Гавриил Романович Державин - стихи про гром

Найдено стихов - 24

Гавриил Романович Державин

На гроб графа Петра Ивановича Панина

Прочь, враг отечества с нахмуренным челом!
Сему не прикасайся тлену:
Сокрыт в нем на измену
И на неправду гром.

1789

Здесь на измену скрыт
И на неправду гром.

Гавриил Романович Державин

К портрету Ломоносова

Се Пиндар, Цицерон, Виргилий, — слава Россов,
Неподражаемый, бессмертный Ломоносов.
В восторгах он своих где лишь черкнул пером,
От пламенных картин поныне слышен гром.

1779

Виргилий, Цицерон и Пиндар звучный Россов,
Неподражаемый здесь зрится Ломоносов.

Среди приятностей там весь парнасский гром.

Гавриил Романович Державин

К портрету адмирала Александра Ивановича Круза

Зря гром биющий в гром и в страшном бое Круза,
Пророчественная предвозвещает муза:
Где град Петров Екатеринин дух хранит, —
Остановись, Густав! на страже Бог стоит.

1790

Три дни он отражал
Себя сильнейший гром;
Густава с Карлом не пускал:
Спас град Петров и дом.

Громами отражая гром,
Он спас и град Петров и дом.

Густава с Карлом не впускал
И в град Петров и в дом.

Гавриил Романович Державин

На пророчества Симеона Полоцкого и Димитрия Ростовского

Когда Димитрий, Симеон,
Молясь, на небеса смотрели,
Господень осветился трон,
Полки небесных Сил воспели,
Повеял теплый майский ветр;
Небесны громы вострубили,
Волхвы российски возвестили:
«Рожденный отрок будет Петр,
Сотрет невежеству, внутри изменам выю;
Как громом, поразит и внешних он врагов
И просветит всее, как света бог, Россию».
Сбылся пророческий глас слов!

1791

Гавриил Романович Державин

Воинская песнь

По северу, по югу
Наш сиз орел парит:
Всему земному кругу
Шум крыл его грозит.
Ура вам, храбры войны,
Российские солдаты, —
Никем не победимы,
Никем не устрашимы!
Здоровье ваше пьем.

Хор.Звучи ты, трубный звон,
Блистай из пушек гром.
Ура! ура! ура!

Орел кидает громы
На Льва и на Луну:
Стамбулы и Стокгольмы,
Покорствуйте ему.
Ура вам, мудры вожди,
На суше генералы,
На море адмиралы,
Все русски офицеры!
Здоровье ваше пьем.

Хор.Звучи ты, трубный звон, и проч.

Орел под облаками
Своих не тратит прав;
Готов в когтях с громами
Противу всех держав.
Ура, Екатерина,
Как Петр неустрашима,
Как Соломон премудра,
Как небо милосерда!
Твое здоровье пьем.

Хор.Звучи ты, трубный звон,
Блистай, из пушек гром.
Ура! ура! ура!

Гавриил Романович Державин

Хор на шведский мир

Орлы и львы соединились,
Героев храбрых полк возрос,
С громами громы помирились,
Поцеловался с Шведом Росс.

Сияньем Север украшайся,
Блистай Петров и Карлов дом;
Екатерина утешайся
Под лаврами олив плодом.

Да будет днесь благословенна
Двух северных держав чета,
Союзом вечным сопряженна,
И дружба их вовек свята.

Сияньем Север украшайся,
Блистай Петров и Карлов дом;
Екатерина утешайся
Под лаврами олив плодом.

Раздор и злоба удалися,
По бранях царствуй тишина,
С геройством нежность обоймися
И водворись в зиме весна.

Сияньем Север украшайся,
Блистай Петров и Карлов дом;
Екатерина утешайся
Под лаврами олив плодом.

1790

Гавриил Романович Державин

Крестьянин и дуб

Рубил крестьянин дуб близ корня топором;
Звучало дерево, пускало шум и гром,
И листья на ветвях хотя и трепетали,
Близ корня видючи топор,
Но, в утешение себе, с собой болтали,
По лесу распуская всякий вздор. — И дуб надеялся на корень свой, гордился
И презирал мужичий труд;
Мужик же все трудился
И думал между тем: пускай их врут:
Как корень подсеку, и ветви упадут!

Рубил крестьянин дуб близ корня топором;
Звучало дерево, пускало шум и гром,
И листья на ветвях хотя и трепетали,
Близ корня видючи топор,
Но, в утешение себе, с собой болтали,
По лесу распуская всякий вздор. —

И дуб надеялся на корень свой, гордился
И презирал мужичий труд;
Мужик же все трудился
И думал между тем: пускай их врут:
Как корень подсеку, и ветви упадут!

Гавриил Романович Державин

Кантата на день военного ордена героям росским

Поправ своих злодеев,
Младый лобзая мир,
Россия средь трофеев
Своим героям пир
Меж лавров поставляет.
Екатерина к ним
Лицом своим сияет;
Петрополь наливает
Кипящи звезды им.

Ha арфе звонкострунной
Хор Муз им песнь поет;
Трубой златоперунной
В пространный Слава свет
Дела их повествует;
Простря безсмертный перст,
На них всем показует,
Звучит о них у звезд.

Сей с громом двигать стены
И побеждать учил,
И новой Карфагены
Он рок определил.

Сей с горстью тьмам встречался,
Как вихрь за прахом мчался,
Как буря грады рвал,
Пример вождям давал.

Сей, осторожным боем,
Прославился героем,
С жаленьем враг разил:
Оливы приносил.

Тот всю обтек вселенну,
Флот вражий истребил;
Тот, грудь поставя в стену,
Сей град оборонил.

Тот в море,
Тот в горах,
Тот в поле,
Тот в лесах
Противных поражали,
Вселенну удивляли.

Как туча, синея,
Приходит с полей,
Молния, рея,
Блистает струей;
И буря как яра
Черным крылом
Удар вслед удара
За громом шлет гром, —

Перуны по мракам
Секутся вокруг,
Bсе пламенным зраком
Зияет вам вдруг
И пенны громады
Волн кровью текут:
Рушатся грады,
Бездны ревут!
Топотом бурным
Конным, война
Треском перунным
Как ни страшна,
Но росским героям
И смерть ни во что,
Идут с покоем,
Велят им на что …

Гавриил Романович Державин

Венчание Леля

Колокол ужасным звоном
Воздух, землю колебал,
И Иван Великий громом
В полнощь, освещен, дрожал;
Я, приятным сном обятый
Макова в тени венца,
Видел: теремы, палаты,
Площадь Красного крыльца
Роем мальчиков летучим
Облелеяна кругом!
Лесом — шлемы их дремучим,
Латы — златом и сребром,
Копья — сталию блистали
И чуть виделись сквозь мглы;
Стаями сверх их летали
Молненосные орлы.
Но лишь солнце появилось
И затеплились кресты,
Море зыблюще открылось
Разных лиц и пестроты! —
Шум, с высот лиясь рекою,
Всеми чувствы овладел,
Своды храма, предо мною
Я отверстыми узрел.
Там в волнах толпы смятенной
В думе весь синклит стоял,
Я в душе моей стесненной
Некий ужас ощущал.
Но на троне там обширном.
Во священной темноте,
Вдруг в сиянии порфирном
Усмотрел на высоте
Двух я гениев небесных:
Коль бесчисленны красы!
Сколько нежностей прелестных!
Златоструйчаты власы;
Блеск сапфира, розы ранни
Их устен ланит, очес,
Улыбаясь, брали дани
С восхищенных тьмы сердец;
И один из них. венчаясь
Диадимою царей,
Ей чете своей касаясь,
Удвоялся блеском в ней.
Тут из окон самых верхних,
По сверкающим лучам,
Тени самодержцев древних.
Ниспустившися во храм,
Прежни лица их прияли
И сквозь ликов торжества
В изумленье вопрошали:
Кто такие божества.
Что, облекшись в младость смертных,
С кротостию скиптр берут,
На обширность стран несметных
Цепь цветочную кладут,
И весь Север вмиг пленили
Именем одним царя?
Громы дух мой пробудили:
Разглашалося «ура!» —
«Что такое сон мой значит? —
Я с собою размышлял:
Дух ликует, сердце скачет,
Отчего?» — Я сам не знал.
«Кто на царство так венчался?
Кто так души всех пленил?
Кем я столько восхищался,
Сладостные слезы лил?» —
После музы мне сказали,
Кто так светом овладел:
«Царь сердец, — они вещали, —
Бог любви, всесильный Лель».

Гавриил Романович Державин

Песнь Екатерине Великой

Увеселяя всюды взоры
В благополучьи ваших дней,
Составьте, Россы, громки хоры
Царице, матери своей.

Хор. Она народом обоженна,
Она монархами почтенна;
Неситесь, гласы, до небес,
Екатерининых чудес!

Из тмы Россию восхищати —
Петра Великаго труды;
Россию солнцем освещати —
Екатеринины плоды.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Где только взор она являет,
Чертог там слава зиждет свой;
Везде величество сияет,
Везде с ней царь или герой.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Когда прохладный сон лелеет
Полсвета под ея рукой,
Она покою не имеет,
Но бдит, ему дая покой.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Встают из пепла ея грады,
Текут сквозь сушу волны рек,
Цветут в пустынях вертограды,
Воскрес из мертвых человек!

Хор. Она народом обоженна и проч.

Она законы возвестила
Порок со жалостью карать,
И суд и милость совместила:
Она всех человеков мать.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Сыны отечества и дщери
Призренны ею в юных днях,
Торгам отверзты ею двери
В чужой и свой архипелаг.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Она науки ободряет,
Героев производит в свет;
Таланты, нивы удобряет,
Заслугам должну мзду дает.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Чтоб козни злобы усмирели,
Едва блеснула лишь мечем,
Эвксин, Дунай, Чесма взревели,
В восток и полдень грянул гром.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Врагам самим великодушна,
Судья царей, престолов честь;
Европа в буре ей послушна;
Рекла: да будет мир, — и есть!

