Прожить полвека — это не пустяк,
Сейчас полвека — это тоже веха!
Подчас полвека ставится спектакль,
И пробивать приходится полвека.Стараясь не ударить в грязь лицом,
Мы Ваших добрых дел не забываем,
Ведь мы считаем крёстным Вас отцом,
А также крёстной матерью считаем.Таганский зритель раньше жил во тьме,
Но… в нашей жизни всякое бывает:
Таганку раньше знали по тюрьме,
Теперь Таганку по театру знают.Ждем Ваших пьес — ведь Вы же крёстный наш,
А крестники без пьес хиреют рано.
Вы помните — во многом это Ваш
Наш «Добрый человек из Сезуана».Так пусть же Вас не мучает мигрень,
Уж лучше мы за Вас переболеем
И со штрафной Таганки в этот день
Вас поздравляем с Вашим юбилеем.И кто бы что бы где ни говорил,
Еще через полвека буду петь я,
Что Симонов здоров и полон сил,
Так, значит, не «финита ля комедья»!
Немецкими танками смяты посевы,
Свинцовая хлещет пурга.
Но грозное пламя народного гнева
Бушует в тылу у врага.
Мсти врагу беспощадно и смело!
Мать — Отчизна, мы слышим твой зов!
В бой выходят за правое дело
Партизаны орловских лесов.
Враг злобствует, в бешеном страхе и дрожи,
Но Родина нам дорога.
Ряды партизанские ширя и множа,
Народ наш встает на врага.
На воздух мосты, эшелоны и склады!
Берись за топор и за нож!
Свинцом и гранатой, штыком и прикладом
Фашистских собак уничтожь!
Мсти врагу беспощадно и смело!
Мать — Отчизна, мы слышим твой зов!
В бой выходят за правое дело
Партизаны орловских лесов.
<1942>
Может быть,
а может быть — не может,
может, я живу последний день,
весь недолгий век мой — выжат, прожит,
впереди тоска и дребедень.
Шляпа,
шлепанцы,
табак турецкий,
никуда не годная жена,
ночью — звезды,
утром — ветер резкий,
днем и ночью — сон и тишина.
К чаю — масло,
и компот к обеду,
— Спать, папаша?! вечером кричат…
Буду жить, как подобает деду,
на коленях пестовать внучат.
День за днем,
и день придет, который
всё прикончит — и еду и сны;
дальше — панихида, крематорий —
все мои товарищи грустны.
И они ногою на погосте
ходят с палочками, дребезжат,
и мундштук во рту слоновой кости
деснами лиловыми зажат.
За окном — по капле, по листочку
жизнь свою наращивает сад;
все до дна знакомо — точка в точку,
как и год и два тому назад.
День за днем —
и вот ударят грозы,
как тоска ударила в меня,
подрезая начисто березы
голубыми струйками огня.
И летят надломанные сучья,
свернутая в трубочку кора,
и опять захлопнута до случая
неба окаянная дыра.
Но нелепо повторять дословно
старый аналогии прием,
мы в конце, тяжелые как бревна,
над своею гибелью встаем.
Мы стоим стеною — деревами,
наши песни, фабрики, дела,
и нефтепроводами и рвами
нефть ли, кровь ли наша потекла.
Если старости
пройдемся краем,
дребезжа и проживая зря,
и поймем, что — амба — умираем,
пулеметчики и слесаря.
Скажем:
— Всё же молодостью лучшая
и непревзойденная была
наша слава,
наша Революция,
в наши воплощенная дела.
1
Товарищи,
бросьте
раскидывать гвозди!
Гвозди
многим
попортили ноги.
2
Не оставляй
на лестнице
инструменты и вещи.
Падают
и ранят
молотки и клещи.
3
Работай
только
на прочной лестнице.
Убьешься,
если
лестница треснется.
4
Месим руками
сталь, а не тесто,
храни
в порядке
рабочее место.
Нужную вещь
в беспорядке ищешь,
никак не найдешь
и ранишь ручища.
5
Пуская машину,
для безопасности
надо
предупредить товарища,
работающего рядом.
6
На работе
волосы
прячьте лучше:
от распущенных волос —
несчастный случай.
7
Электрический ток —
рабочего настиг.
Как
от смерти
рабочего спасти?
Немедленно
еще до прихода врача
надо
искусственное дыхание начать.
8
Нанесем
безалаберности удар,
образумим
побахвалиться охочих.
