Скрип половицы
Ночью бессонной,
В доме пустом.
В памяти звонной
Тлеют страницы,
Том догорел.
Мысль увидала
Тление крыши,
Рухнет весь дом.
Зубы у мыши
Остры как жало.
Это — предел.
Один средь мглы, среди домов ветвистых
Волнистых струн перебираю прядь.
Так ничего, что плечи зеленеют,
Что язвы вспыхнули на высохших перстах.
Покойных дней прекрасная Селена,
Предстану я потомкам соловьем,
Слегка разложенным, слегка окаменелым,
Полускульптурой дерева и сна.
Я люблю высокие дома,
Где небо чуть светит у крыши,
Я люблю высокие дома, —
И тем больше люблю, чем они выше.Мне грезится город, как дом,
Вместо улиц — стеклянные своды,
И высятся этаж за этажом,
Сады, и залы, и переходы.Мечтая о таких домах,
Я охвачен волнением странным,
Это бред о грядущих веках,
О человеке ином, но желанном.О, я люблю высокие дома,
Где небо чуть светит у крыши,
Я люблю высокие дома,
Тем больше люблю, чём они выше.
горячей иглою
проходят через чей-то мозг,
неудержимою волною
стремит сквозь сетку розг
цветных попугаев
пестрая стаяи что там брачныя цепи
пред цепью златою тельца
видвы человечьи нелепы
душа ничтожна для купца…
Дорогою старой плетусь я опять,
По улице — старой знакомой,
И вновь мимо дома желанной иду,
Пустого, забытаго дома.
И кажутся улицы тесными мне,
Несносна мне здесь мостовая,
Валятся как будто дома на меня;
Иду я, все шаг ускоряя.
Лет в десять дома, со своими,
Ты носишь собственное имя.
Но чуть на улицу попал,
Ты это имя потерял.
Здесь нет имён. Здесь носят клички.
А в школе? Тут свои привычки.
Большим тебя считают тут
И по фамилии зовут.
Три звания, три разных роли –
В семье, на улице и в школе.
Нет спутника сердцу неистовому,
друга нет у меня.
Не в дом мой путь и не из дому:
дома нет у меня.
Мой путь под грозой и под радугой
по великой земле,
тоске моей не нарадуюсь
на великой земле.
Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег…
Бегают, смеются,
Лепят снежный дом,
Звонко раздаются
Голоса кругом…
В снежном доме будет
Резвая игра…
Пальчики застудят, —
По домам пора!
Завтра выпьют чаю,
Глянут из окна —
Ан уж дом растаял,
На дворе — весна!
Милый друг, и в этом тихом доме
Лихорадка бьет меня.
Не найти мне места в тихом доме
Возле мирного огня!
Голоса поют, взывает вьюга,
Страшен мне уют…
Даже за плечом твоим, подруга,
Чьи-то очи стерегут!
За твоими тихими плечами
Слышу трепет крыл…
Бьет в меня светящими очами
Ангел бури — Азраил! Октябрь 1913
О старый дом, тебя построил предок,
Что годы долгие сколачивал деньгу.
Ты окружен кольцом пристроек и беседок,
Сенных амбаров крыши на лугу…
Почтенный дед. Он гнул людей в дугу,
По-царски принимал угодливых соседок,
Любил почет и не прощал врагу…
Он крепко жил, но умер напоследок.
…………………………………………………………
Из уст своих исторгни и меня!
Знакомые дома не те.
Пустыня затемненных улиц.
Не говори о темноте:
Мы не уснули, мы проснулись.
Избыток света в поздний час
И холод нового познанья,
Как будто третий, вещий, глаз
Глядит на рухнувшие зданья.
Нет, ненависть — не слепота.
Мы видим мир, и сердцу внове
Земли родимой красота
Средь горя, мусора и крови.
Сразу стало тихо в доме,
Облетел последний мак,
Замерла я в долгой дреме
И встречаю ранний мрак.
Плотно заперты ворота,
Вечер черен, ветер тих.
Где веселье, где забота,
Где ты, ласковый жених?
Не нашелся тайный перстень,
Прождала я много дней,
Нежной пленницею песня
Умерла в груди моей.
По дому бродит полуночник —
То улыбнется, то вздохнет,
То ослабевший позвоночник —
Над письменным столом согнет.Черкнет и бросит. Выпьет чаю,
Загрезит чем-то наяву.
… Нельзя сказать, что я скучаю.
Нельзя сказать, что я живу.Не обижаясь, не жалея,
Не вспоминая, не грустя… Так труп в песке лежит, не тлея,
И так рожденья ждет дитя.
В село из леса она пришла, —
Она стучала, она звала.
Её страшила ночная тьма,
Но не пускали её в дома.
И долго, долго брела она,
И тёмной ночью была одна,
И не пускали её в дома,
И угрожала ночная тьма.
