки,
Когда бы то ни было, — ты мне знакомо,
Средь трав и раскатов далекого грома
Упрямое чувство любимого дома.
Когда по дорогам раскинутся лужи,
Окутает изморозь тальники стужей,
Листву непролазные ветры закружат…
Когда бы то ни было, — ты мне знакома,
Совсем человечья надобность дома.
Когда вдруг по лунному холоду ночи
Улягутся вьюги разорванной клочья
И выступит звезд надо мной многоточье.
Когда бы то ни было, — ты мне знакомо,
Среди тишины и снарядного грома
Бессмертное чувство любимого дома.
Довольно битвы мчался гром,
Тупился меч окровавленный,
И смерть погибельным крылом
Шумела грозно над вселенной!
Свершилось… взорами царей
Европы твердый мир основан;
Оковы свергнувший злодей
Могущей бранью снова скован.
Узрел он в пламени Москву —
И был низвержен ужас мира,
Покрыла падшего главу
Благословенного порфира,
И мглой повлекся окружен;
Притек и с буйной вдруг изменой
Уж воздвигал свой шаткий трон.,
И пал отторжен от вселенной.
Утихло все.— Не мчится гром,
Не блещет меч окровавленный,
И брань погибельным крылом
Не мчится грозно над вселенной.
Хвала, о юноша герой!
С героем дивным Альбиона
Он верных вел в последний бой
И мстил за лилии Бурбона.
Пред ним мятежных гром гремел,
Текли во след щиты кровавы;
Грозой он в бранной мгле летел
И разливал блистанье славы.
Его текла младая кровь,
На нем сияет язва чести:
Венчай, венчай его, любовь!
Достойный был он воин мести.
Как рано собралися тучи,
И загремел над вами гром!
Удел печали, слез горючих
Как рано вам уже знаком! Я видел ваш восток прелестный,
Был ясен тихий ваш рассвет,
И вам с улыбкою небесной
Младая жизнь несла привет.Сиял безбрежный мир лазури,
Всё было радостно кругом,
Но в тишине сбирались бури
И зарождался скрытый гром.Вот тучи дружною толпою
Поднялись медленно с земли
И небо черной пеленою
Со всех сторон заволокли, Сошлися, — гром по ним катится,
Мрак потопил небесный свет,
Перун блестит — куда укрыться?
Приюта нет, приюта нет! Но успокойтесь, упованье!
То благодатная гроза,
И облегчает нам страданье
Печали горькая слеза.Не всё реветь свирепой буре, —
Наступит снова ясный день,
И облака слетят с лазури,
Как перед утром ночи тень.Хоть труден жизни путь тернистый
И бремя тяжкого креста —
Идите смело с верой чистой,
С любовью чистой во Христа!
Над глухим болотом буря развернулась!
Но молчит болото, ей не отвечает,
В мох оно оделось, в тину завернулось,
Только стебельками острых трав качает.
Восклицает буря: «Ой, проснись, болото!
Проступи ты к свету зыбью и сверканьем!
Ты совсем иное испытаешь что-то
Под моим могучим творческим дыханьем.
Я тебя немного, правда, взбаламучу,
Но зато твои я мертвенные воды
Породню, чуть только опрокину тучу,
С влагою небесной, с детищем свободы!
Дам тебе вздохнуть я! Свету дам трясине!
Гром мой, гром веселый, слышишь, как хохочет!»
Но молчит болото и, погрязши в тине,
Ничего иного вовсе знать не хочет.
«Дружба — дружбой, а служба — службой» —
Поговорка-то золотая,
Да бывает так, что без нужды
Изо рта она вылетает.
Чуть ругнут тебя на все корки,
Гром — за дело ль, без дела ль — грянет,
Под удобную поговорку,
Как под крышу, спрячутся дряни.
Как под зонтиком в непогоду,
Будут ждать под ней хоть полгода,
С бывшим другом играя в прятки,
Пока вновь не будешь «в порядке».