Дело
безопасности труда —
дело
самих рабочих.
Все твой путь блестящей залой зла,
Маргарита, осуждают смело.
В чем вина твоя? Грешило тело!
Душу ты — невинной сберегла.
Одному, другому, всем равно,
Всем кивала ты с усмешкой зыбкой.
Этой горестной полуулыбкой
Ты оплакала себя давно.
Кто поймет? Рука поможет чья?
Всех одно пленяет без изъятья!
Вечно ждут раскрытые объятья,
Вечно ждут: «Я жажду! Будь моя!»
День и ночь признаний лживых яд…
День и ночь, и завтра вновь, и снова!
Говорил красноречивей слова
Темный взгляд твой, мученицы взгляд.
Все тесней проклятое кольцо,
Мстит судьба богине полусветской…
Нежный мальчик вдруг с улыбкой детской
Заглянул тебе, грустя, в лицо…
О любовь! Спасает мир — она!
В ней одной спасенье и защита.
Все в любви. Спи с миром, Маргарита…
Все в любви… Любила — спасена!
С. А. Полякову
Кончая день, в вечернем свете,
Гляжу все чаще на зарю
И, как мулла на минарете,
Молитву громкую творю...
Земной поклон стране восточной,
Ее безбрежности хвала,
Что в сумрак мира в час урочный
Живое солнце привела!
Хвала безоблачному югу
За синий полдень, трудный зной,
Что дал цветы земному лугу
И долгий свет борьбе земной...
Хвала, хвала безмерной дали
Великих западных миров
За щедрый дар живой печали
И тишь жемчужных вечеров...
Хвала и звездному простору
Пустынных северных полей,
Что дал тоскующему взору
Огни полуночи своей!
Кончая день, борьбу живую,
Обятый кроткой тишиной,
Я славлю Бога и целую
С земным поклоном прах земной...
Сегодня я в лугах весь день цветы рвала,
Струившие с зарей свое благоуханье,
И пело все во мне, как пташка иль пчела,
Летящия в поля, встречая дня сиянье.
Но чем скорей цветы постигло увяданье—
Тем крепче я, в руке сжимая их, несла,
И рвутся из души не песни, а рыданья…
Что скажете вы все, чья дружба мне мила?
Нарвать еще цветов? Идти ли снова в поле?
Пусть это делает кто может, но не я!
Устала я душой, во мне нет силы боле,
Цветами прежними полна рука моя,
Пускай же их букет, в ней умирая, вянет,
Пока и для меня день смерти не настанет.
Еще год как не бывало
Над моею головой
Пробежал, — и только стало
Мне грустней: как часовой
Безответный, я до смены
Простою; потом, бедняк,
Как актер, сойду со сцены —
И тогда один червяк
Будет мною заниматься,
А товарищи, друзья
Позабудут, может статься,
Что когда-то жил и я,
Что и мне они внимали,
Когда в песнях изливал
Я сердечные печали
Иль на радость призывал.
Гость в пирушке запоздалый,
Я допил уже до дна
Чашу радости бывалой,
И разбита уж она!
Понемногу отлетели
Обольщенья и любовь,
И лампады догорели
Наших дружеских пиров.
Новые огни засветят,
Новый явится поэт,
Зашумят и не приметят,
Что меня в пирушке нет.
Может быть, и всю беседу
Нашу годы разнесут,
Раскидают, и к обеду
Гости новые придут.
Но и мы соединимся,
К жизни мы воскреснем вновь,
И тогда мы погрузимся
В беспредельную любовь.
Над Озером Грез, где большие березы
Любовно дрожат на вечерней заре,
Они, в летний день, свои детские грезы
Доверили белой коре.
В заветном листке было сказано много;
О чем они робко мечтали вдвоем,
О чем они тайно молили у бога
В недавнем прекрасном былом.
В тот день, как свершились бы эти мечтанья,
Как правдой надежды их сделал бы Рок, —
Они бы вернулись на место свиданья,
Чтоб вынуть поблекший листок.
И дерево свято в груди сохраняло
Листок пожелтелый с чуть видной каймой,
В июле ветвями его обвевало,
Хранило от стужи зимой.
Мечты же писавших не сбылись. Таила
Судьба приговор: им не встретиться вновь!
И юношу зло сторожила могила,
Ее же — другая любовь.
Но все же остались их юные души
На старом листке у свидетеля грез:
О маленькой Мане и бедном Илюше
Твердят колыханья берез.