Хор. Она народом обоженна и проч.

Царица Савская в почтенье
Взирала Соломонов трон;
Владычицы сердец реченье
Почтил сам норда Соломон.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Благотворительница мира,
Ея в том слава и краса,
Чтоб зрелась всем ея порфира,
Как полны радуг небеса.

Хор. Она народом обоженна и проч.

Цари пред ней благоговеют, —
Какая здесь ея хвала?
Пиндарны громы онемеют,
Ея где имя и дела,

Хор. Она народом обоженна,
Она монархами почтенна;
Неситесь, гласы, до небес,
Екатерининых чудес.

1779

Гавриил Романович Державин

На рождение великого князя Михаила Павловича

Куда, сил грозных воевода,
Надев огнепернатый шлем,
На бедро луч, с небесна свода
Ты радужным течешь путем?
Спустился, зрю, на полвселенну,
На Павлов и Мариин дом,
И к отроку новорожденну
Осклабленным приник лицом,

«Аз есмь,» вещал , «кто равен Богу!»
Дитя! сим именем зовись;
Стань браней, мира на дорогу;
В доспехи правды облекись;
Прими дух мужества, дух силы,
Луч света, званье, образ мой
И горнего паренья крылы:
Архангел я и пестун твой.

«Избраньем древле я корону
На предка твоего надел;
Недавно вслед отцу ко трону
Незримым спутником летел;
Небес им поборала сила:
Прими!» — И лишь свершил он речь,
Порфира отрока покрыла,
И препоясал молний меч.

Едва почули громовержца
Перуны росски в пеленах,
На нежный глас сего младенца
В трех-сотных отдались громах;
Россия блеском озарилась,
Усердия к царям полна:
Так светлым током слез покрылась,
Как сребряным дождем луна.

«Подаждь, вселенной Вседержитель!»
Взывает к звездной вышине,
«Да юный молнии носитель
Михаил древний будет мне!
Пресек нестройство тот, крамолу,
Началом славы был моей,
А сей, подпорой став престолу,
Да царствует в сердцах людей!»

Уже хранителя небесна
Мой дух везде с младенцем зрит:
При люльке, среди сна прелестна,
Над ним, простря крыле, стоит;
Эфирную приносит манну;
Играет солнечным лучом,
И в грудь, на подвиги избранну,
Вливает Божий страх с млеком.

То взводит он его на гору,
То ходит с ним среди долин;
Его младому кажет взору
На высоте полет орлин:
Смотри, над долом как летая,
Он зрит вкруг змей и вержет гром,
А там, любовью нежной тая,
Птенцов жмет кокош под крылом.

Иль учит: «Ты порфиророден,
Прямой твой долг есть долг небес:
И мира царь есть раб Господень,
Взыщи премудрости словес:
Священна доблесть — право к власти;
Лишь правда — над вселенной царь;
Благоволеньем к смертных части
Всевышний зиждет свой алтарь». —

Отца и матери в подобьи,
Беседует он часто с ним;
«Ищи», твердит ему, «в незлобьи
Ты образца делам своим:
Престола хищнику, тирану
Прилично устрашать рабов;
Но Богом на престол воззванну
Любить их должно, как сынов». —

Под кровом ангельским, небесным,
Отца и матери рукой
Расти, дитя, расти прелестным,
А возмужав, явись герой!
Страна твоя сильна, преславна,
Обширно поле, где парить;
Нет в мире царства так пространна,
Где б можно столь добра творить!

1798

Гавриил Романович Державин

Победа красоты

Как храм ареопаг Палладе
Нептуна презря, посвятил,
Притек к афинской лев ограде
И ревом городу грозил.

Она копья непобедима
Ко ополченью не взяла,
Противу льва неукротима
С Олимпа Геву призвала.

Пошла — и под оливой стала,
Блистая легкою броней;
Младую Нимфу обнимала,
Сидящую в тени ветвей.

Лев шел — и под его стопою
Приморский влажный брег дрожал;
Но, встретясь вдруг со красотою,
Как солнцем пораженный, стал.

Вздыхал и пал к ногам лев сильный,
Прелестну руку лобызал,
И чувства кроткия, умильны
В сверкающих очах являл.

Стыдлива дева улыбалась,
На молодого льва смотря;
Кудрявой гривой забавлялась
Сего звериного царя.

Минерва мудрая познала
Его родящуюся страсть,
Цветочной цепью привязала
И отдала любви во власть.

Не раз потом уже случалось,
Что ум смирял и ярость львов;
Красою мужество сражалось,
И побеждала все — любовь.

1796

Орлы и львы соединились,
Героев храбрых полк возрос,
С громами громы помирились,
Поцеловался с Шведом Росс.
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом.

Гряди, монарх, на высоту,
Как солнце, в брачный твой чертог;
Являй народам красоту
В лучах любви твоей, как бог!
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоим плодом.

Младая, нежная царевна!
Пленив красой твоей царя,
Взаимно вечно будь им пленна,
Цвети, как роза, как заря.
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом.

Родители любезны, нежны!
Что ваши чувствуют сердца?
В усердьи льем мы токи слезны,
А ваша радость без конца.
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом!

Да будет ввек благословенна
Порфироносная чета,
В России, в Швеций насажденна
Премудрость, храбрость, красота!
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом.

Хор для польского
на тот же случай.
Связаны цветов цепями
Нежно-милая чета,
Увенчанныя лучами
Младость, бодрость, красота!
Утешайтесь лучшим счастьем
Быть любимым и любить.

Ваше вечное согласье
Вам подаст веселы дни,
Насадит народам счастье
Мира сладкого в тени.
Утешайтесь лучшим счастьем
Людям счастие творить.

Зрите, как на вас два царства
Улыбаючись глядят:
Дружества чрез вас и братства,
Блага общего хотят.
Утешайтесь лучшим счастьем
Матерью, отцом прослыть.

Посмотрите, как огнями
Север весь торжеств горит,
Любопытными очами
Вся на вас Европа зрит.
Утешайтесь лучшим счастьем
Добродетели хранить.

Разговор Русского с Шведом
во время бытия графа де-Гага в Петербурге.
Швед.
В народном сборище толиком,
Как двор ваш пышностью блистал
И оказал нам столько чести,
Где ваш Сенат стоял?

Русский.
В своем был месте, —
Стоял он при Петре Великом.

Швед.
Да где ж, у трона впереди, иль назади?

Русский.
Совсем не там, — на площади.

Что есть гармония во устроеньи мира?
Пространство, высота, сиянье, звук и чин.
Не то ли и чертог, воздвигнутый для пира,
Для зрелища картин?
В твоем, о Безбородко, доме
Я в солнцах весь стоял в приятном сердцу громе.

Ты скрыл величество; но видим и в ночи
Светила северна сияющи лучи:
Теки на высоту свой блеск соединить
С прекраснейшей из звезд, — чтоб смертным счастье лить.

Гавриил Романович Державин

Гимн Богу

О Ты, всесый, многоимянный,
Но тот же и везде един!
Премудрый, вечный, несозданный,
Благий Творец и Властелин!
Что солнце под собою троном,
В подножье звезды положил,
Единым правишь все законом
Своих неизмеримых сил!

Коль не возбранно тварям смертным
К Тебе взывать: Тебя пою!
Все, что ни вижу оком бренным,
Все чтит Тебя в вину свою.
Я сам, я сам, Твое творенье,
Подобье слабое, Твой сын,
Души моей вседневно пенье,
Тебе сей посвящаю гимн.

Свод неба, над моей главою
Что с сонмом многих звезд висит,
Вращаясь вкруг земли, собою
Твое веление творит;
В молчаньи движась, исполняет
Земля вся мание Твое,
И вся природа совершает
Тобой течение свое.

Перун, посол Твоих законов,
В Твоей всесильной длани спит:
Взгорясь бессмертной жизнью громов,
Страшит всю тварь, трясет, мертвит;
Но Ты ж дух жизни посылаешь,
И все он существа живит;
Все им содержишь, оживляешь;
Твоя же власть — природы щит.

Что в небе, море, суше зрится, —
Твое; что бездна обняла,
Все зиждется и все родится
Лишь от Тебя, — окроме зла:
Оно одно, из душ порочных
Возникнув, возмущает свет;
Но мышцей сил Твоих всемощных
В порядок паки все идет.

Борьбу стихий и разногласье
В согласие приводишь Ты,
Творишь из распрь покой и счастье,
Из зла и блага — красоты.
Миры Тобою пребывают,
В Тебе союз их света, тьмы,
Который лишь расстроевают
Одни порочные умы.

О бедные! найти мня счастье,
Закона общего не чтут,
Кой, просветив, привел в согласье
И к счастью всем отверз бы путь.
Так, так, они его не знают,
Бегут от правды, красоты,
Свое лишь благо почитают,
А благо обще за мечты.

Спешат, летят ко громкой славе,
К богатствам, власти и чинам,
К великолепию, забаве,
Всех низких слабостей к сластям,
Которы льстят их, обавают
И в сеть обманами влекут;
Но лишь уловят, — исчезают,
Оставя вслед им скорбь и студ.

Но Ты, о Боже, благ Содетель!
Бог молний, грома, света, тьмы!
Вдохни в их душу добродетель,
Блесни и разжени их мглы;
Возвысь их ум к уму нетленну,
К тому их разуму взнеси,
Которым правишь Ты вселенну
И на земли и в небеси,

Почтил Ты коим человека,
Чтоб разумел Твои дела,
И чрез него от век до века
Гремела бы Твоя хвала:
Так должно праведно, прекрасно
Творению Творца хвалить,
В воскликновениях всечасно
Его святое имя чтить.