Когда ж, ликуя, заря взошла.
Она упала, — и умерла.
Родился доме день туманный,
И жизнь туманна вся,
Носить венец случайно данный,
Над бездной ужасов скользя.
Так пешеход, так злой калека
Глядит на радостно детей
И — зла над юностью опека,
Случайноспутницей своей,
Грозит глазам веселолюдным.
Зелёным ивиным ветвям
И путь необозримо трудный
Влачит уныло по полям.
Как хорошо проснуться утром дома,
Где все, казалось бы, вам издавна знакомо,
Но где так празднично в явь переходит сон, —
Как будто к станции подходит ваш вагон.
Вы просыпаетесь от счастья, словно в детстве.
Вам солнце летнее шлет миллион приветствий,
И стены светлые, и ярко-желтый пол,
И сад, пронизанный насквозь жужжаньем пчел.
За осоку, за лед, за снега,
В тихий дом позвала, где звенели стаканы.
И опять голубая в гранитах река
И сквозные дома и реянье ночи.
Эй, горбатый, тебя не исправит могила.
Голубую Неву и сквозные дома
И ступени, где крысы грохочут хвостами,
В тихий дом ты привел за собой.
Дом без жильцов заснул и снов не видит.
Его душа, безгрешна и пуста,
В себя глядит закрытыми глазами,
Но самое себя не сознает
И дико вскидывается, когда
Из крана бульба шлепнется на кухне.
Водопровод молчит, и телефон
Молчит.
Ну что же, спи спокойно, дом,
Спи, кубатура-сирота! Вернутся
Твои жильцы, и время в чем попало —
В больших кувшинах, в синих ведрах, в банках
Из-под компота — принесут, и окна
Отворят, и продуют сквозняком.
Часы стояли? Шли часы? Стояли.
Вот мы и дома. Просыпайся, дом!
Шестиэтажный возносился дом,
Чернелись окна скучными рядами,
Но ни одно не вспыхнуло цветком,
Звуча знакомыми следами.
О сколько взглядов пронизало ночь
И бросилось из верхних этажей.
Безумную оплакавшие дочь,
Под стук неспящих сторожей.
Дышавшая на свежей высоте,
Глядя окно под неизвестной крышей.
Сколь ныне — чище ты и жертвенно святей!
Упавши вниз, ты вознеслася выше!
Мы покидали милый дом,
Мы с тем приютом расставались,
Где с утомленьем и трудом
Минуты сладкие сплетались,
И все, что оставалось там,
Что было для тебя так мило,
Все эти вещи, — старый хлам, —
Смеясь и плача, ты крестила,
Благословляя тот приют,
Где радость нам дарило лето,
Где духи мудрые живут,
Очаровавшие поэта.
X. В. Горенко
В деревянном доме, в ночи
беззащитность сродни отрешенью,
обе прячутся в пламя свечи,
чтобы сделаться тотчас мишенью.
Страх растет на глазах, и окно
застилает, как туча в июле,
сократив световое пятно
до размеров отверстия пули.
Тишина на участке, темно,
и молчанье не знает по году,
то ли ужас питает оно,
то ли сердцу внушает свободу.
Цветик белоснежный
У тропы тележной
Вырос в месте незнакомом.
Ты, мой друг, простился с домом,
Ты ушёл далеча, —
Суждена ль нам встреча?
Цветик нежный, синий
Над немой пустыней
Вырос в месте незнакомом.
Ты, мой друг, расстался с домом,
От тебя хоть слово
Я услышу ль снова?
В синем небе — розан пламенный:
Сердце вышито на знамени.
Впереди — без роду-племени
Знаменосец молодой.
В синем поле — цвет садовый:
Вот и дом ему, — другого
Нет у знаменосца дома.
Волоса его как лён.
Знаменосец, знаменосец!
Ты зачем врагу выносишь
В синем поле — красный цвет?
А как грудь ему проткнули —
Тут же в знамя завернули.
Сердце на-сердце пришлось.
Вот и дом ему. — Другого
Нет у знаменосца дома.
Я сплю иль умерла — одно и то же.
Кровать иль гроб, — но тесны мне они.
Прервутся ли мелькающие дни,
Иль вечность будет длить одно и то же.
В домах у всех людей одно и то же.
В домах мы узники — всегда одни.
Дома людей — большие западни.
В них жизнь и смерть почти одно и то же.
Я в дом вошла в рассветный час, весной,
Но мрак стоял за мёртвыми стенами.
Я в дом вошла с небесными мечтами,
Но погрузилась в бледный сон земной.
Я в дом вошла с весельем и цветами,
Но, плача, дверь захлопнулась за мной.
Дома растут, как желанья,
Но взгляни внезапно назад:
Там, где было белое зданье,
Увидишь ты черный смрад.
Так все вещи меняют место,
Неприметно уходят ввысь.