О, неужели день придет,
И я в слезах и умиленьи
Увижу этот небосвод
Как верный круг уединенья.
Пойду в поля, пойду в леса
И буду там везде один я,
И будут только небеса
Друзьями счастья и унынья!
Мне ненавистна комнат тишь,
Мне тяжело входить под кровлю.
Люблю простор, люблю камыш,
Орла, летящего на ловлю.
Хочу дождя, хочу ветров,
И каждый день — менять жилище!
Упасть бессильным в тяжкий ров,
Среди слепцов бродить, как нищий.
Меж ними, где навис забор,
Я разделю их братский ужин,
А ночью встретит вольный взор
Лишь глубину да сеть жемчужин.
Случайный гость в толпе любой,
Я буду дорог, хоть и странен,
Смешон невольной похвальбой,
Но вечной бодростью желанен.
И женщина — подруга дня —
Ко мне прильнет, дрожа, ревнуя,
Не за стихи любя меня,
А за безумство поцелуя!
Да, и жгучие костры
Это только сон игры.
Мы играем в палачей.
Чей же проигрыш? Ничей.Мы меняемся всегда.
Нынче «нет», а завтра «да».
Нынче я, а завтра ты.
Всё во имя красоты.Каждый звук — условный крик.
Есть у каждого двойник.
Каждый там глядит как дух,
Здесь — телесно грезит вслух.И пока мы здесь дрожим,
Мир всемирный нерушим.
Но в желаньи глянуть вниз
Все верховные сошлись.Каждый любит, тень любя,
Видеть в зеркале себя.
И сплетенье всех в одно
Глубиной повторено.Но, во имя глубины,
Мы страдаем, видя сны.
Все мы здесь, наоборот,
Повторяем небосвод.Свет оттуда — здесь как тень,
День — как ночь, и ночь — как день.
Вечный творческий восторг
Этот мир, как крик, исторг.Мир страданьем освящен.
Жги меня — и будь сожжен.
Нынче я, а завтра ты,
Всё во имя красоты.
В квартире пахнет яблоком осенним
И рыжиком, и медом, и сосной.
Холодный день заглядывает в сени
И гонится за речкой ледяной.
Недавний друг, уехавший знакомый,
Мерещится по вечерам, в тени…
Она идет с медлительной истомой,
Такая же прозрачная, как дни.
Ключами глаз струится на поляны,
И что ни шаг, то слаще и грустней
Идти в снегах, под облаком румяным,
И слушать красногрудых снегирей.
Затих погост, и примелькались зайцы,
И лисий хвост в оврагах зачастил.
Она дыханьем согревает пальцы
И переходит хрустнувший настил.
Короткий день с зимою расстается,
И поворот записан на столбе.
Она стоит у белого колодца
И думает: «Я друга жду к себе».
Там круглый год, почти всегда,
В угрюмом здании суда,
Когда вершить приходит суд,
Картины грустные встают;
Встают одна вослед другой,
С неудержимой быстротой,
Из мыслей, слов и дел людских,
В чертах, до ужаса живых...
И не один уж ряд имен
В синодик скорбный занесен,
И не с преступников одних
Спадают вдруг личины их:
Простой свидетель иногда
Важней судимых и суда;
Важней обоих их порой
Мы сами, в общем, всей толпой!
Но в грудах всяких, всяких дел,
Подлогов, взломов, мертвых тел,
Бессильной воли, злых умов,
Уродства чувств и фальши слов
И бесконечных верениц
Холодных душ и нервных лиц, –
Заметна общая черта:
Незрелой мысли пустота!
Революция — это ревы улиц,
это топот толп, прочтенный вслух.
Только в революцию можно стать под пули,
грудью их отвеяв, словно пух.
Революция — это души настежь!
Сердце сбило всех обид замки,
и в пустые ребра, как очей ни застишь,
небо набивает синевы комки.
Революция! Кто сказал, что труд встал?
Что сегодня найден трудный путь?
Революция — именем беспутства —
спины повелела разогнуть.
Революция — это праздник праздных,
тем, кто не у дел был — даль привет:
только в революцию за дело казни,
за безделье ж казней нет!
Революция! Это сразу радость,
это без отказу — все зараз!
В темном переулке — это завтра — крадусь,
а сегодня солнца — тысяч глаз.
В темном переулке я тебя забуду —
петля ли у шеи, сталь ли у виска,
революция! Но сегодня всюду,
всю до переулка тебя искать.