Никто, никто из всех живущих
Среди земли, среди небес,
Не обретет из тварей сущих
Столь удивительных чудес,
Великих, славных, непостижных,
Каков великий Разум тот,
Что в маниях своих обширных
Природе всей закон дает. —

Он пел — и к гласу столь священну
Главу, казалось, вознесенну
Вкруг холмы, горы и леса
И сами вышни небеса
С благоговением склонили;
Все тщилися ему внимать,
Присутствие Господне чтили:
Его мог праведник призвать.

«О Ты, под разными всечтимый именами,
Единый, Той же, Сый!... верховный Бог-Отец!

Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.

Гавриил Романович Державин

На панихиду Людовика XVИ

Звук слышу мусикийский в стоне,
Во мраке гром, во блеске лик.
Здесь к небу вознесен на троне,
А там — на плахе Людовик!
О ужас! о превратность мира!
О оборот стыда, честей!
Попранна там в крови порфира,
А здесь приносят жертву ей ! —
Кто ж славы нам прямой содетель?
Никто, никто, — лишь добродетель.

Лишь добродетель есть любезна
Плененным истиной сердцам;
В чертоге, в хижине почтенна
Она везде, по всем странам.
На троне Филарет, в темнице,
Как праведник, всегда почтен;
В пыли Отрепьев, в багрянице,
Как изверг, завсегда презрен.
Не трон, не подвиги чьи громки,
Чтут беспристрастные потомки, —

Лишь добродетель. Ей священный
Поверен ключ весть чести в храм.
О палачи царя презренны!
Ответствуйте теперь вы нам,
Ответствуйте нам, Петионы:
Почто монарха и отца,
Заслуги, веру и законы
Попрали вы, о злы сердца!
Почто невинного убили
И век пятном наш обагрили?

«Любовь к отечеству велела»,
Вы ищете ответ нам дать.
Она вдохнуть вам в грудь умела,
Чтоб руки на царя поднять?
О ухищренье! о коварство!
Любовь к отечеству кротка;
Она не разрушает царство,
И нежная ея рука
Всегда граждан щадить умела:
Главу ль ей отделить от тела?

Давно надменья, властолюбья
Сию личину знаем мы;
Ее и Кромвель брал в орудья,
И ею Брут слепил умы.
Открыта днесь сердец их склонность
И мнимых цель геройских дел;
Но пусть тот веру, сей же вольность
Как будто защищать хотел;
А вашей лютости звериной,
Цареубийцы, что причиной?

Тень Людовика зрю стоящу
Окровавленную средь вас,
На лобном месте возносящу
Последний вам свой скорбный глас:
«Что, дети, что, народ мой славный,
Что вам такое сделал я?
Вы скиптр вручили мне державный:
Чем постыдилась власть моя?
Вы имя мне Благого дали,
Вы благости мои вкушали.

«Не я ли дверь отверз темницы,
Где вас томила строга власть?
Не я ли слезы стер вдовицы
И сирых успокоил часть?
Не я ль не пролил капли крови
Во все владычество мое,
Но как отец, весь полн любови,
Всю жизнь мою, все бытие
На ваши посвятив блаженства,
Искал вам благ всех совершенства?

«Желали вы иметь свободу,
Чтобы законы написать, —
Я отдал все права народу
И всю мою вам царску власть.
Желали, чтоб я, сняв корону,
Со всеми вами равен был, —
Ни слез не испустив, ни стону,
Я с вами гражданином слыл.
Желали вы, чтоб я судился, —
И я пред вами, прав, явился.

«Желали вы»... Но, тень святая!
Довольно; скройся в облаках!
Душ наших больше не смущая,
Живи, ликуй на небесах!
Твою невинность всякий знает,
Вселенною оправдан ты;
Потомство руки простирает
На гроб; на образ твой цветы
И мы с слезами рассыпаем,
Твоих тиранов проклинаем.

Греми, проклятие, всеместно
И своды храма потряси,
И правосудие небесно
Скорей на злобу ниспроси!
Греми, о Муза! и искусством
Подвигни к жалости сердца,
Наполнь одним Европу чувством
К отмщенью царского венца!
Греми! — Но се ревут уж громы,
На крылиях Орлов несомы .

1793

Гавриил Романович Державин

На кончину благотворителя

Прежде неже умреши ты, добро твори
другу ...... и освяти душу твою, яко
несть во аде взыскати сладости.
Сирах. гл. 14, ст. 13, 16, 1
7.
И ты, наш Нестор долголетный!
Нить прервал нежных чувств своих;
Сто лет прошли — и не приметны;
Погасло солнце дней твоих!
Глава сребрится сединами
И грудь хотя горит звездами,
Но протекла Невы струя:
Пресеклась, Бецкой, жизнь твоя.

Пресеклась жизнь, но справедлива
Хвала твоя не умерла!
Тех гроб, тех персть красноречива,
О коих говорят дела.
Воззрим ли зданий на громады,
На храмы Муз, на храм Паллады,
На брег, на дом Петров, на сад:
И камни о тебе гласят!

Но коль живые монументы,
Краснейши памятников сих,
Которых сгладить элементы
Не могут дланью сил своих,
Я вижу! Вижу в человеках,
В различных состояньях, летах,
Ты сколько обязал сердец!
Коликих счастья был творец!

Там зодчий зиждет храм молитвы,
Каменосечец — царский зрак,
Геройски живописец битвы
Одушевляет на стенах;
Там жены, девы благонравны
Одежды в дар шьют домотканны
Мужьям и женихам своим,
И верностью гордятся к ним.

А там, из праха извлеченный,
Чужую грудь младенец пьет;
Убогий, нуждами стесненный,
Открытую казну берет:
Согбенны старцы и вдовицы,
Питаясь от твоей десницы,
Отцом своим тебя зовут,
И слезы о тебе все льют.

Льют огнь сердец, и ты достоин,
Друг человеков, жертвы сей!
Мой лирный глас тебе настроен,
Чтоб доблести воздать твоей:
Да имя, столь нам драгоценно,
Пребудет ввек благословенно,
И в Россах да не умрешь ты,—
Еще произрастишь цветы

И более плоды прекрасны,
Чем те, ты кои сам вкушал,
Когда художества изящны
И воспитанье насаждал;
Чтоб в род великие картины
Петровых дел, Екатерины,
От мраморов пускали шум
И двигли к размышленью ум!

На колеснице лучезарной
Когда надменный Фаэтонт,
Летя стезей небес янтарной,
На землю сыплет и на понт
Кровавы искры по аэру,
Гремит, трясет возжженну сферу
И звучным буйством таковым
Вьет вихрем за собою дым:

Тогда муж мудрый, благотворный,
Кротчайшу славу возлюбя,
На труд полезный, благородный
Свою всю жизнь употребя,
Сирот, науки лобызает,
Приличней жертвы посвящает,
Чем горды божеству мечты:
Луч милости был, Бецкой, ты!

Кто в бранях лил потоки крови,
Кто грады в прах преобращал, —
Ты, милосердья полн, любови,
Спасал, хранил, учил, питал;
Кто блеск любил, — ты устранялся;
Кто богател, — ты ущедрялся;
Кто расточал, — ты жизнь берег;
Кто для себя, — ты жил для всех.

Сие сравненье беспристрастно
Пускай прочтет твой самый враг,
Увидит зрелище прекрасно
В твоих преклонных даже днях:
Как огнь лампады ароматный,
Горел, погас, пустил приятный
Вкруг запах ты. Последний вздох
И мысль твоя — щедрот был Бог.

Но коль несчастны человеки,
Неблагодарен смертных род!
То все доказывают веки,
Что лишь за громом гром идет.
Увы! когда в пределах света
Убийц бывает слава пета,
Тогда забыт отец семейств!
История есть цепь злодейств.

Почий покойно, персть почтенна!
Мирская слава только дым;
Небесна истина священна
Над гробом вопиет твоим:
«О смертные! добро творите
И души ваши освятите,
Доколе не прешли сей свет;
Без добрых дел блаженства нет.»

1795

Иван Иваныч Бецкой,
Человек немецкой,
Выпустил кур,
Монастырских дур.

Воспитатель детской,
Чрез двенадцать лет
Выпустил в свет
Шестьдесят кур,
Набитых дур.

Гавриил Романович Державин

На взятие Варшавы

Пошел — и где тристаты злобы?
Чему коснулся, все сразил!
Поля и грады стали гробы;
Шагнул — и царство покорил!
О Росс! о подвиг исполина!
О всемогущая жена!
Бессмертная Екатерина!
Куда? и что еще? — Уже полна
Великих ваших дел вселенна.
Как ночью звезд стезя, по небу протяженна,
Деяний ваших цепь в потомстве возблестит
И мудрых удивит. — Уж ваши имена,
Триумф, победы, труд не скроют времена:
Как молньи быстрые, вкруг мира будут течь.
Полсвета очертил блистающий ваш меч;
И славы гром,
Как шум морей, как гул воздушных споров,
Из дола в дол, с холма на холм,
Из дебри в дебрь, от рода в род,
Прокатится, пройдет,
Промчится, прозвучит
И в вечность возвестит,
Кто был Суворов:
По браням — Александр, по доблести — стоик,
В себе их совместил и в обоих велик.

Черная туча, мрачные крыла
С цепи сорвав, весь воздух покрыла;
Вихрь полуночный, летит богатырь!
Тма от чела, с посвиста пыль!
Молньи от взоров бегут впереди,
Дубы грядою лежат позади.
Ступит на горы — горы трещат,
Ляжет на воды — воды кипят,
Граду коснется — град упадает,
Башни рукою за облак кидает;
Дрогнет природа, бледнея, пред ним;
Слабые трости щадятся лишь им.
Ты ль — Геркулес наш новый, полночный,
Буре подобный, быстрый и мочный?
Твой ли, Суворов, се образ побед?
Трупы врагов и лавры — твой след!
Кем ты когда бывал побеждаем?
Все ты всегда везде превозмог!
Новый трофей твой днесь созерцаем:
Трон под тобой, корона у ног, —
Царь в полону! — Ужас ты злобным,
Кто был царице твоей непокорным.