Упрекнешь их — ответят тут же:
«Дружба — дружбой, а служба — службой».
Срам прикроют листиком шутки
И пойдут, встряхнувшись, как утки.
Снова — ты им за дорогого,
Снова — помнят дорогу к дому,
Долго ль, коротко ль? — До другого
Им послышавшегося грома.
Не в одной лишь дружбе накладны
Эти маленькие иуды;
Что дружить не умеют — ладно,
Да ведь служат-то тоже худо!
Вот она, в сверканье новых дней!
Вы слыхали что-нибудь о ней?
Вы слыхали, как гремит она,
Выбив из любого валуна
Звон и гром, звон и гром?
Вы видали, как своим добром,
Золотом своим и серебром
Хвастается Ладога моя,
Вы слыхали близко соловья,
На раките, над речной водой?
Вы видали месяц молодой
Низко-низко — просто над волной?
Сам себе не верит: он двойной!
Вы видали Севера красу?
Костянику ели вы в лесу?
Гоноболь, чернику, землянику,
Ежевику? Мяли повилику?
Зверобой, трилистник, медуницу?
Сон снимали сказкой-небылицей?
С глаз сгоняли, как рукой?
Вы стояли над рекой
Луговой, достойной песни?..
Если нет и если, если
Вы отправитесь в дорогу,
Пусть стихи мои помогут
К нам прийти, в родимый край.
Так что знайте,
Так что знай…
Ужь давно, на гранях мира, заострился жгучий терн,
Ужь не раз завыли волки, эти псы, собаки Норн.
Мистар-Марр, созданье влаги, тяжко-серый конь
Валькирий
Опрокинул бочки грома, и низвергнул громы в мире.
Битва длится, рдяны латы, копья, шлемы, и щиты,
Меч о меч стучит, столкнувшись, ярки искры
Красоты.
Их тринадцать, тех Валькирий, всех из них
прекрасней Фрея,
Кравчий Асов, цвет и птица, лебедь белый и лилея.
Мистар-Марр гремит копытом, брызги молний—
чада мглы.
Быстро вороны промчались, реют с клекотом орлы.
На кровавой красной ткани судьбы выткала Сеанеита.
К пиру! В Вальгелль! Там сочтем мы, сколько
воинов убито.
Уж давно, на гранях мира, заострился жгучий терн,
Уж не раз завыли волки, эти псы, собаки Норн.
Мистар-Марр, созданье влаги, тяжко-серый конь
Валькирий
Опрокинул бочки грома, и низвергнул громы в мире.
Битва длится, рдяны латы, копья, шлемы, и щиты,
Меч о меч стучит, столкнувшись, ярки искры
Красоты.
Их тринадцать, тех Валькирий, всех из них
прекрасней Фрея,
Кравчий Асов, цвет и птица, лебедь белый и лилея.
Мистар-Марр гремит копытом, брызги молний —
чада мглы.
Быстро вороны промчались, реют с клекотом орлы.
На кровавой красной ткани судьбы выткала Сеанеита.
К пиру! В Вальгелль! Там сочтем мы, сколько
воинов убито.
Содрогаясь от мук, пробежала над миром зарница,
Тень от тучи легла, и слилась, и смешалась с травой.
Все труднее дышать, в небе облачный вал шевелится.
Низко стелется птица, пролетев над моей головой.Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь вдохновенья,
Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке,
Эту молнию мысли и медлительное появленье
Первых дальних громов — первых слов на родном языке.Так из темной воды появляется в мир светлоокая дева,
И стекает по телу, замирая в восторге, вода,
Травы падают в обморок, и направо бегут и налево
Увидавшие небо стада.А она над водой, над просторами круга земного,
Удивленная, смотрит в дивном блеске своей наготы.
И, играя громами, в белом облаке катится слово,
И сияющий дождь на счастливые рвётся цветы.