Над рекой рассвет встает,
Гаснет звездный хоровод,
И восходит над страной утра вестник.
Наш туристский лагерь встал,
Боевой звучит сигнал,
И, чеканя шаг, несется песня:
Пусть дождь нас ожидает на пути,
Пусть немало предстоит еще пройти,
День встает лучистый,
Снова в путь, туристы!
Пусть нам грозят морозы и снега,
Пусть яростно палатку рвет пурга,
Но песня нас зовет
Вперед!
Пусть дорога вдаль пылит,
Знает дело замполит,
И туристский лагерь дружен с песней звонкой.
Переправу наведем,
Где олень прошел, пройдем,
Ветру дружбы мы поем вдогонку:
Пусть дождь нас ожидает на пути,
Пусть немало предстоит еще пройти,
День встает лучистый,
Снова в путь, туристы!
Пусть нам грозят морозы и снега,
Пусть яростно палатку рвет пурга,
Но песня нас зовет
Вперед!
Наши реки широки,
Наши горы высоки,
И спокоен взгляд советского солдата.
Мы за мир, но если вновь
Враг пролить захочет кровь,
Наш туристский штык блеснет булатом!
Ты неведомое, незнамое,
Без виду, без образа,
Без имени-прозвища!
Полно гнуть меня ко сырой земле,
Донимать меня, добра молодца!
Как с утра-то встану здоровешенек,
Здоровешенек, кажись гору сдвинул бы,
А к полудню уже руки опущаются,
Ноги словно ко земле приросли.
А подходит оно без оклика,
Меж хотенья и дела втирается,
Говорит: «Не спеши, добрый молодец,
Еще много впереди времени!»
И субботу называет пятницей,
Фомину неделю светлым праздником.
Я пущуся ли в путь-дороженьку,
Ан оно повело проселками,
На полпути корчмой выросло;
Я за дело примусь, ан оно мухою
Перед носом снует, извивается;
А потом тебе же насмехается:
«Ой, удал, силен, добрый молодец!
Еще много ли на боку полежано?
Силы-удали понакоплено?
Отговорок-то понахожено?
А и много ли богатырских дел,
На печи сидючи, понадумано?
Вахлаками других поругано?
Себе спину почесано?»
<1857>
Уж не за мной ли дело стало?
Не мне ль пробьет отбой? И с жизненной бразды
Не мне ль придется снесть шалаш мой и орало
И хладным сном заснуть до утренней звезды?
Пока живется нам, все мним: еще когда-то
Нам отмежует смерть урочный наш рубеж;
Пусть смерть разит других, но наше место свято,
Но жизни нашей цвет еще богат и свеж.
За чудным призраком, который все нас манит
И многое еще сулит нам впереди,
Бежим мы — и глаза надежда нам туманит,
И ненасытный пыл горит у нас в груди.
Но вот ударит час, час страшный пробужденья;
Прозревшие глаза луч истины язвит,
И призрак — где ж его и блеск, и обольщенья? —
Он, вдруг окостенев, как вкопанный стоит,
С закрытого лица подемлет он забрало —
И видим мы не жизнь, а смерть перед собой.
Уж не за мной ли дело стало?
Теперь не мне ль пробьет отбой?
Лев учредил совет какой-то неизвестно;
И посадя в нево сочленами слонов,
Прибавил больше к ним ослов.
Хотя слонам сидеть с ослами и не вместно,
Но лев не мог тово числа слонов набрать,
Какому надлежало
В совете заседать.
Ну, что ж? пускай числа всево бы недостало,
Ведь этоб не мешало
Дела производить. —
Нет; как же? а устав уж ли переступить?
Хоть будь ослы судьи, лишь счетом бы их стало.
А сверх того, как лев совет сей учреждал
Он эдак рассуждал,
И все надеждой льстился,
Что ум слонов
На разум наведет ослов.
Однако как совет открылся,
Дела совсем другим порядком потекли:
Ослы слонов с ума свели.
Сторона наша убогая,
Выгнать некуда коровушку.