И се — в небесном вертограде
На злачных вижу я холмах,
Благоуханных рощ в прохладе,
В прозрачных, радужных шатрах,
Пред сонмами блаженных Россов,
В беседе их вождей, царей, —
Наш звучный Пиндар, Ломоносов
Сидит и лирою своей
Бесплотный слух их утешает,
Поет бессмертные дела.
Уже, как молния, пронзает
Их светлу грудь его хвала;
Злат мед блестит в устах пунцовых,
Зари играют на щеках;
На мягких зыблющих, перловых
Они возлегши облаках,
Небесных арф и дев внимают
Поющих тихострунный хор;
В безмолвьи сладко утопают
И, склабя восхищенный взор,
Взирают с высоты небесной
На храбрый, верный свой народ,
Что доблестью, другим безвестной,
Еще себе венцы берет,
Еще на высоту восходит,
Всевышнего водим рукой.
Великий Петр к ним взор низводит,
И в ревности своей святой,
Как трубный гром меж гор гремит,
Герой героям говорит:

«О вы, седящи в сени райской!
Оденьтесь в светлы днесь зари.
Восстань, великий муж, Пожарской!
И на Россию посмотри:
Ты усмирил ея крамолу,
Избрал преемника престолу,
Рассадник славы насадил;
И се — рукой Екатерины
Твои теперь пожаты крины,
Которы сжать я укоснил.
Она наш дом распространила
И славой всех нас превзошла:
Строптиву Польшу покорила,
Которая твой враг была». —

Прорек монарх и скрылся в сень.
Герои росски всколебались,
Седым челом приподнимались,
Чтобы узреть Варшавы плен.

Лежит изменница и взоры,
Потупя, обращает вкруг;
Терзают грудь ея укоры,
Что раздражила кроткий дух,
Склонилась на совет змеиный,
Отвергла щит Екатерины,
Не могши дружбу к ней сберечь.
И се — днесь над Сарматом пленным,
Навесясь шлемом оперенным,
Всесильный Росс занес свой меч.

Сидит орел на гидре злобной:
Подите, отнимите, львы!
Стремися с Фурией, сонм грозной!
Герой, от Лены до Невы
Возлегши на лавровом поле,
Ни с кем не сединяясь боле,
Лишь мудрой правимый главой,
Щитом небесным осеняясь,
На веру, верность опираясь,
Одной вас оттолкнет ногой.

О стыд! о срам неимоверный!
Быть Россу другом — и робеть!
Пожар тушить стараться зельный —
И, быв в огне, охолодеть!
Мнить защищать монарши правы —
И за корысть лишь воевать;
Желать себе бессмертной славы —
И, не сражаясь, отступать;
Слыть недругом коварству злому —
И чтить его внутрь сердца яд!

Но ты, народ, подобно грому
Которого мечи вдали звучат!
Доколе тверд, единодушен,
Умеешь смерть и скорби презирать,
Царю единому послушен,
И с ним по вере поборать,
По правде будешь лишь войною:
Великий дух! твой Бог с тобою!
На что тебе союз? — О Росс!
Шагни — и вся твоя вселенна.

О ты, жена благословенна,
У коей сын такой колосс!
К толиким скиптрам и коронам,
Странам, владеемым тобой,
Со звуком, громом и со звоном
Еще одну, его рукой
Прими корону принесенну,
И грудь, во бранях утомленну,
Спеши спокойством врачевать.
Твое ему едино слово
Отраду, дух, геройство ново
И счастье может даровать.

А ты, кому и Музы внемлют,
Младый наперсник, чашник Кронь,
Пред кем орел и громы дремлют
И вседробящий молний огнь!
Налей мне кубок твой сапфирный,
Звездами, перлами кипящ,
Да нектар твой небесный, сильный,
На лоно нежных Муз клонящ,
Наместо громов, звуков бранных,
Воспеть меня возбудит мир.

И се — уже в странах кристальных
Несусь, оставя дольный мир;
Огнистый солнца конь крылатый
Летит по воздуху и ржет.
С ноздрей дым пышит синеватый,
Со удил пена клубом бьет,
Струями искры сыплют взоры;
Как овны, убегают горы,
И в божеском восторге сем
Я вижу в тишине полсвета!

Живи, цвети несметны лета,
О царствующая на нем!
Кто лучший стольких стран владетель,
Как не в короне Добродетель?

ХОР.
Среди грома, среди звону
Торжествуй, прехрабрый Росс!
Ты еще теперь корону
В дар монархине принес.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Где народ какой на свете
Кто видал и кто слыхал,
Что в едином царство лете
И с царем завоевал?
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Чти, вселенна, удивляйся
Наших мужеству людей;
Злоба в сердце содрогайся,
Зря в нас твердый щит царей.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Зависть, дерзость и коварство,
Преклонись, наш видя строй!
Беспримерно Русско Царство,
И младенец в нем герой.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Царедворец, живший нежно,
Просится на страшный бой,
Сносит труд и скорбь прилежно
И на смерть идет стеной.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Пули, ядра, раны смертны
За царя приемлет в дар;
Награжденья нам безсмертны —
Слово царско, слава, лавр.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Я всему предпочитаю
За отечество лить кровь;
Я Плениру забываю
И пою к нему любовь.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

Утешайся восхищеньем
Чад, о матерь! таковым,
Их нелестным поклоненьем
Добродетелям твоим:
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!

1794

Гавриил Романович Державин

Афинейскому витязю

Сидевша об руку царя
Чрез поприще на колеснице,
Державшего в своей деснице
С оливой гром, иль чрез моря
Протекшего в венце Нептуна,
Или с улыбкою Фортуна
Кому жемчужный нектар свой
Носила в чаше золотой —
Блажен, кто путь устлал цветами
И окурял алоем вкруг,
И лиры громкими струнами
Утешил, бранный славя дух.

Испытывал своих я сил
И пел могущих человеков;
А чтоб вдали грядущих веков
Ярчей их в мраке блеск светил
И я не осуждался б в лести,
Для прочности, к их громкой чести
Примешивал я правды глас ;
Звучал моей трубой Парнасс.
Но ах! познал, познал я смертных,
Что и великие из них
Не могут снесть лучей небесных:
Мрачит бог света очи их.

Так пусть Фортуны чада,
Возлегши на цветах,
Среди обилий сада,
Курений в облаках,
Наместо чиста злата,
Шумихи любят блеск;
Пусть лира торовата
Их умножает плеск:
Я руки умываю
И лести не коснусь;
Власть сильных почитаю, —
Богов в них чтить боюсь.

Я славить мужа днесь избрал,
Который сшел с театра славы,
Который удержал те нравы,
Какими древний век блистал;
Не горд — и жизнь ведет простую,
Не лжив — и истину святую,
Внимая, исполняет сам;
Почтен от всех не по чинам;
Честь, в службе снисканну, свободой
Не расточил, а приобрел;
Он взглядом, мужеством, породой,
Заслугой, силою — орел.

Снискать я от него
Не льщусь ни хвал, ни уваженья;
Из одного благодаренья,
По чувству сердца моего,
Я песнь ему пою простую,
Ту вспоминая быль святую,
В его как богатырски дни,
Лет несколько назад, в тени
Премудрой той жены небесной,
Которой бодрый дух младой
Садил в Афинах сад прелестной,
И век катился золотой, —

Как мысль моя, подобно
Пчеле, полна отрад,
Шумливо, но не злобно
Облетывала сад
Предметов ей любезных
И, взяв с них сок и цвет,
Искусством струн священных
Преобращала в мед:
Текли восторгов реки
Из чувств души моей;
Все были человеки
В стране счастливы сей.

На бурном видел я коне
В ристаньи моего героя;
С ним брат его, вся Троя,
Полк витязей явились мне!
Их брони, шлемы позлащенны,
Как лесом, перьем осененны,
Мне тмили взор; а с копий их, с мечей,
Сквозь пыль сверкал пожар лучей;
Прекрасных вслед Пентезилее
Строй дев их украшали чин;
Венцы Ахилла мой бодрее
Низал на дротик исполин.

Я зрел, как жилистой рукой
Он шесть коней на ипподроме
Вмиг осаждал в бегу; как в громе
Он, колесницы с гор бедрой
Своей препнув склоненье,
Минерву удержал в паденье;
Я зрел, как в дыме пред полком
Он, в ранах светел, бодр лицом,
В единоборстве хитр, проворен,
На огнескачущих волнах
Был в мрачной буре тих, спокоен,
Горела молния в очах.

Его покой — движенье,
Игра — борьба и бег,
Забавы — пляска, пенье
И сельских тьма утех
Для укрепленья тела.
Его был дом — друзей,
Кто приходил для дела, —
Не запирал дверей;
Души и сердца пища
Его — несчастным щит;
Не пышныя жилища:
В них он был знаменит.

Я зрел в Ареопаге сонм
Богатырей, ему подобных,
Седых, правдивых, благородных,
Весы державших, пальму, гром.
Они, восседши за зерцалом,
В великом деле или малом,
Не зря на власть, богатств покров,
Произрекали суд богов;
А где рукою руку мыли,
Желая сильному помочь, —
Дьяки, взяв шапку, выходили
С поклоном от неправды прочь.

Тогда не прихоть чли, — закон;
Лишь благу общему радели;
Той подлой мысли не имели,
Чтоб только свой набить мамон .
Венцы стяжали, звуки славы,
А деньги берегли и нравы,
И всякую свою ступень
Не оценяли всякий день;
Хоть был и недруг кто друг другу, —
Усердие вело, не месть:
Умели чтить в врагах заслугу
И отдавать достойным честь.