И туда — на грань Камчатки
Ты зашла для бранной схватки
Рать британских кораблей
И, пристав под берегами,
Яро грянули громами
Пришельцы из — за морей. И, прикрыт звериной кожей,
Камчадал на них глядит:
Гости странные похожи
На людей — такой же вид!
Только чуден их обычай:
Знать, не ведая приличий,
С злостью выехали в свет,
В гости едут — незнакомы,
И, приехав мечут громы
Здесь хозяевам в привет!
Огнедышащих орудий
Навезли — дымят, шумят!
‘А ведь все же это — люди’ —
Камчадалы говорят. — Камчадал! Пускай в них стрелы!
Ну, прицеливайся! Бей!
Не зевай! В твои пределы,
Видишь вторгнулся злодей, —
И дикарь в недоуменье
Слышит странное веленье:
‘Как? Стрелять? В кого? В людей?
И ушам своим не веря:
‘Нет, — сказал: — стрелу мою
Я пускаю только в зверя;
Человека я не бью’
Облака толпой косматой
По небу летят,
Ниве юной, полосатой
Бурею грозят,
Ветер дремлет над травою,
Воздух душен стал;
Гром за синею горою
Глухо застонал.
Что ж, дитя, ты приуныла,
Что глядишь в окно?
Думы ль вещей тайной силой
Сердце смущено?
Молний блеск тебя пугает
В темных небесах,
От окошка отгоняет
Суеверный страх.
О, склонись головкой нежной
Ты к груди моей ―
И в лицо грозе мятежной
Взглянем мы смелей…
Верь, гроза ― не разрушенье…
И во всем живом
Будит силы обновленья
Благодатный гром.
Верь, что завтра утром рано
Заблестят поля;
Я с тобой вот так же стану ―
Обниму тебя…
Движется нахмуренная туча,
Обложив полнеба вдалеке,
Движется, огромна и тягуча,
С фонарем в приподнятой руке.
Сколько раз она меня ловила,
Сколько раз, сверкая серебром,
Сломанными молниями била,
Каменный выкатывала гром!
Сколько раз, ее увидев в поле,
Замедлял я робкие шаги
И стоял, сливаясь поневоле
С белым блеском вольтовой дуги!
Вот он — кедр у нашего балкона.
Надвое громами расщеплен,
Он стоит, и мертвая корона
Подпирает темный небосклон.
Сквозь живое сердце древесины
Пролегает рана от огня,
Иглы почерневшие с вершины
Осыпают звездами меня.
Пой мне песню, дерево печали!
Я, как ты, ворвался в высоту,
Но меня лишь молнии встречали
И огнем сжигали на лету.
Почему же, надвое расколот,
Я, как ты, не умер у крыльца,
И в душе все тот же лютый голод,
И любовь, и песни до конца!
В чьих жилах льется кровь героев,
Кто сердцем муж, кто духом росс —
Тот презри негу, роскошь, праздность,
Забавы, радость слабых душ!
Туда, где знамя брани веет,
Туда, где гром войны гремит,
Где воздух стонет, солнце меркнет,
Земля дымится и дрожит;
Где жизнь бледнеет и трепещет;
Где злобы, клятвы, ада дщерь,
Где смерть с улыбкой пожирает
Тьмы жертв и кровь их жадно пьет, —
Туда спеши, о сын России!
Разить бесчисленных врагов!
Как столп огня, палящий нивы,
Теки, стремись по их рядам!
Перуном будь, и стрелы грома
Бросай на них и всех губи!
Да в буре гнева глас промчится:
Умри, умри, России враг!
Губи! — Когда же враг погибнет,
Сраженный храбростью твоей,
Смой кровь с себя слезами сердца:
Ты ближних, братий поразил!
Было так — легенды говорят —
Миллиарды лет тому назад:
Гром был мальчиком такого-то села,
Молния девчонкою была.Кто мог знать — когда и почему
Ей сверкать и грохотать ему?
Честь науке — ей дано уменье
Выводить нас из недоуменья.Гром и Молния назначили свиданье
(Дата встречи — тайна мирозданья).