Проклинай житье мещанское
Да почесывай головушку.Спи, не спи — валяйся по печи,
Каждый день не доедаючи,
Трать задаром силу дюжую,
Недоимку накопляючи.Уж как нет беды кручиннее
Без работы парню маяться,
А пойдешь куда к хозяевам —
Ни один-то не нуждается! У купца у Семипалова
Живут люди не говеючи,
Льют на кашу масло постное
Словно воду не жалеючи.В праздник — жирная баранина,
Пар над щами тучей носится,
В пол-обеда распояшутся —
Вон из тела душа просится! Ночь храпят, наевшись до поту,
День придет — работой тешутся…
Эй! возьми меня в работники,
Поработать руки чешутся! Повели ты в лето жаркое
Мне пахать пески сыпучие,
Повели ты в зиму лютую
Вырубать леса дремучие, —Только треск стоял бы до неба,
Как деревья бы валилися;
Вместо шапки белым инеем
Волоса бы серебрилися!
Как очаровывает взоры
Востока чистая краса,
Сияя розами Авроры!
Быть может, эти небеса
Не целый день проторжествуют;
Быть может, мрак застигнет их
И ураганы добушуют
До сводов, вечно голубых!
Но любит тихое мечтанье
В цветы надежду убирать
И неба в утреннем сиянье
Прекрасный день предузнавать.Твои младенческие годы
Полетом ангела летят:
Твои мечты — мечты свободы,
Твоя свобода — мир отрад;
В твоих понятиях нет рока…
Несильной жертвы не губя,
Еще завистливого ока
Не обратил он на тебя;
Но будет час, он неизбежен,
Твоим очам откроет он
Сей мир, где разум безнадежен,
Где счастье — сон, беда — не сон.Пусть веры кроткое сиянье
Тебе осветит жизни путь;
Ее даров очарованье
Покоит страждущую грудь;
Она с надеждою отрадной
Велит без ропота сносить
Удары силы непощадной,
Терпеть, смиряться и любить.
Проходит ночь. И над землей все шире
Заря встает, светла…
Не умер он: повсюду в этом мире
Живут его дела.И если верен ты его заветам —
Огням большой весны, —
В своей стране ты должен стать поэтом,
Творцом своей страны.На стройке ль ты прилаживаешь камень, —
Приладь его навек,
Чтобы твоими умными руками
Гордился человек.Растишь ли сад, где вечный голод плакал,
Идешь ли на поля, —
Работай так, чтоб от плодов и злаков
Ломилась вся земля.Услышишь гром из вражеского стана
У наших берегов, —
Иди в поход, сражайся неустанно
И будь сильней врагов! Какое б ты ни делал в жизни дело,
Запомни — цель одна:
Гори, дерзай, чтоб вечно молодела
Великая страна; Чтобы, когда в холодные потемки
Уйдешь ты — слеп и глух,
Твое бы имя понесли потомки
Как песню, — вслух.
Я любил и женщин и проказы:
Что ни день, то новая была, -
И ходили устные рассказы
Про мои любовные дела.
И однажды как-то на дороге
Рядом с морем — с этим не шути -
Встретил я одну из очень многих
На моем на жизненном пути.
А у ней — широкая натура,
А у ней — открытая душа,
А у ней — отличная фигура, -
А у меня в кармане — ни гроша.
Ну, а ей — в подарок нужно кольца;
Кабаки, духи из первых рук, -
А взамен — немного удовольствий
От ее сомнительных услуг.
"Я тебе, — она сказала, — Вася,
Дорогое самое отдам!.."
Я сказал: "За сто рублей согласен, -
Если больше — с другом пополам!"
Женщины — как очень злые кони:
Захрипит, закусит удила!..
Может, я чего-нибудь не понял,
Но она обиделась — ушла.
…Через месяц улеглись волненья -
Через месяц вновь пришла она, -
У меня такое ощущенье,
Что ее устроила цена!
Из окружения, в пургу,
Мы шли по Беларуси.
Сухарь в растопленном снегу,
Конечно, очень вкусен.
Но если только сухари
Дают пять дней подряд,
То это, что ни говори…
— Эй, шире шаг, солдат! —
Какой январь!
Как ветер лих!
Как мал сухарь,
Что на двоих!
Семнадцать суток шли мы так,
И не отстала ни на шаг
Я от ребят.
А если падала без сил,
Ты поднимал и говорил:
— Эх ты, солдат!
Какой январь!
Как ветер лих!
Как мал сухарь,
Что на двоих!
Мне очень трудно быть одной.
Над умной книгою порой
Я в мир, зовущийся войной,
Ныряю с головой —
И снова «ледяной поход»,
И снова окружённый взвод
Бредёт вперёд.
Я вижу очерк волевой
Тех губ, что повторяли: «Твой»
Мне в счастье и в беде.
