Прими всю глубь небес в твои глаза с их тьмою,
Своим молчанием проникни в тень земли, —
И если жизнь твоя той тени не усилит,
Огни далеких сфер в них зеркало нашли.
Там, изгородь ночей, с незримыми ветвями,
Хранит цветы огня, надежду наших дней, —
Печати светлые грядущих наших жизней,
Созвездья, зримые немым ветвям ночей.
Гляди, будь сам в себе, брось чувства в область мысли,
Собою увлекись, будь на земле ничей, —
Без понимания, глазами слушай небо,
Твое молчание есть музыка ночей.
Первый звон колоколов: — «Это в яслях Царь Небесный!»
Звон сменился перезвоном: — «Мой жених! Скорей, скорей!»
И сейчас же вслед за этим — звон протяжный похорон.
Она умерла, умерла, она умерла от любви.
С разсветом ее унесли, и за гробом немногие шли.
Ее схоронили одну, одну, как она умерла,
Ее схоронили одну, как она перед смертью была.
И с песней вернулись они: «Кому суждено, так умрет».
И пели, и пели они: «Для каждаго есть свой черед».
«Она умерла, умерла, она умерла от любви».
Ее унесли, и опять работать, работать пошли.
Она умерла, умерла, она умерла от любви.
С рассветом ее унесли, и за гробом немногие шли.
Ее схоронили одну, одну, как она умерла,
Ее схоронили одну, как она перед смертью была.
И с песней вернулись они: «Кому суждено, так умрет».
И пели, и пели они: «Для каждого есть свой черед».
«Она умерла, умерла, она умерла от любви».
Ее унесли, и опять работать, работать пошли.
Море блестит за изгородью,
Море блестит как раковина.
Как бы его поймать? — Поймай!
Это веселый, веселый Май.
Нежно море за изгородью,
Нежно, как руки детские.
Так бы его и ласкал. — Ласкай!
Это веселый, веселый Май.
Король покорил королеву
Черными своими кораблями,
И она «прости» сказала гневу,
И глядит покорными глазами.
Любя она угасла. С зарею схороня,
В земле ее зарыли, в земле с зарею дня.
Лежала одинокой, цветами убрана,
Лежала одинокой в гробу своем она,
И с песней все вернулись когда сиял восход:
— Всему, всему на свете приходит свой черед.
Любя она угасла. Ее похороня,
Они в поля вернулись, в поля с зарею дня.