Ты, Орфей, потерял невесту, —
Кто шепнул тебе — «Оглянись…»?
Я закрою голову белым,
Закричу и кинусь в поток.
И всплывет, качнется над телом
Благовонный, речной цветок.5 ноября 1902
Не моя печаль, не моя забота,
Как взойдёт посев,
То не я хочу, то огромный кто-то:
И ангел и лев.
Стерегу в глазах молодых — истому,
Черноту и жар.
Так от сердца к сердцу, от дома к дому
Вздымаю пожар.
Разметались кудри, разорван ворот…
Пустота! Полёт!
Облака плывут, и горящий город
Подо мной плывёт.
Чайки, чайки! Где ваш дом?
Чайки, чайки, где ваш дом?
На земле?
На волне?
Или в синей вышине?
Ну, конечно, на земле!
На земле рождаемся.
Ну, конечно, на волне!
На волне качаемся.
Ну, конечно, в вышине!
В вышине летаем.
Вот где, вот где мы живём!
Вот где обитаем!
Строитель, возведи мне дом,
без шуток,
в самом деле,
чтобы леса росли на нем
и чтобы птицы пели.
Построй мне дом, меня любя,
построй, продумав тонко,
чтоб был похож он на себя
на самого,
и только.
Ты не по схемам строй его,
ты строй не по стандарту, —
по силе чувства своего,
по сердцу,
по азарту.
Ты строй его — как стих пиши,
как по холсту — рисуя.
По чертежам своей души,
от всей души,
рискуя.
В эти желтые дни меж домами
Мы встречаемся только на миг.
Ты меня обжигаешь глазами
И скрываешься в темный тупик…
Но очей молчаливым пожаром
Ты недаром меня обдаешь,
И склоняюсь я тайно недаром
Пред тобой, молчаливая ложь!
Ночи зимние бросят, быть может,
Нас в безумный и дьявольский бал,
И меня, наконец, уничтожит
Твой разящий, твой взор, твой кинжал! 6 октября 1909
Я люблю большие дома
И узкие улицы города, —
В дни, когда не настала зима,
А осень повеяла холодом.
Пространства люблю площадей,
Стенами кругом огражденные, —
В час, когда еще нет фонарей,
А затеплились звезды смущенные.
Город и камни люблю,
Грохот его и шумы певучие, —
В миг, когда песню глубоко таю,
Но в восторге слышу созвучия.
29 августа 1898
1На скамейке аэродрома, -
Я — дома.
Домодедово — тоже дом.
А чужие квартиры — лиры,
И скамейки — они квартиры,
Замечательные притом.2Я обожаю пропадать,
В дома чужие попадать,
С полузнакомыми сидеть,
В их лица праздные глядеть.3Скамейки бывают печальные,
Зеленые, снежные, спальные.Скамейки бывают из кожи, -
Из кожи — они подороже.Скамейки бывают из жести, -
Но тело и душу уместят.4В Домодедово — красиво,
Домодедову — спасибо.
М. В. АбельманЯ в Вашем доме — гость случайный,
Встречались мы не много раз.
Но связывает нежной тайной
Поэзия обоих нас.Вы и в своем вечернем свете —
О, это так понятно мне! —
Общаясь с Пушкиным и Гете,
Остались верною весне.И в этом мире зла и скуки,
Где нас обоих грусть томит,
Вам с нежностью целует руки
Ваш преданный… «Антисемит».
Над домами, домами, домами
голубые висят облака —
вот они и останутся с нами
на века, на века, на века.
Только пар, только белое в синем
над громадами каменных плит…
никогда никуда мы не сгинем,
Мы прочней и нежней, чем гранит.
Пусть разрушатся наши скорлупы,
геометрия жизни земной, —
оглянись, поцелуй меня в губы,
дай мне руку, останься со мной.
А когда мы друг друга покинем,
ты на крыльях своих унеси
только пар, только белое в синем,
голубое и белое в си…
Ваш дом среди заводских пустырей,
От города приморского в трехверстьи,
Ваш дом, куда охотно ездят гости,
Дом широко распахнутых дверей.
Куда попасть, чем выбраться, скорей,
И где поэт в своем заздравном тосте
(Хотя вокруг и злобствовал Борей…)
Приветствовал хозяев, чуждых злости,
Ваш дом, где неизменен тонкий вкус
В литературе, мебели, гравюрах,
Где фея настроенья — в абажурах,
И где не редкость — встречи знатных муз,
Где культ наипрекраснейшей богини,
Ваш дом — оазис в городской пустыне.
«Беги со мной! будь мне женой!
На сердце отдохни моем!
Оно тебе в стране чужой —
Родимый край, родимый дом.
Иль лягу я в земле сырой,
И будешь в мире ты одна,
И будет дом родимый твой
Тебе чужая сторона!»