Притихший лес в тылу врага
И обожжённые снега…
А за окном — московский день,
Обычный день…
Слова, одни слова, а дела никакого!
И мяса никогда, о, куколка моя!
Всегда духовный корм и никогда жаркого,
И клецок никогда не вижу в супе я,
Но может быть, мой друг, тебе невыносима
Та сила дикая, что в теле есть у нас
И, сделав страсть конем, в галоп неудержимо
Несется, отдыха не зная ни на час.
Да, нежное дитя, меня берет забота,
Что, наконец, тебя совсем уж изведет
Вся эта дикая любовная охота,
Весь этот stееplе-chasе, что бог Амур ведет.
Гораздо для тебя — готов я согласиться —
Здоровее иметь больного мужа, чем
С любовником таким, как я, не расходиться,
Который двигаться не может уж совсем.
Поэтому храни ты наш союз сердечный,
Мой ангел дорогой, и для него живи.
Уход за ним тебе весьма здоров конечно;
То род целительный аптекарской любви.
По воде, на колёсах, в седле, меж горбов и в вагоне,
Утром, днём, по ночам, вечерами, в погоду и без,
Кто за делом большим, кто за крупной добычей — в погони
Отправляемся мы, судьбам наперекор, всем советам вразрез.И наши щёки жгут пощёчинами ветры,
Горбы на спины нам наваливает снег…
Но впереди — рубли длиною в километры
И крупные дела величиною в век.За окном и за нашими душами света не стало,
И вне наших касаний повсюду исчезло тепло.
На земле дуют ветры, за окнами похолодало,
Всё, что грело, светило, теперь в темноту утекло.И вот нас бьют в лицо пощёчинами ветры,
И жены от обид не поднимают век,
Но впереди — рубли длиною в километры,
И крупные дела величиною в век.Как чужую гримасу, надел я чужую одежду,
Или в шкуру чужую на время я вдруг перелез?
До и после, в течение, вместо, во время и между
Поступаю с тех пор просьбам наперекор и советам вразрез.Мне щёки обожгли пощёчины и ветры,
Я взламываю лёд, плыву в пролив Певек!
Ах, где же вы, рубли длиною в километры?..
Всё вместо них дела величиною в век.
Придет пора: заплесневеет порох,
Потухнет злоба, мир изменит вид,
И все, что нынче побеждало в спорах,
Лишь в сказках превосходство сохранит.
Наступит день, и, может быть, мой правнук
Закончит дело, начатое мной,
И наших дней торжественную правду
Он назовет последнею войной.
Не зная, как на поле битвы горек
Вкус бьющей горлом крови и слюны,
Он подойдет бесстрастно, как историк,
К неповторимым ужасам войны.
Все это взяв как массу перегноя,
На коем мир спокойствие воздвиг,
Он все сегодня конченное мною
Использует как первый черновик.
Наступит день — и труд мой, как основа
Или чертеж, понадобится дням,
Я мысль свою, заверстанную в слово,
Как эстафету в беге передам.
И потому мы побеждаем в спорах,
Что вместе с песней в будущем стоим.
Придет пора…
Но нынче нужен порох,
Сегодня он вдвойне необходим.
Нет, не фата формошика,
Не дудука в цвете лет,
Черноброва, мититика
Нежный шлет тебе привет;
Не молдавская кукона,
Ратник правды и закона,
Посулит тебе наград...
Нет, письма сего виновник
Стихотворец и чиновник,
Твой кочующий собрат.
Славных дел твоих отгула
Вся далекая полна,
От Днестра и до Кагула,
Новой Руси сторона!
Ты бежал трудов доселе;
Я твердил тебе о деле,
Я твою позорил лень;
Но теперь ты мне любезен,
Твой досуг общеполезен,
Труден труд, но честен день!
Жаром подвига обята,
Пусть рука громит сплеча
Спесь и злость аристократа
И неправду богача!
Станет лгать на спрос докучный,
Оробев, развратник тучный,
Он, подобьем требуха!..
Ты раскрой тот быт безбожный,
Наглый срам, порок вельможный,
Мерзость знатного греха!
И, познавши сладость дела,
Доведешь его тогда
До желанного предела,
До надворного суда.
Жила была Дуня,
Дуня тонкопряха, пряха, пряха,
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Купили Дуняхе
Три пуда кудели, дели, дели.
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Как из той кудели
Пряла три недели, дели, дели,
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Стала Дуня ткати,
Шилом протыкати, кати, кати...