Тогда по счетам знали,
Что десять и что ноль;
Пиявиц унимали,
На них посыпав соль;
В день ясный не сердились,
Зря на небе пятно;
С ладьи лишь торопились
Снять вздуто полотно;
Кубарить не любили
Дел со дня на другой;
Что можно, вмиг творили,
Оставя свой покой.

Тогда Кулибинский фонарь,
Что светел издали, близ темен,
Был не во всех местах потребен;
Горел кристал, горел от зарь;
Стоял в столпах гранит средь дома:
Опрись на них, и — не солома.
В спартанской коже Персов дух
Не обаял сердца и слух;
Не по опушке добродетель,
Не по ходулям великан:
Так мой герой был благодетель
Не по улыбке, — по делам.

О ты, что правишь небесами,
И манием колеблешь мир,
Подемлешь скиптр на злых с громами,
А добрым припасаешь пир,
Юпитер! О Нептун, что бурным,
Как скатертям, морям лазурным
Разлиться по земле велел;
Брега поставив им в предел!
И ты, Вулкан, что пред горнами
В дне ада молнию куешь!
И ты, о, Феб, что нам стрелами
Златыми свет и жизнь лиешь!

Внемлите все молитву,
О боги! вы мою:
Зверей, рыб, птиц ловитву
И благодать свою
На нивы там пошлите,
Где отставной герой
Мой будет жить. — Продлите
Век, здравье и покой
Ему вы безмятежной.
И ты, о милый Вакх!
Под час у нимфы нежной
Позволь спать на грудях.

1796

Гавриил Романович Державин

Ода на великость

Живущая в кругах небес
У Существа существ всех сущих,
Кто свет из вечной тмы вознес
И твердь воздвиг из бездн борющих,
Дщерь мудрости, душа богов!
На глас моей звенящей лиры
Оставь гремящие эфиры
И стань среди моих стихов!

Возлегши на твоих персях,
Наполнясь твоего паренья,
Я зрю, — блистает свет в очах;
Я мню, — перо творит веленья!
Восторгся дух зарей в чертог!
Страны вселенныя, взирайте,
Божествен образ познавайте:
Великость в человеке — Бог!

Светила красныя небес,
Теперь ко мне не наклоняйтесь;
Дубравы, птицы, звери, лес,
Теперь на глас мой не сбирайтесь:
Для вас высок сей песни тон.
Народы! вас к себе сбираю,
Великость вам внушить желаю,
И вы, цари! оставьте трон.

Ногою став на черный понт,
Чрез мрак и чрез пары стремящи
Тавр всходит в вышний горизонт;
Не может вихрь его ярящий
Нимало сердце колебнуть:
Он бурей треск уничтожает,
Он молний блеск пренебрегает,
Бессилен гром его тряхнуть.

Высокий дух чрез все высок,
Всегда он тверд, что ни случится:
На запад, юг, полнощь, восток
Готов он в правде ополчиться.
Пускай сам Бог ему грозит,
Хотя в пыли, хоть на престоле,
В благой своей он крепок воле
И в ней по смерть, как холм, стоит.

Из мрачной древности времен
Великий дух мне в слух разится;
Алкид, геройством возбужден,
Прогнать из света злобу тщится.
Он в путь течет средь бездн, средь блат,
Из корней горы исторгает,
Горами страшными бросает,
Шагами потрясает ад.

Когда богам не можно быть
Никак со слабостьми людскими,
То должен человек сравнить
Себя делами им своими.
На что взноситься в звездный трон?
Петра Великого лишь зрети,
Его кто может дух имети,
Богам подобен будет он.

Востока царь, полсвета страх,
Подсолнечной желатель трона,
Не тем велик в моих глазах
Попратель града Вавилона,
Что скипетры под ним лежат,
Но что, быть мнивши кубок с ядом,
Приял, не возмутился взглядом,
Яко божественный Сократ.

Судьбина если не дала
Кому престолом обладати,
Творити Титовы дела,
Щедроты смертным изливати, —
И в нижней части можно быть.
Пресвыше, как носить корону:
Чем быть подобному Нерону,
То лучше Епиктитом слыть.

Терпеть, страдать и умереть
С неколебимою душою,
Такою ревностью гореть,
Мужался Регул каковою, —
Преславно тако кончить дни!
Бездушные Сарданапалы
Сто раз пред Белизаром малы,
Хотя блаженствуют они.

Небесный дар, краса веков,
К тебе, великость лучезарна,
Когда средь сих моих стихов
Восходит мысль высокопарна,
Подай и сердцу столько сил,
Чтоб я тобой одной был явен,
Тобой в несчастьи, в счастьи равен,
Одну бы добродетель чтил.

Луны у нас в полудни нет,
Она средь нощи нам блистает,
А если солнце день дает, —
По бурях краше нам сияет.
Велик напастьми человек!
В горниле злато как разжженно
От праха зрится очищенно,
Так наш бедами бренный век.

Услышьте, все земны владыки,
И все державныя главы!
Еще совсем вы не велики,
Коль бед не претерпели вы!
Надлежит зло претерть пятой,
Против перунов ополчиться,
Самих небес не устрашиться
Со добродетельной душой.

Богини, радости сердец,
Я здесь высот не выхваляю:
Помыслит кто, что был я льстец;
Затем потомкам оставляю
Гремящу, пышну ону честь:
Россия чувствует, налоги,
Судьбы небес как были строги
Монархини сей дух вознесть.

Она пожары, язвы, глад,
Свирепы бунты укротила;
Всех зол зиял на нас как ад,
Она беды все отвратила:
Магмету стерла гордый рог;
Превыше смертных щедрой власти,
Была покров нам в лютой части,
Как был на нас Сам в гневе Бог.

Уже дымятся алтари
Душе превыспренней, парящей,
Среди побед, торжеств зари
Своим величеством светящей:
Россия празднует жену.
Но что за гром мне ударяет?
Екатерине мир взывает:
Ты свергла Змия и Луну!

1774

Гавриил Романович Державин

Фонарь

Гремит орган на стогне трубный,
Пронзает нощь и тишину;
Очаровательный огнь чудный
Малюет на стене луну.
В ней ходят тени разнородны:
Волшебник мудрый, чудотворный,
Жезла движеньем, уст, очес
То их творит, то истребляет;
Народ толпами поспешает
Смотреть к нему таких чудес.

Явись!
И бысть.
Пещеры обитатель дикий,
Из тьмы ужасной превеликий
Выходит лев.
Стоит, — по гриве лапой кудри
Златые чешет, вьет хвостом;
И рев
И взор его, как в мраке бури,
Как яры молнии, как гром,
Сверкая, по лесам грохочет.
Он рыщет, скачет, пищи хочет
И, меж древес
Озетя агницу смиренну,
Прыгнув, разверз уж челюсть гневну...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
Средь гладких океана сткляных,
Зарею утренней румяных,
Спокойных недр
Голубо-сизый, солнцеокой
Усатый, тучный рыбий князь,
Осетр,
Из влаги появясь глубокой,
Пернатой лыстью вкруг струясь,
Сквозь водну дверь глядит, гуляет;
Но тут ужасный зверь всплывает
К нему из бездн,
Стремит в свои вод реки трубы
И, как серпы, занес уж зубы...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
С долины мирныя, зелены
В полудни лебедь, вознесенный
Под облака,
Веселый глас свой ниспускает;
Его долина, роща, холм,
Река
Стократно эхом повторяет.
Но тут, как быстрый с свистом гром,
На рамена его сребристы
Орел прожорливый, кохтистый
Упал с небес.
Клюет, терзает, бьет крылами,
И пух летит, как снег полями...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
Спустилось солнце, вечер темный
Открыл на небе миллионы
Горящих звезд.
Огнисты, легки метеоры
Слетают блещущим клубком
От мест
Превыспренних, — и в мраке взоры,
Как искры, веселят огнем;
Одна на дом тут упадает,
Раздута ветром, зажигает,
И в пламе город весь!
Столбом дым, жупел в воздух вьется,
Пожар, как рдяны волны, льется...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
Торговый гость, смотря на счеты,
От жажды к злату и заботы
Хотя дрожит
Товарищей над барышами,
В паи деля товары их;
Но бдит
И ползает над чертежами
Всечасно странствиев морских.
В очках его всезряще око
Уж судно зрит в морях далеко
Сквозь сладких слез;
На нем вздут парус, флаг, дым, пламень,
Близ пристани подводный камень...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
Оратай нив трудолюбивый,
Богобоязный, терпеливый,
Пролив свой пот,
Ходя под зноем за сохою
И туком угобзя бразды,
Ждет год
От брошенных его рукою
Семян собрать себе плоды.
Златым колосья соком полны,
Уже колеблются, как волны,
И тень небес
Его труд правый осеняет,
Но град из тучи упадает...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
Чета младая новобрачных —
В златых, блистающих, безмрачных.
Цепях своих —
Любви в блаженстве утопает;
Преодолев препятства все,
Жених
От радости в восторге тает
И, в плен отдавшися красе,
Забыв на ложе прежни скуки,
В уста ее целует, в руки,
И средь завес
Коснулся уж забав рукою;
Но блещет смерть над ним косою...
Исчезнь! Исчез.

Явись!
И бысть.
Отважный, дерзкий вождь, счастливый,
Чрез свой пронырливый, кичливый
И твердый дух
Противны разметав знамены,
И на чело свое собрав
Вокруг
С народов многих лавр зеленый,
И царские права поправ,
В чаду властолюбивой страсти
У всей народной силы, власти
Взял перевес;
Граждан не внемлет добрых стону,
Простер десницу на корону...
Исчезнь! Исчез.

Не обавательный ль, волшебный,
Магический, сей мир, фонарь?
Где видны тени переменны,
Где, веселяся ими, царь,
Иль маг какой, волхв непостижный,
В своих намереньях обширный,
Планет круг тайно с высоты
Единым перстом обращает,
И земнородных призывает
Мечтами быть, иль зреть мечты!

