И на меня, угрюмого, больного,
Их добрые почтительные лица
Глядят с таким глубоким сожаленьем,
Что совестно становится. Ничем
Я их любви не заслужил.
Тихо. Тихо. Тишина.
Кукла бедная больна.
Кукла бедная больна,
Просит музыки она.
Спойте, что ей нравится,
И она поправится.
Явись, явись ко мне, больному!
Вот исцеленье! Кто скорей
Развеет грустную истому
Души тоскующей моей? Кто неподкупных муз привета
Достойней прелести лица?
Кто красотой из рук поэта
Достойней вечного венца? 13 февраля 1890
Спите, больные и духом мятежные,
Спите, вам дорог покой!
Ангел навеет рукой белоснежною
Сон золотой!
Каждую ночь над землею туманною
Ангелы веют крылом;
Небо покоит нас негой желанною —
Радостным сном!
О вы, нашедшие здесь сень и исцеленье!
Пошлите к Вышнему усердное моленье,
Да успокоится в селениях святых
Проливший вам и мне поток щедрот Своих!
1795
Недавно в желтый дом больного привезли
О в нем талант особенный нашли:
Все сумасшедшие дивились книгоеду,
Который, —подивитесь, господа —
Знал наизусть «Домашнюю Беседу»
За все ея года,
На чем и помешался навсегда.
Почтенная барышня! Слабый, больной
Сын муз прибегает к вам с просьбой единой:
Позвольте прижаться ему головой
У вашей груди лебединой!
«Но… сударь! Ко мне обращаться публично
Как смели вы с просьбой такой неприличной?»
Мне доставались нелегко
Моей души больные звуки.
Страдал я сердцем глубоко,
Когда слагалась песня муки. Я в песне жил не головой,
А жил скорбящею душою,
И оттого мой стон больной
Звучит тяжёлою тоскою.
Мне грустно — я лежу больной.
Вот новый катер заводной.
А в деревне — лошади.
Папа мне купил тягач,
Кран игрушечный и мяч.
А в деревне — лошади.
Мне грустно — я лежу больной.
Вот вертолётик жестяной.
А в деревне — лошади.
Я в деревне летом был,
Я лошадь серую кормил,
Она сухарь жевала
И головой кивала.
Когда любовный бог приемлет в сердце царство,
Рассудок слабое против него лекарство:
Имеет оный бог и силу и коварство.
Когда своей стрелой поранит он кого,
Ничто не исцелит, кроме лекарств, его.
Не раз в те грозные, больные годы,
Под шум войны, средь нищенства природы,
Я перечитывал стихи Ронсара,
И волшебство полуденного дара,
Игра любви, печали легкой тайна,
Слова, рожденные как бы случайно,
Законы строгие спокойной речи
Пугали мир ущерба и увечий.
Как это просто все! Как недоступно!
Любимая, дышать и то преступно…
В голодной и больной неволе
И день не в день, и год не в год.
Когда же всколосится поле,
Вздохнет униженный народ?
Что лето, шелестят во мраке,
То выпрямляясь, то клонясь
Всю ночь под тайным ветром, злаки:
Пора цветенья началась.
Народ — венец земного цвета,
Краса и радость всем цветам:
Не миновать господня лета
Благоприятного — и нам.15 февраля 1909
В душе у каждаго больная есть струна:
Коснитеся ея рукой неосторожно—
И в тот же самый миг откликнется она,
Звуча болезненно, тоскливо и тревожно.
Картиной яркою сквозь времени туман
Воскреснут радости и горести былого,
И кровь горячая из незаживших ран
Струею алою тотчас же хлынет снова.
В душе у каждого больная есть струна:
Коснитеся ее рукой неосторожно —
И в тот же самый миг откликнется она,
Звуча болезненно, тоскливо и тревожно.
Картиной яркою сквозь времени туман
Воскреснут радости и горести былого,
И кровь горячая из незаживших ран
Струею алою тотчас же хлынет снова.
1886 г.
Убаюкай, родная, больную меня,
Как баюкала, в люльке качая!
Мне изнывшее сердце, родная,
Убаюкай, крестом осеня!
Головой утомленной склонилась бы я:
Засыпает цветок ночью темной;
Отдыхает и странник бездомный…
Убаюкай, родная, меня!
Непогодой запугана птичка твоя…
Тяжела ты мне, жизнь молодая!
И зачем я любила, родная?..
Ах, баюкай! баюкай меня!
Посвящается Русским бисмаркам
Больной спокоен. Спрячьте в шкап лекарства и посулы!
Зрачки потухли, впала грудь и заострились скулы.
Больной лоялен... На устах застыли крик и стоны,
С веселым карканьем над ним уже кружАт вороны.
С врачей не спросят. А больной-проснется ли, бог знает!
Сознаться тяжко, но боюсь, что он уже воняет.