Дуня ль моя,
Дуняха, Дуня-тонкопряха!
Челнок уронила,
Семь баб задавила, вила, вила...
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Стала она шити,
Топором рубити, бити, бити…
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Семь рек исходила,
Холста не смочила, чила, чила...
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Восьмая речища
Смочила холстище, тище, тище…
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Как навстречу Дуне
Косой Афанасий, насий, насий...
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
«Бог на помощь, Дуня,
Рогожу мочити, чити, чити!»
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
«Косая ты рожа!
Это не рогожа, гожа, гожа».
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
«Тонкие полотна
Мужу на рубаху, баху, баху».
Дуня ль моя, Дуняха,
Дуня-тонкопряха!
Мороз был — как жара, и свет — как мгла.
Все очертанья тень заволокла.
Предмет неотличим был от теней.
И стал огромным в полутьме — пигмей.И должен был твой разум каждый день
Вновь открывать, что значит свет и тень.
Что значит ночь и день, и топь и гать…
Простые вещи снова открывать.Он осязанье мыслью подтверждал,
Он сам с годами вроде чувства стал.Другие наступают времена.
С глаз наконец спадает пелена.
А ты, как за постыдные грехи,
Ругаешь за рассудочность стихи.Но я не рассуждал. Я шел ко дну.
Смотрел вперед, а видел пелену.
Я ослеплен быть мог от молний-стрел.
Но я глазами разума смотрел.И повторял, что в небе небо есть
И что земля еще на месте, здесь.Что тут пучина, ну, а там — причал.
Так мне мой разум чувства возвращал.
Нет! Я на этом до сих пор стою.
Пусть мне простят рассудочность мою.
Не только здесь, у стен Кремля,
Где сотням тысяч — страшны, странны,
Дни без Вождя! нет, вся земля,
Материки, народы, страны,
От тропиков по пояс льда,
По всем кривым меридианам,
Все роты в армии труда,
Разрозненные океаном, —
В тревоге ждут, что будет впредь,
И, может быть, иной — отчаян:
Кто поведет? Кому гореть,
Путь к новой жизни намечая?
Товарищи! Но кто был он?
Воль миллионных воплощенье!
Веков закрученный циклон!
Надежд земных осуществленье!
Пусть эти воли не сдадут!
Пусть этот вихрь все так же давит!
Они нас к цели доведут,
С пути не сбиться нас — заставят!
Но не умалим дела дел!
Завета трудного не сузим!
Как он в грядущее глядел,
Так мир сплотим и осоюзим!
Нет «революций», есть — одна:
Преображенная планета!
Мир всех трудящихся! И эта
Задача — им нам задана!
Не забыть нам, как когда-то
Против здания тюрьмы
У ворот военкомата
Целый день прощались мы.В Чистополе в поле чистом
Целый день белым-бела
Злым порсканьем, гиком, свистом
В путь метелица звала.От озноба грела водка,
Спиртом кровь воспламеня.
Как солдатская молодка,
Провожала ты меня.К ночи день крепчал морозом
И закат над Камой гас,
И на розвальнях обозом
Повезли по тракту нас.На соломенной подстилке
Сидя рядышком со мной,
Ты из горлышка бутылки
Выпила глоток хмельной.Обнялись на повороте:
Ну, пора… Прости… Слезай…
В темно-карей позолоте
Зажемчужилась слеза.Вот и дом знакомый, старый,
Забежать бы мне туда…
Наши возчики-татары
Дико гикнули: «Айда!»Покатился вниз с пригорка
Утлых розвальней размах.
Поцелуй последний горько
Индевеет на губах.Знаю: ты со мной пошла бы,
Если б не было детей,
Чрез сугробы и ухабы
В ухающий гул смертей.И не знаю, как случилось
Или кто устроил так,
Что звезда любви лучилась
Впереди сквозь снежный мрак.В сердце бил сияньем колким,
Серебром лучистых струй, —
Звездным голубым осколком
Твой замерзший поцелуй!
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Прощай, вьюг-твоих-приютство,
Воркотов приятство.
Веретен ворчливых царство,
Волков белых — рьянство.
Сугроб теремной, боярский,
Столбовой, дворянский,
Белокаменный, приютский
Для сестры, для братца…
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Ах, в раззор, в раздор, в разводство
Широки — воротцы!
Прощай, снег, зимы сиротской
Даровая роскошь!