Почто ж, о смертный дерзновенный,
Невежда средь своих наук!
Летая мыслями надменный,
Иль ползая в пыли, как жук,
Бежишь ты счастья за мечтами,
Толь преходящими пред нами,
Быв гостем, позванным на пир?
Не лучше ль блеском их не льститься;
Но зодчему тому дивиться,
Кто создал столь прекрасный мир?

Так будем, будем равнодушно
Мы зрительми его чудес;
Что рок велит, творить послушно,
Забавой быв других очес;
Пускай тот управляет нами,
Кто движет солнцами, звездами;
Он знает их и наш конец!
Велит — я возвышаюсь.
Речет — я понижаюсь.
Сей мир — мечты; их бог творец!

<Конец 1803 или начало 1804>

Гавриил Романович Державин

Видение мурзы

На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.
Сон томною своей рукою
Мечты различны рассыпал,
Кропя забвения росою,
Моих домашних усыплял;
Вокруг вся область почивала,
Петрополь с башнями дремал,
Нева из урны чуть мелькала,
Чуть Бельт в брегах своих сверкал;
Природа, в тишину глубоку
И в крепком погруженна сне,
Мертва казалась слуху, оку
На высоте и в глубине;
Лишь веяли одни зефиры,
Прохладу чувствам принося.
Я не спал, — и, со звоном лиры
Мой тихий голос соглася,
Блажен, воспел я, кто доволен
В сем свете жребием своим,
Обилен, здрав, покоен, волен
И счастлив лишь собой самим;
Кто сердце чисто, совесть праву
И твердый нрав хранит в свой век
И всю свою в том ставит славу,
Что он лишь добрый человек;
Что карлой он и великаном
И дивом света не рожден,
И что не создан истуканом
И оных чтить не принужден;
Что все сего блаженствы мира
Находит он в семье своей;
Что нежная его Пленира
И верных несколько друзей
С ним могут в час уединенный
Делить и скуку и труды!
Блажен и тот, кому царевны
Какой бы ни было орды
Из теремов своих янтарных
И сребро-розовых светлиц,
Как будто из улусов дальных,
Украдкой от придворных лиц,
За россказни, за растабары,
За вирши иль за что-нибудь
Исподтишка драгие дары
И в досканцах червонцы шлют;
Блажен! — Но с речью сей незапно
Мое все зданье потряслось,
Раздвиглись стены, и стократно
Ярчее молний пролилось
Сиянье вкруг меня небесно;
Сокрылась, побледнев, луна.
Виденье я узрел чудесно:
Сошла со облаков жена, —
Сошла — и жрицей очутилась
Или богиней предо мной.
Одежда белая струилась
На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,
Сиял при персях пояс злат;
Из черно-огненна виссона,
Подобный радуге, наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру;
Простертой на алтарь рукою
На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню Божеству.
Орел полунощный, огромный,
Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред ней на груде книг,
Священны блюл ее уставы;
Потухший гром в кохтях своих
И лавр с оливными ветвями
Держал, как будто бы уснув.
Сафиро-светлыми очами,
Как в гневе иль в жару, блеснув,
Богиня на меня воззрела. —
Пребудет образ ввек во мне,
Она который впечатлела! —
«Мурза! — она вещала мне, —
Ты быть себя счастливым чаешь,
Когда по дням и по ночам
На лире ты своей играешь
И песни лишь поешь царям.
Вострепещи, мурза несчастный!
И страшны истины внемли,
Которым стихотворцы страстны
Едва ли верят на земли;
Одно к тебе лишь доброхотство
Мне их открыть велит. Когда
Поэзия не сумасбродство,
Но вышний дар богов, — тогда
Сей дар богов лишь к чести
И к поученью их путей
Быть должен обращен, не к лести
И тленной похвале людей.
Владыки света люди те же,
В них страсти, хоть на них венцы;
Яд лести их вредит не реже,
А где поэты не льстецы?
И ты Сирен поющих грому
В вред добродетели не строй;
Благотворителю прямому
В хвале нет нужды никакой.
Хранящий муж честные нравы,
Творяй свой долг, свои дела,
Царю приносит больше славы,
Чем всех пиитов похвала.
Оставь нектаром наполненну
Опасну чашу, где скрыт яд».
Кого я зрю столь дерзновенну,
И чьи уста меня разят?
Кто ты? Богиня или жрица? —
Мечту стоящу я спросил.
Она рекла мне: «Я Фелица»;
Рекла — и светлый облак скрыл
От глаз моих ненасыщенных
Божественны ее черты;
Курение мастик бесценных
Мой дом и место то цветы
Покрыли, где она явилась.
Мой бог! мой ангел во плоти!..
Душа моя за ней стремилась;
Но я за ней не мог идти,
Подобно громом оглушенный,
Бесчувствен я, безгласен был.
Но, током слезным орошенный,
Пришел в себя и возгласил:
Возможно ль, кроткая царевна!
И ты к мурзе чтоб своему
Была сурова столь и гневна,
И стрелы к сердцу моему
И ты, и ты чтобы бросала,
И пламени души моей
К себе и ты не одобряла?
Довольно без тебя людей,
Довольно без тебя поэту,
За кажду мысль, за каждый стих,
Ответствовать лихому свету
И от сатир щититься злых!
Довольно золотых кумиров,
Без чувств мои что песни чли;
Довольно Кадиев, Факиров,
Которы в зависти сочли
Тебе их неприличной лестью;
Довольно нажил я врагов!
Иной отнес себе к бесчестью,
Что не дерут его усов;
Иному показалось больно,
Что он наседкой не сидит;
Иному — очень своевольно
С тобой мурза твой говорит;
Иной вменял мне в преступленье,
Что я посланницей с небес
Тебя быть мыслил в восхищенье
И лил в восторге токи слез.
И словом: тот хотел арбуза,
А тот соленых огурцов.
Но пусть им здесь докажет Муза,
Что я не из числа льстецов;
Что сердца моего товаров
За деньги я не продаю,
И что не из чужих анбаров
Тебе наряды я крою.
Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель:
Твои дела суть красоты.
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу тебя, прославлю;
Тобой бессмертен буду сам.

1783—1784(?)

Гавриил Романович Державин

На возвращение графа Зубова из Персии

Цель нашей жизни — цель к покою;
Проходим для того сей путь,
Чтобы от мразу иль от зною
Под кровом нощи отдохнуть.
Здесь нам встречаются стремнины,
Там терны, там ручьи в тени,
Там мягкие луга, равнины,
Там пасмурны, там ясны дни;
Сей с холма в пропасть упадает,
А тот взойти спешит на холм.

Кого же разум почитает
Из всех, идущих сим путем,
По самой истине счастливым?
Не тех ли, что, челом к звездам
Превознесяся горделивым,
Мечтают быть равны богам;
Что в пурпуре и на престоле
Превыше смертных восседят?
Иль тех, что в хижине, в юдоли
Смиренно на соломе спят?

Ах, нет! Не те и не другие
Любимцы прямо суть небес,
Которых мучат страхи злые,
Прельщают сны приятных грез;
Но тот блажен, кто не боится
Фортуны потерять своей,
За ней на высоту не мчится,
Идет середнею стезей
И след во всяком состояньи
Цветами усыпает свой;

Кто при конце своих ристаний
Вдали зреть может за собой
Аллею подвигов прекрасных;
Дав совести своей отчет
В минутах светлых и ненастных,
С улыбкою часы те чтет,
Как сам благими насладился,
Как спас других от бед, от нужд,
Как быть всем добрым торопился,
Раскаянья и вздохов чужд.

О юный вождь! сверша походы,
Прошел ты с воинством Кавказ,
Зрел ужасы, красы природы:
Как, с ребр там страшных гор лиясь,
Ревут в мрак бездн сердиты реки;
Как с чел их с грохотом снега
Падут, лежавши целы веки;
Как серны, вниз склонив рога,
Зрят в мгле спокойно под собою
Рожденье молний и громов.

Ты зрел, как ясною порою
Там солнечны лучи, средь льдов,
Средь вод играя, отражаясь,
Великолепный кажут вид;
Как, в разноцветных рассеваясь
Там брызгах, тонкий дождь горит;
Как глыба там сизоянтарна,
Навесясь, смотрит в темный бор,
А там заря златобагряна
Сквозь лес увеселяет взор.

Ты видел, — Каспий, протягаясь,
Как в камышах, в песках лежит,
Лицом веселым осклабляясь,
Пловцов ко плаванью манит;
И вдруг как бурей рассердяся,
Встает в упор ея крылам,
То скачет в твердь, то, в ад стремяся,
Трезубцем бьет по кораблям:
Столбом власы седые вьются
И глас его гремит в горах .

Ты видел, как во тме секутся
С громами громы в облаках,
Как бездны пламень извергают,
Как в тучах роет огнь бразды,
Как в воздухе пары сгарают,
Как светят свеч в лесах ряды.
Ты видел, как в степи средь зною
Огромных змей стога кишат ,
Как блещут пестрой чешуею
И льют, шипя, друг в друга яд.

Ты домы зрел царей, вселенну,
Внизу, вверху ты видел все;
Упадшу спицу, вознесенну,
Вертяще мира колесо.
Ты зрел, — и как в Вратах Железных
(О, вспомни ты о сем часе!)
По духу войск, тобой веденных,
По младости твоей, красе,
По быстром Персов покореньи
В тебе я Александра чтил!

О! вспомни, как в том восхищеньи,
Пророча, я тебя хвалил:
Смотри, — я рек: — триумф минуту,
А добродетель век живет.
Сбылось! — Игру днесь Счастья люту
И как оно к тебе хребет
Свой с грозным смехом повернуло,
Ты видишь; видишь, как мечты
Сиянье вкруг тебя заснуло,
Прошло, — остался только ты.