Больной, усталый лед,
Больной и талый снег…
И все течет, течет…
Как весел вешний бег
Могучих мутных вод!
И плачет дряхлый снег,
И умирает лед.
А воздух полон нег,
И колокол поет.
От стрел весны падёт
Тюрьма свободных рек,
Угрюмых зим оплот, —
Больной и темный лёд,
Усталый, талый снег…
И колокол поёт,
Что жив мой Бог вовек,
Что Смерть сама умрёт!
Знаю, зачем ты, ребенок больной,
Так неотступно всё смотришь за мной,
Знаю, с чего на большие глаза
Из-под ресниц наплывает слеза.Там у вас душно, там жаркая грудь
Разу не может прохладой дохнуть,
Да, нагоняя на слабого страх,
Плавает коршун на темных кругах.Только вот здесь, средь заветных цветов,
Тень распростерла таинственный кров,
Только в сердечке поникнувших роз
Капли застыли младенческих слез.22 июля 1882
Затрепетала в небе тьма ночная,
Сменилась бледной полумглой:
То — скорбная, туманная, больная,
Взошла луна над смутною землей,
Дрожит, скользит, сквозь тучи свет роняя.
Так иногда в тревожный час ночной
Встает с постели женщина больная
И горько плачет, бледный лик склоняя,
Исполнена печали неземной.
Серый сумрак бесприютней,
Сердце — горче. Я одна.
Я одна с испанской лютней
У окна.Каплют капли, бьют куранты,
Вянут розы на столах.
Бледный лик больной инфанты
В зеркалах.Отзвук песенки толедской
Мне поет из темноты
Голос нежный, голос детский…
Где же ты? Книг ненужных фолианты,
Ветви парка на стекле…
Бледный лик больной инфанты
В серой мгле.
Глухая ночь! Не видно света.
Тяжелый гнет царит кругом,
И скорбным крикам нет ответа
В глубоком сумраке ночном.Здесь нет людей, людей свободных,
Лишь с плачем тяжким и больным
Толпы оборванных, голодных
Снуют по улицам пустым.О край унылый, без привета!
Когда ж утихнет крик больной?
Когда же луч тепла и света
Взойдет над скорбною страной?
Он был старик давно больной и хилый;
Дивились все — как долго мог он жить…
Но почему же с этою могилой
Меня не может время помирить?
Не скрыл он в землю дар безумных песен;
Он все сказал, что дух ему велел, —
Что ж для меня не стал он бестелесен
И взор его в душе не побледнел?..
Здесь тайна есть… Мне слышатся призывы
И скорбный стон с дрожащею мольбой…
Непримиримое вздыхает сиротливо,
И одинокое горюет над собой.
Многоцветная ложь бытия,
Я бороться с тобой не хочу.
Пресмыкаюсь томительно я,
Как больная и злая змея,
И молчу, сиротливо молчу.
У подножья нахмуренных скал,
По расселинам мглисто-сырым
Мой отверженный путь пролегал.
Там когда-то я с верой внимал
Голосам и громам роковым.
А теперь, как больная змея,
По расселинам мглисто-сырым
Пробираюсь медлительно я.
Многоцветная ложь бытия,
Я отравлен дыханьем твоим.
Больному сердцу любо
Строй жизни порицать.
Всё тело хочет грубо
Мне солнце пронизать, Луна не обратилась
В алтарную свечу,
И всё навек сложилось
Не так, как я хочу.Кто дал мне это тело
И с ним так мало сил,
И жаждой без предела
Всю жизнь меня томил? Кто дал мне землю, воды,
Огонь и небеса,
И не дал мне свободы,
И отнял чудеса? На прахе охладелом
Былого бытия
Природою и телом
Томлюсь безумно я.
Небо сметаной обмазано,
Месяц как сырный кусок.
Только не с пищею связано
Сердце, больной уголок.
Хочется есть, да не этого,
Что так шуршит на зубу.
Жду я веселого, светлого,
Как молодую судьбу.
Жгуче желания множат
Душу больную мою,
Но и на гроб мне положат
С квасом крутую кутью.
Член Академии больной,
Всё порываюсь к прежней цели
И, благодарен всей душой,
Шлю за обещанным мне Paley.За каждым есть свои грехи;
В одном лишь твердо я уверен:
Хоть и мараю я стихи,
Но книг марать я не намерен.Итак, склонившись головой,
Прошу прислать мне вашу книжку.
Простите, что Меркурий мой
Заменит тут мою одышку.Смущаюсь я не раз один:
Как мне писать в делах текущих?
Я между плачущих Шеншин,
И Фет я только средь поющих.11 января 1887
Ты больна, но вся прекрасна, как мечта.
Ты святою тишиною повита.
Нет огня в твоих потупленных очах,
Нет лобзаний и улыбок на устах.
Мне не снять с тебя венчальный твой убор,
Не зажечь стыдом мне твой невинный взор.