Мир любви пред ним и перед ней,
Только все значительно крупней.Грандиозная сияла высь,
У крылечка мамонты паслись,
Рыбаков артель себе на завтрак
Дружно потрошит ихтиозавра.Грандиозная течет вода,
Грандиозно все, да вот беда:
Соловьи не пели за рекой
(Не было же мелочи такой).Над влюбленными идут века.
Рановато их женить пока…
Сквозь круговорот времен домчась,
Наступил желанный свадьбы час.Пили кто знаком и незнаком,
Гости были явно под хмельком.
Даже тихая обычно зорька
Всех шумней кричит фальцетом: — Горько! Гром сидит задумчиво: как быть?
Может, надо тише говорить?
Молния стесняется — она,
Может, недостаточно скромна? — Пьем за новобрачных! За и за! -
Так возникла первая гроза.Молния блестит, грохочет гром.
Миллиарды лет они вдвоем… Пусть любовь в космическом пространстве
О земном напомнит постоянстве! Дорогая женщина и мать,
Ты сверкай, я буду грохотать!
Я как облако в миг равнодушного таянья,
Я храню еще отблеск последних лучей,
Но во мне уже нет ни надежд, ни раскаянья,
Ни тревоги земной, только холод отчаянья,
Тишь сознанья, что мне не сверкнуть горячей.
Я громами смеялся во мгле отдаления,
Я вкруг молнии пел перекличкой громов,
Я земных научил красоте исступления,
Свежей влагой поил и пески и растения,
Я был чудом для душных немых теремов.
Есть безгласность и тишь у преддверия Вечности,
Есть слова, что живут, но без речи, не тут.
Есть полет облаков, переливы их млечности,
Есть минутный восторг, есть покой Бесконечности,
И красивы цветы, что весною цветут.
Далеко, далеко, над высокими кручами,
Ходит ветер, туман собирая кругом.
Мир упьется созвучьями, снова — могучими,
Ходит ветер, и весело грезит он тучами.
Я над ветром. Один. Я забыл обо всем.
Эта птичка-невеличка,
По прозванью тии-вит,
Точно быстрая ресничка,
И мелькает и глядит.
„Тии-вит“ и „Тии-вити“,
Клювик дрогнул, клювик сжат.
На короткой тонкой нити
Две-три бусинки дрожат.
Эта птичка-невеличка,
С ней наверно ты знаком,
У нея гореть привычка
Алым малым огоньком.
В дни, когда все было внови,
Жизнь была как чудо чуд,
У нея три капли крови
Расцвели и все цветут.
Эта птичка знает чары,
Промелькнув огнем в кусте,
В небе выманить пожары,
Вызвать громы в высоте.
Чуть раздастся троекратно
„Тии-вити, тии-вит“,
Ветры встанут всеохватно,
Туча с молнией летит.
И, склонив головку влево,
Смотрит птичка тии-вит,
Как под звук ея напева
Дождь идет, и гром гремит.
Как Зарница по поднебесью гуляла,
Темной ночкой по широкому играла,
Ей возговорит на небе черна Хмара:
«Что ты рыщешь, Молонья — млада Зарница,
Темной ночкой, одинокой, молодица?
Что ты рыщешь, аль кого по свету ищешь?
Ан где же, молодица, твой хозяин?
Уж как был ни на пядень Гром неотступен,
А и ныне Громовик не громыхает.
Али братцу зла прилука прилучилась?
Али ладе стар милой друг принаскучил?»
Отвечает Молонья — млада Зарница:
«Ой же Хмара ты, Золовушка-сестрица!
Не прети мне по поднебесью гуляти,
Втихомолку по привольному играти!
Не буди ты государя — грозна братца!
Как доволи я со Громом нашаталась,
По весне ли со веселым наигралась:
Порезвился ярый впору, притомился,
И залег он в лютокаменных пещерах.
Да меня ль, младу, в надземье не пускает,
На постели со просонья обымает.