Остался ты! — и та прекрасна
Душа почтенна будет ввек,
С которой ты внимал несчастна
И был в вельможе человек,
Который с сердцем откровенным
Своих и чуждых принимал,
Старейших вкруг себя надменным
Воззрением не огорчал.
Ты был, что есть, — и не страшися
Обятия друзей своих .

Приди ты к ним! иль уклонися
Познать премудрость царств иных.
Учиться никогда не поздно:
Исправь поступки юных лет;
То сердце прямо благородно,
Что ищет над собой побед.
Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! — Небес в лазуре
Еще горит его звезда .

Кто был на тысяще сраженьях
Непобедим, а победил;
Нет нужды в блесках, в украшеньях
Тому, кто царство покорил!
Умей лишь сделаться известным
По добродетелям своим
И не тужи по снам прелестным,
Мечтавшимся очам твоим:
Они прошли и возвратятся,
Пройти вновь могут и придти.

Как страннику в пути встречаться
Со многим должно и идти
И на горах и под горами,
Роскошничать и глад терпеть, —
Бывает так со всеми нами:
Премены рока долг наш зреть.
Но кто был мужествен душою,
Шел равнодушней сим путем,
Тот ближе был к тому покою,
К которому мы все идем.

«При старости и жизни в цвете
Всегда в отраду нам покой».

«Otиum Dиvos rogat иn patеntи
Prеnsus Aеgaеo, sиmul atra nubеs
Condиdиt lunam» и проч.

«Просит покоя с небес, кто трепещет
Моря Эгейскаго камней подводных и т. д.
Просит покоя средь битвы Фракия,
Просят Мидийцы, колчан за спиною»...

«Златую избрал кто посредственность на долю,
Тот будет презирать, покоен до конца,
Лачугу грязную и пышную неволю
Завидного дворца»
(кн. ИИ, ода 10 в перев. г. Фета).

Держися лучше середины,

В столетнем старце Дарий зрится,
А юный Александр — в тебе.

Но знай: как светлый метеор,
Так блеск триумфов пролетает;
Почти тогда ж и исчезает,
Коль скоро удивляет взор;
А добродетели святыя,
Как в небе звезды, век горят.

Пришел теперь к сему покою
И ты, прекрасный человек;
Когда б толь славною стезею
И мой пресекся век!

Уже и вождь, ногой железной
Ступавший Александра в след,
Прекрасный человек, любезный,
Луч бедных, — блещет между звезд.

Гавриил Романович Державин

На восшествие на престол императора Александра И

Век новый! Царь младый, прекрасный
Пришел днесь к нам весны стезей!
Мои предвестья велегласны
Уже сбылись, сбылись судьбой.
Умолк рев Норда сиповатый,
Закрылся грозный, страшный взгляд;
Зефиры вспорхнули крылаты,
На воздух веют аромат;
На лицах Россов радость блещет,
Во всей Европе мир цветет.

Желанный всеми неба житель,
Ты, Мир, пришел к нам наконец;
Народов многих утешитель,
Отрада царств, покой сердец,
Пришел к нам ангел благодатный.
Коль шествие твое красно?
Коль нам лучи твои приятны!
Тобою все оживлено.
Се время нам благопоспешно,
Се день спасенья и утех!

Уныла Муза, в дни Борея
Дерзавшая вслух песни петь,
Блаженству общему радея,
Уроки для владык греметь!
Перед царем, днесь благосклонным,
Взяв лиру, прах с нея стряси,
И сердцем радостным, свободным
Вещай, греми, звучи, гласи
Того ты на престол вступленье,
Кого воспел я в пеленах.

Уже, как путник утомленный,
Прешедший дальный, тесный путь,
На луг, древами осененный,
Возлег от зноя отдохнуть
И внемлет ветерков дыханье,
Шум быстрых вод, цветы вокруг
И нимф и птиц совосклицанье:
Так мой весельем полный дух,
Под скипетром твоим покоясь,
Прохладой дышит и поет.

На темный, вижу, шар подлунный
С равнин небесных, горних мест
Овен младый, золоторунный
Незапно вшел и стал средь звезд.
Не кротости ль символ в нем зрится?
Не возрожденье ль прежних благ?
Екатерина воскресится
Знать Александра в временах:
Так, так! она во внуке будет
Над нами царствовать вовек.

Осанка, скромность и приятность,
Ея в нем виден дух и ум:
Усердье, ревность к ним и святость
В полсвете воздвигают шум.
«Смотри! – друг другу всяк вещает, –
Не образ ли ея на нем?
Уж по законам обещает
Он быть, по сердцу ей, царем».
О радость! дух восторг обемлет:
Се вижу — в облаках она

Стоит в порфире и вещает,
Сквозь дверь небесну долу зря:
«Се небо ныне посылает
Вам внука моего в царя. –
Внимать вы прежде не хотели
И презрели мою любовь;
Вы сами от себя терпели,
Я ныне вас спасаю вновь».
Рекла, – и тень ея во блеске,
Как радуга, сокрылась в свет.

Но что? Во плесках, восклицаньях
Ликующей толпы людей,
Дух погружается в стенаньях,
На тленность зря мирских вещей!
Так: чтó престол, венец, держава,
Власть, сила и сиянье благ,
Когда спокойного нет нрава
И в нас свирепствует наш враг?
Увы! на что полки и стены,
Коль нас невинность не стрежет?

Народны вздохи, слезны токи,
Молитвы огорченных душ,
Как пар возносятся высокий
И зарождают гром средь туч:
Он вержется, падет незапно
На горды зданиев главы.
Внемлите правде сей стократно,
О власти сильныя, и вы!
Внемлите – и теснить блюдитесь
Вам данный управлять народ.

Нет, ангел кротости и мира,
Любимый сын благих небес!
Ты не таков: твоя порфира,
От благодарных наших слез,
Как роза, окропясь росою,
Прекраснейший раскинет цвет;
Благоухающий тобою,
Нам в чувства сладость принесет.
Эдем в твоей узрим супруге
И рай во дщерях и сынах.

Не на словах ты милосердье
Покажешь, – на делах твоих;
Разврат прогонишь, суеверье
Ты нравов чистотой святых;
Посадишь мудрость ты с собою,
Велишь ей научать себя;
Пройдешь с народною толпою,
Проникнет правда до тебя;
Ты в мире брань готовить станешь,
Войну обнимешь тишиной.

Твой дом пребудет безопасен
И вне и внутрь от всяких зол;
Не златом, – доблестью прекрасен
И тверд на верности престол.
В чертогах ужас да не кажет
Меч наг и лук с стрелой в руках;
Любовь народная возляжет
На страже при твоих вратах;
Спокойный сон твой оградится
Незыблемой стеной сердец.

Не смеют хитрость, лесть касаться
И расстилать тебе сетей;
Их жены, дети ополчатся
Для безопасности твоей;
Доброта платится добротой,
А злоба злобе воздает.
Твоею милостью, щедротой
Любимец твой весь будет свет.
Как солнце, трон твой утвердится;
Как небо, будут дни твои.

Как тихия реки ток чистый,
Они пред нами потекут;
Сверкающи струи сребристы
Мир в удивленье приведут:
Блаженством напоятся селы,
Богатством – городов брега,
В далекие пойдут пределы
Поля цветущи и луга;
Любезно эхо пронесется
В неизмеримости морей.

О Боже! Ты внушил рыданье
И бедства наши прекратил:
Днесь тех же слез Ты излиянье
Прими, как запах от кадил.
От стонов – Ты велел быть грому,
От радостей – лучи спусти,
И августейшему Ты дому
Печаль в утехи обрати.
Как дождь сквозь солнце, да снисходит
Благословенье к нам Твое!

Гавриил Романович Державин

Любителю художеств

Сойди, любезная Эрата!
С горы зеленой, двухолмистой,
В одежде белой, серебристой,
Украшенна венцом и поясом из злата,
С твоею арфой сладкогласной! —
Сойди, утех собор,
И брось к нам нежно-страстный
С улыбкою твой взор;
И царствуй вечно в доме сем
На берегах Невы прекрасных!
Любителю наук изящных
Мы песнь с тобою воспоем.

Небеса, внемлите
Чистый сердца жар
И с высот пошлите
Песен сладкий дар.
О мольба прилежна,
Как роса, взнесись:
К нам ты, Муза нежна,
Как Зефир, спустись!

Как легкая серна
Из дола в дол, с холма на холм
Перебегает;
Как белый голубок, она
То вниз, то вверх, под облачком
Перелетает;
С небесных светлых гор дорогу голубую
Ко мне в минуту перешла
И арфу золотую
С собою принесла;
Резвилась вкруг меня, ласкалася, смотрела
И, будто ветерочек, села
На лоне у меня.
Тут вдруг, веселый вид на важный пременя,
Небесным жаром воспылала,
На арфе заиграла,

Ее бело-румяны персты
По звучным бегают струнам;
Взор черно-огненный, отверстый,
Как молния вослед громам,
Блистает, жжет и поражает
Всю внутренность души моей;
Томит, мертвит и оживляет
Меня приятностью своей.

Боги взор свой отвращают
От не любящего муз,
Фурии ему влагают
В сердце черство грубый вкус,
Жажду злата и сребра, —
Враг он общего добра!

Ни слеза вдовиц не тронет,
Ни сирот несчастных стон;
Пусть в крови вселенна тонет,
Был бы счастлив только он;
Больше б собрал серебра, —
Враг он общего добра!

Напротив того, взирают
Боги на любимца муз,
Сердце нежное влагают
И изящный нежный вкус;
Всем душа его щедра, —
Друг он общего добра!

Отирает токи слезны,
Унимает скорбный стон;
Сиротам отец любезный,
Покровитель музам он;
Всем душа его щедра, —
Друг он общего добра!