Нет, мой друг, ты будешь мирно почивать, —
Стану я твой чуткий сон оберегать.
Люди злы, и нас с тобою осмеют.
Мы не пустим их в наш радостный приют.
Ночь на город уныло сползает,
Все туманней и все холодней,
И мигают далеко, далеко
Уходящия нити огней.
Я иду и больной, и усталый,
Весь в сомненья свои погружен,
Безконечною, злою тревогой
Мой тоскующий ум утомлен.
А вокруг безпокойные люди,
На мгновенье мелькнув предо мной,
Исчезают в холодном тумане,
Как видения ночи больной.
Лечился некогда у лекаря больной,
А лекарь тот не знал науки ни какой.
Как ночь тебе была, он спрашивал больнова;
Больной сказал: всю ночь потел от жару злова.
Тот сказывал ему, что изо всех примет,
Ко облегчению ево сей лутче нет.
Назавтра спрашивал опять таким .же словом:
Но в состоянии больной его был новом,
И отвечал ему, я пуще всех дней слаб,
Прошедшую ночь всю прежестоко я зяб.
Где было лекарю инова взять ответа,
И ето лутчая из всех сказал примета.
Больной не смел его безумства разбирать,
Доколь им пользован не начал умирать;
Но поздно было то, вошла к нему смерть злобно,
А лекарь побежал других морить подобно.
О, как волнуюся я мыслию больною,
Что в миг, когда закат так девственно хорош,
Здесь на балконе ты, лицом перед зарею,
Восторга моего, быть может, не поймешь.Внизу померкший сад уснул, — лишь тополь дальный
Всё грезит в вышине, и ставит лист ребром,
И зыблет, уловя денницы блеск прощальный,
И чистым золотом и мелким серебром.И верить хочется, что всё, что так прекрасно,
Так тихо властвует в прозрачный этот миг,
По небу и душе проходит не напрасно,
Как оправдание стремлений роковых.12 августа 1891
Куда ни посмотришь — повсюду,
Всегда видишь грустные лица:
Не встретишь веселой улыбки,
Веселого взгляда не встретишь… Захочешь ли вслушаться в речи,
Летучие речи людские, —
В них слышишь какую-то муку
Сомненья, надежды и страха.Сойдешься ли с искренним другом
И тайны ему поверяешь, —
Всё как-то не выскажешь мысли.
Ответа от друга не выждешь… И трудно, и больно, и горько
Больному с больными встречаться.
Но может ли горе быть вечно?
Ужели границ нет терпенью?
По берегу плелся больной человек.
С ним рядом ползла вереница телег.
В дымящийся город везли балаган,
Красивых цыганок и пьяных цыган.
И сыпали шутки, визжали с телег.
И рядом тащился с кульком человек.
Стонал и просил подвезти до села
Цыганочка смуглую руку дала.
И он подбежал, ковыляя как мог,
И бросил в телегу тяжелый кулек.
И сам надорвался, и пена у губ.
Цыганка в телегу взяла его труп.
С собой усадила в телегу рядком,
И мертвый качался и падал ничком.
И с песней свободы везла до сеча.
И мертвого мужа жене отдала.28 декабря 1903
Жалейте каждого больного
Всем сердцем, всей своей душой,
И не считайте за чужого,
Какой бы ни был он чужой.
Пусть к вам потянется калека,
Как к доброй матери — дитя;
Пусть в человеке человека
Увидит, сердцем к вам летя.
И, обнадежив безнадежность,
Все возлюбя и все простив,
Такую проявите нежность,
Чтоб умирающий стал жив!
И будет радостна вам снова
Вся эта грустная земля…
Жалейте каждого больного,
Ему сочувственно внемля.
Простишь ли ты мои упреки,
Мои обидные слова?
Любовью дышат эти строки,
И снова ты во всем права!
Мой лучший друг, моя святая!
Не осуждай больных затей;
Ведь я рыдаю, не рыдая.
Я, человек не из людей!..
Не от тоски, не для забавы
Моя любовь полна огня:
Ты для меня дороже славы!
Ты — все на свете для меня!
Я соберу тебе фиалок
И буду плакать об одном:
Не покидай меня! — я жалок
В своем величии больном…
В моей душе больной и молчаливой
Сложилась песня чудная одна,
Она не блещет музыкой красивой,
Она туманна, сумрачна, бледна.
В ней нет напева, звук ее нестройный
Не может смертный голос передать,
Она полна печали беспокойной…
Ее начало трудно рассказать…
Она одна сложилась из созвучий
Туманной юности и страждущей любви,
Ее напев чарующий, певучий
Зажег огни в бледнеющей крови.
И счастлив и несчастен бесконечно
Тот смертный, чью она волнует кровь,
Он вечно страждет, радуется вечно,
Как человек, как гений, как любовь!..20 августа 189
8.
Шахматово
Поляна в Прасолове-Эскинском.