А потеха молодице утаиться,
Те железные затворы разомкнути,
По степи ли по широкой промелькнути,
С перекатной со звездой перемигнуться,
В тихих заводях зеркальных оглянуться!»
Что чин природы пременяет!
Куда ночная скрылась тень?
Кто мрак холодный прогоняет
И ночь преобращает в день?
Лазурны своды неба рдятся —
Там солнцев тысячи родятся
И изумленны взоры тмят;
Там в вихрях молнии блистают
И небеса от жару тают;
Там громы страшные гремят.
Не так ли в смертных громы мещет
В свирепом гневе божество?
Но там природа вся трепещет,
А здесь сияет торжество.
Там вихрь народы разметает;
Там всё спастися убегает
В дубравы темны, в сердце гор;
А здесь под пламенные своды
В веселии текут народы
Насытить любопытный взор.
И се под небесами слышно
Согласье стройно громких лир,
Россия торжествует пышно
Екатериной данный мир.
Восток чудится изумленный
И вопиет — Ужель вселенной
Избранны россы обладать? —
Но кто ж восстать на росса смеет,
Когда бесстрашный росс умеет
Ужасной молнией играть?
Первый гром прогремел.
Яркий блеск в синеве!
В теплом воздухе песни и нега;
Голубые цветки в прошлогодней траве
Показались на свет из-под снега.
Пригреваются стекла лучом золотым;
Вербы почки свои распустили;
И с надворья гнездо над окошком моим
Сизокрылые голуби свили!
Что за робкие гости! Чуть мимо идешь —
Торопливо головки поднимут,
Смотрят долго и зорко… Того только ждешь,
Что бедняжки приют свой покинут.
Как я рад им! Боюсь и окно отворять:
Все мне кажется, их испугаю;
Беззащитным созданьям легко помешать,
А легко ль им живется — я знаю.
Чуть окрасится небо полоской огня
И сквозь стекла рассвет забелеет —
Воркотнею своей они будят меня:
Посмотри, мол, как зорька алеет.
Стал уютней, светлей уголок мой теперь:
Этой кроткой семьи новоселье,
Может быть, после смут, и борьбы, и потерь
Предвещает мне мир и веселье!
С одной страны гром,
С другой страны гром,
Смутно в воздухе!
Ужасно в ухе!
Набегли тучи,
Воду несучи,
Небо закрыли,
В страх помутили! Молнии сверкают,
Страхом поражают,
Треск в лесу с перуна,
И темнеет луна,
Вихри бегут с прахом,
Полоса рвет махом,
Страшно ревут воды
От той непогоды.Ночь наступила,
День изменила,
Сердце упало:
Всё зло настало!
Пролил дождь в крышки,
Трясутся вышки,
Сыплются грады,
Бьют ветрограды.Все животны рыщут,
Покоя не сыщут,
Биют себя в груди
Виноваты люди,
Боятся напасти
И, чтоб не пропасти,
Руки воздевают,
На небо глашают: «О солнце красно!
Стань опять ясно,
Разжени тучи,
Слезы горючи,
Столкай премену
Отсель за Вену.
Дхнуть бы зефиром
С тишайшим миром! А вы, аквилоны,
Будьте как и оны:
Лютость отложите,
Только прохладите.
Побеги вся злоба
До вечного гроба:
Дни нам надо красны,
Приятны и ясны».
Царь Огненный Щит, на коне восьминогом,
Над миром поставленный богом Белбогом,
С Востока на Запад проходит свой путь.
И конь его — белый, и конь его — смелый,
Едва только, в знойностях, мир онемелый
Коня заприметит — и может вздохнуть.
Царь Огненный Щит выпивает все росы,
И сушит дороги, и жжет он откосы,
И влага восходит к нему из морей.
Но конь его, с каждою каплею влаги,
Все больше в себе ощущает отваги,
Растет восьминогой громадой своей.
Растет, подвигаясь по Небу с Востока,
Мгновеньями вспыхнет огромное око,
И огненный бросит над миром излом.