О день! о день благоприятный!
Несутся ветром голоса,
Курятся крины ароматны,
Склонились долу небеса;
Лазурны тучи, краезлаты,
Блистающи рубином сквозь,
Как испещренный флот богатый,
Стремятся по эфиру вкось;
И, плавая туда,
Сюда,
Спускаются пред нами.
На них сидит небесных муз собор,
Вкруг — гениев крылатых хор;
Летят, вслед тянутся цепями,
Как бы весной
Разноперистых птичек рой
Вьет воздух за собою
Кристальною струею,
И провождает к нам дев горних красный лик!
Я слышу вдалеке там резкий трубный зык;
Там бубнов гром,
Там стон
Волторн
Созвучно в воздух ударяет;
Там глас свирелей
И звонких трелей
Сквозь их изре́дка пробегает,
Как соловьиный свист сквозь шум падущих вод.
От звука разных голосов,
Встречающих полубогов
На землю сход,
По рощам эхо как хохочет,
По мрачным горным дебрям ропчет
И гул глухой в глуши гудет.
Я слышу, сонм небесных дев поет:

Науки смертных просвещают,
Питают, облегчают труд;
Художествы их украшают
И к вечной славе их ведут.
Благополучны те народы,
Которы красотам природы
Искусством могут подражать,
Как пчелы мед с цветов сбирать.
Блажен тот муж, блажен стократно,
Кто покровительствует им!
Вознаградят его обратно
Они бессмертием своим.

Наполнил грудь восторг священный,
Благоговейный обнял страх,
Приятный ужас потаенный
Течет во всех моих костях;
В весельи сердце утопает,
Как будто бога ощущает,
Присутствующего со мной!
Я вижу, вижу Аполлона
В тот миг, как он сразил Тифона

Божественной своей стрелой:
Зубчата молния сверкает,
Звенит в руке священный лук;
Ужасная змия зияет
И вмиг свой испущает дух,
Чешуйчатым хвостом песок перегребая
И черну кровь ручьем из раны испуская.
Я зрю сие, — и вмиг себе представить мог,
Что так невежество сражает света бог.

Полк бледных теней окружает
И ужасает дух того,
Кто кровью руки умывает
Для властолюбья своего;
И черный змей то сердце гложет,
В ком зависть, злость и лесть живет
И кто своим добром жить может,
Но для богатства мзду берет.
Порок спокоен не бывает;
Нрав варварский его мятет,
Наук, художеств не ласкает,
И света свет ему не льет.
Как зверь, он ищет места темна;
Как змей, он, ползая, шипит;
Душа, коварством напоенна,
Глазами прямо не глядит.

Черные мраки,
Злые призра́ки
Ужасных страстей!
Бегите из града,
Сокройтесь в дно ада
От наших вы дней!
Света перуны,
Лирные струны,
Минервин эгид!
Сыпьте в злость стрелы,
Брань за пределы
От нас да бежит!

Как солнце гонит нощи мрак,
И от его червлена злата
Румянится природы зрак,
Веселорезвая Эрата!
Ты ходишь по лугам зеленым
И рвешь тогда себе цветы,
Свободным духом, восхищенным,
Поешь свои утехи ты;
Вослед тебе забав собор,
Певиц приятных хор,
Наяды пляшут и фау́ны.
Составь же ты, прелестно божество!
И нам теперя торжество,
Да сладкогласной лиры струны,
Твоею движимы рукой,
Возбудят всех ко пляскам пред тобой.

Радостно, весело в день сей
Вместе сбирайтеся, други!
Бросьте свои недосуги,
Скачите, пляшите смелей:
Бейте в ладоши руками,
Щолкайте громко перстами,
Чорны глаза поводите,
Станом вы всем говорите;
Фертиком руки вы в боки,
Делайте легкие скоки;
Чобот о чобот стучите,
С наступью смелой свищите,
Молвьте спасибо душею
Мужу тому, что снисходит
Лаской, любовью своею,
Всем нам веселье находит.
Здравствуй же, муз днесь любитель!
Здравствуй, их всех покровитель!

Гавриил Романович Державин

Ода на день рождения ея величества

СОЧИНЕННАЯ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ И БУНТА 1774 ГОДА.
Се красный день, твой новый год;
А ты еще не утружденна,
Еще ни в чем не упражненна,
Кроме побед, доброт, щедрот,
Кроме, чтоб милость нам являти
И час потерянным считати
Без милосердиев твоих.
Любовь и удивленье света,
Что делал Петр, Елисавета;
Твой век, Екатерина, — их!

Се новый путь блистать лучам,
Тебе в безсмертие стремиться,
Еще превыше возноситься,
С тобою восходить и нам.
Но, в яры дни теперь вздыхая,
Дней прошлых кротость вспоминая,
Ужель не ждать их вспять с небес?
Эх! можно ль в оном сумневаться
И льзя ли Россу удержаться
От пения твоих чудес!

Младая муза, вспрянь, бодрись,
И Эвр как, крыла простирая,
Полеты стрел предускоряя,
Дерзай, теки, стремись, несись,
И в быстром вихре скоропарном,
В теченьи солнца светозарном,
Приближь к нему свой орлий взор,
Сдержи его крутизн в вершине,
На самой выспренней стремнине
Пловущих синих, светлых гор.

Сдержи и рцы: о князь планет,
Веществ чувствительных живитель,
Цветов, весны, зарей родитель,
Светило, льюще душу в свет!
Со лучезарной колесницы
Весь день низводишь ты зеницы
На росский небу равный край;
Не в гнев тебе, царю златому, —
Равен ли солнцу ты другому,
Кем светел Норд? Скажи, вещай!

Разжженный как в горну халкид,
Таков тут сын Латонин зрится,
В лице багряным цветом рдится
И свой желает скрыти стыд.
Трясет горящими кудрями
И жарких бьет коней возжами,
Претечь их нудит горизонт.
Пустившися с высока юга,
Всего эмпира чрез полкруга,
В единый миг он скрылся в понт.

Когда б средь варварства ночей
Еще, монархиня, мы жили,
Мы в солнца чин тебя б вместили,
Поставя правдой вымысл сей;
Но, днесь уж Ольгой освященны,
Тобою паче просвещенны,
Мы баснями тебя не чтим;
А если к оным прибегаем,
Живей лишь мысль представить чаем,
В тебе его что образ зрим.

От век горящий Окиян
Возвешен в тверди сей над нами,
Дабы светящими реками
Земных он был лампада стран:
Так ты, во блещущей короне,
На боголепном предков троне,
Екатерина, — росский свет:
Ты нам премудростью сияешь
И ею там ты озаряешь,
Где с мраком лед борьбу ведет.

Любезный зрак как светит сей,
Как зрим его перед глазами,
Безвредными тогда стезями
Мы ходим средь своих путей:
Так ясный день твое владенье,
Твои доброты — охраненье
От всех нам зол в стране твоей:
Законы, казни всей вселенной
Не могут жизни дать блаженной,
Как благ один пример царей.

Полезной всюду теплотой
Оно плоды произрастает,
Богатых с скудными питает
И всяку плоть живит собой:
Так ты героев награждаешь
И купно бедным помогаешь
Во воспитаньи оных чад.
Торги, художества, науки,
За милости воздевши руки,
Тебя одну благодарят.

Оно обилием лучей
Ползущих тварей оживляет:
Твоя рука нам поднимает
Из пыли верженных детей.
Ha зданья зданья все мемфисски
Тебе поставим в обелиски,
Благодаренья мал то знак:
Носили горы исполины,
А человека, взяв из глины,
Один лишь Бог соделал так.

Когда угрюмых облак сонм
Хотят лицо его покрыти,
Оно, дни ясны продолжити
Зажегши пар, бросает гром:
В завидших нашему покою
Победоносною войною
Перун и ты пустила свой.
Уже пламеноносны стрелы
Ниспали в вражески пределы,
Стеснившись, как туман густой.

Уже, как зык в лесах ловцов
Елениц робких ужасает,
Срацын так слух один сражает,
Монархиня, твоих полков.
Доколь в них молнии летают,
Они уж то в триумф считают,
Где если бег им жизнь спасет:
Господь твоей помощник воле.
Не будет несть земля их боле
И память с шумом их минет.

Но скопы жирных, черных туч
Как солнце жаром разрывает,
Желанный дождь всем проливает,
Журчащих вод сугубит ключ:
Так ты всем матерь равна буди.
Враги, монархиня, те ж люди:
Ударь еще и разжени,
Но с тем, чтоб милость к ним пролити,
В свое владенье покорити,
Как нас, покоить их в сени.

Как нас всегда храня собой,
Покроя орлими крылами,
Златыми осчастливя днями,
Весь мир возвесели тобой;
Тобой борей зефиром будет,
Злодейство злобствовать забудет,
Сокроет зависть яд в себе;
Приидут царие вселенны,
Твоею славой восхищенны,
Учиться царствовать к тебе.

Тогда ни вран на трупе жить,
Ни волки течь к телам стадами
Не будут, насыщаясь нами,
За снедь царей благодарить:
Не будут жатвы поплененны,
Не будут села попаленны,
Не прольет Пугачев кровей.
Твоя кротчайшая природа
Утешит все страны народа,
Коль будет в власти все твоей.

Ужель на сей один конец
Все твари только и созданны,
Вели чтоб брани непрестанны?
О Боже благ, щедрот Отец!
Не льзя ль из хаоса злосчастьев
Нам свет Тебе соделать счастьев
И слезы наши отереть?
Подай, да царствует едина
Над светом всем Екатерина:
Им должен тот, кто благ, владеть.

Ея и благ и кроток дух:
Пришельцев сенью та покрыла,
От казни винных свободила,
Она нам щит от сильных рук:
Кого ж, кроме ея, Содетель,
Твою прославить добродетель
Пошлешь к исправе Ты людей?
Удвой ей гром, спасай вселенну,
Везде от злобы утесненну,
И воцари ее над ней.

1774