Прощай, след незнам, непытан,
Орлов белых свита,
Прощай, грех снежком покрытый,
По снегам размытый.
Горбуны-горбы-верблюдцы —
Прощай, домочадцы!
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Голытьбе с любовью долг
День весенний, звонный.
Где метель: покров-наш-полог,
Голова приклонна!
Цельный день грызет, докучня,
Леденцовы зерна.
Дребезга, дрызга, разлучня,
Бойня, живодерня.
День — с ремень, ноченька куца:
Ни начать, ни взяться…
А сугробы подаются,
Скоро расставаться…
В две руки беру — за обе:
Ну — не оторвуся?
В две реки из ям-колдобин —
Дорогие бусы.
Расколдован, разморожен
Путь, ручьям запродан.
Друг! Ушли мои ворожбы
По крутым сугробам…
Не гляди, что слезы льются:
Вода — может статься!
Раз сугробы подаются —
Пора расставаться!
День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне!
Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом,
Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем!
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне!
Счет-счет-счет-счет — пулям в кушаке веди,
Чуть-сон-взял-верх — задние тебя сомнут.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Для-нас-все-вздор — голод, жажда, длинный путь,
Но-нет-нет-нет — хуже, чем всегда одно, —
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
Днем-все-мы-тут — и не так уж тяжело,
Но-чуть-лег-мрак — снова только каблуки.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,
Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
Восходит день… И как там дальше?
Не мастер я по части од.
Не выношу нарядной фальши,
Хотя б и с маркою свобод.
У одописцев — ну их к богу —
Рассудок с сердцем не в ладу.
Авось без вымыслов дорогу
Я к сердцу вашему найду.
И вряд ли кто меня осудит
И горький мне пошлет упрек.
Не говорю я — «дня не будет»,
Но говорю, что «день далек».
Утешен сказкою обманной
Тот, кто свободу жадно «ждет»:
Она — увы! — небесной манной
Сама собой не упадет.
Все, кто в тоске о сроке скором
Готов проклятья слать судьбе,
Все обратитеся с укором
К самим себе, к самим себе.
Вы, вы творцы свободной доли,
«Судьбу» куете вы одни.
От ваших сил и вашей воли
Зависят сроки все и дни.
От вас зависит: пить отраву
Иль гнать трусливую ораву
Тех, кто лукаво вам твердит:
«Порыв несдержанный вредит,
А — полегоньку, понемножку,
Мы, глядь, и выйдем на дорожку».
Да, говорю я, день далек.
Но пусть не робкий уголек,
Пусть ваше слово будет — пламя
Огня, горящего в груди,
Пусть, развернувшись, ваше знамя
Зареет гордо впереди,
Пусть гневом вспыхнут ваши очи
И с лиц сойдет унынья тень,
Тогда скажу я, — нет уж ночи,
Восходит день!
Дай мне руку, и пойдем мы в поле,
Друг души задумчивой моей…
Наша жизнь сегодня в нашей воле,
Дорожишь ты жизнию своей?
Если нет, мы этот день погубим,
Этот день мы вычеркнем шутя.
Все, о чем томились мы, что любим, -
Позабудем до другого дня…
Пусть над жизнью пестрой и тревожной
Этот день, не возвращаясь вновь,
Пролетит, как над толпой безбожной
Детская, смиренная любовь…
Светлый пар клубится над рекою,
И заря торжественно зажглась.
Ах, сойтись бы я хотел с тобою,
Как сошлись с тобой мы в первый раз.
«Но к чему, не снова ли былое
Повторят?» — мне отвечаешь ты.
Позабудь все тяжкое, все злое,
Позабудь, что расставались мы.
Верь: смущен и тронут я глубоко,
И к тебе стремится вся душа
Жадно так, как никогда потока
В озеро не просится волна…
Посмотри… как небо дивно блещет,
Наглядись, а там кругом взгляни.
Ничего напрасно не трепещет,
Благодать покоя и любви…
Я в себе присутствие святыни
Признаю, хоть недостоин ей.
Нет стыда, ни страха, ни гордыни.
Даже грусти нет в душе моей…
О, пойдем, и будем ли безмолвны,
Говорить ли станем мы с тобой,
Зашумят ли страсти, словно волны,
Иль уснут, как тучи под луной, -
Знаю я, великие мгновенья,
Вечные с тобой мы проживем.
Этот день, быть может, — день спасенья.
Может быть, друг друга мы поймём.