Растет, надвигаясь, и странно темнеет,
Меняется в цвете, густеет, чернеет,
И чу, под копытами рушился гром.
Царь Огненный Щит, вознесясь до зенита,
Замедлил, подумал, и глянул сердито,
Он поднял коня на дыбы, и глядит.
Вот дернул за повод, и грянули громы,
Для жаждущих — вниз сорвались водоемы,
И вдвое светлее Царь Огненный Щит.
Помни войну! Пусть далёка она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно:
Помнить всё то, что когда-то касалось всех нас.
Гром поездов. Гром лавин на осеннем Кавказе.
Падает снег. Ночью староста пьёт самогон.
Тлеет костёр. Партизаны остались без связи.
Унтер содрал серебро со старинных икон.
Помни войну! Стелет простынь нарком в кабинете.
Рота — ура! Коммунисты — идти впереди!
Помни войну! Это мы — ленинградские дети,
Прямо в глаза с фотографий жестоких глядим.
Тихо, браток. В печку брошены детские лыжи.
Русский народ роет в белой зиме блиндажи.
Тихо, браток. Подпусти их немного поближе —
Нам-то не жить, но и этим подонкам не жить.
Помни войну! Пусть далёка она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно:
Помнить всё то, что когда-то касалось всех нас.
Лицо его было как Солнце — в тот час когда Солнце в зените,
Глаза его были как звезды — пред тем как сорваться с Небес,
И краски из радуг служили как ткани, узоры, и нити,
Для пышных его одеяний, в которых он снова воскрес.
Кругом него рдянились громы в обрывных разгневанных тучах,
И семь золотых семизвездий как свечи горели пред ним,
И гроздья пылающих молний цветами раскрылись на кручах,
«Храните ли Слово»? — он молвил, — мы крикнули с воплем: «Храним».
«Я первый», он рек, «и последний», — и гулко ответили громы,
«Час жатвы», сказал Звездоокий. «Серпы приготовьте. Аминь».
Мы верной толпою восстали, на Небе алели изломы,
И семь золотых семизвездий вели нас к пределам пустынь.
1
Белая гвардия, путь твой высок:
Чёрному дулу — грудь и висок.
Божье да белое твоё дело:
Белое тело твоё — в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира — последний сон:
Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.
2
Кто уцелел — умрёт, кто мёртв — воспрянет.
И вот потомки, вспомнив старину:
— Где были вы? — Вопрос как громом грянет,
Ответ как громом грянет: — На Дону!
— Что делали? — Да принимали муки,
Потом устали и легли на сон.
И в словаре задумчивые внуки
За словом: долг напишут слово: Дон.
3
Волны и молодость — вне закона!
Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем.
Ветру веков доверяем снесть
Внукам — лихую весть:
Да! Проломилась донская глыба!
Белая гвардия — да! — погибла.
Но покидая детей и жён,
Но уходя на Дон,
Белою стаей летя на плаху,
Мы за одно умирали: хаты!
Перекрестясь на последний храм,
Белогвардейская рать — векам.
Есть в молодой моей отчизне
Былинные богатыри.
Их имена еще при жизни
Навеки входят в словари.
Есть на земле моей богатой
Невиданные города —
Неразрешимою загадкой
Они останутся всегда.
Какие грозы их взрастили
И кто им дал разбег такой?
Кто дал тебе такую славу,
Красавец гордый над Невой?
О, Ленина бессмертный город!
Суровой Балтики прибой!
Твой первый гром был залп «Авроры»,
И гром вчерашний — тоже твой.
Была в огне и в дыме осень,
Была голодная зима.
К тебе, преграды все отбросив,
Спешила Родина сама.
Мы знали: легче сдвинуть горы,
Из камня легче вырвать стон,
Чем одолеть тебя, который
Вождя величьем озарен!
Черны от злобы вражьи тучи —
Тем ближе наше торжество,
Тем громче слышатся, могучий,
Удары сердца твоего.