Тучи темные нависли
Низко над землей,
Сон оковывает мысли
Непроглядной мглой…
Воли нет, слабеют силы,
Тишина вокруг…
И спокойствием могилы
Охватило вдруг.
Замирают в сердце муки…
На борьбу опять
Опустившиеся руки
Нету сил поднять.
Голова в изнеможенье
Клонится на грудь…
Боже мой! Услышь моленье,
О, не дай заснуть!
Этот сон души мертвящий
Бурей разгони,
И зажги во тьме царящей
Прежние огни.
Тучи темныя нависли
Низко над землей,
Сон оковывает мысли
Непроглядной мглой…
Воли нет, слабеют силы,
Тишина вокруг…
И спокойствием могилы
Охватило вдруг.
Замирают в сердце муки…
На борьбу опять
Опустившияся руки
Нету сил поднять.
Голова в изнеможенье
Клонится на грудь…
Боже мой! Услышь моленье,
О, не дай заснуть!
Этот сон души мертвящий
Бурей разгони,
И зажги во тьме царящей
Прежние огни.
Мне снился сон: как будто вольной птицей
Я к небесам лазурным поднялся.
Там облака вилися вереницей,
Исчезло все: и горы, и леса…
Неведомою силой увлеченный,
Я все летел. Но вдруг ударил гром,
И, молнии ударом ослепленный,
Безжалостно разбитый, пораженный —
Я вниз упал со сломанным крылом.
Мне снился сон: меж рожью золотистой,
Среди полей, я вырос васильком;
В вечерний час прохладный и душистый
Шептался я с залетным ветерком;
Среди ночей сияние зарницы
Я наблюдал на небе голубом, —
Но час настал — пришли жнецы и жницы,
И срезан я блистающим серпом…
Мне снился сон: что будто бы тобою,
Моя любовь, я также был любим;
Что счастие, неведомое мною,
Меня лучом коснулося своим…
И плакал я, и верил безотчетно,
И, пробудясь, печалью удручен, —
Я сожалел, что греза — мимолетна,
Что это сон, не более как сон!
1887 г.
Солнце зашло. На просторе
Зыбь золотая пропала…
Бледное нежное море,
Небо — в оттенках опала.
Стихло. Бледней и неверней
Горных вершин очертанья,
Тонет в печали вечерней
Дня золотого блистанье.
Море вздыхало
Словно во сне,
И в вышине
Пальм опахало
Чуть трепетало…
Море устало
Вечно шуметь,
Вздумалось волнам
В сумраке полном
Вдруг онеметь,
Стихнуть, не биться,
Сном забыться.
Завтра валы,
Будто на приступ —
Грянут о выступ
Темной скалы.
Завтра воспрянет
Спящий прибой:
Сызнова грянет
Утренний бой!
Белый лес под ризой белой
И среди морозной мглы
В их красе оледенелой
Дремлют белые стволы.
Все безмолвно и безлюдно,
Позабыт весенний гул,
Так и мнится: непробудно
Старый бор навек заснул.
Саван снега — на поляне,
Лунный блеск и тишина,
И в серебряном тумане
Над землею — чары сна.
Лишь вдали порою что-то
Смутной тенью промелькнет,
Хрустнет ветка — и дремота
Снова чащу обоймет.
Нет простора упованьям,
В сердце нет заветных слов:
Веет смертью и молчаньем
В этом царстве зимних снов.
Густой туман, как саван желтоватый,
Над городом повис: ни ночь, ни день!
Свет фонарей — дрожащий, красноватый —
Могильную напоминает сень.
В тумане влажном сдавленно и глухо
Звучат шаги и голоса людей,
И позади тревожно ловит ухо
Горячее дыханье лошадей.
Под инеем — ряд призраков туманных —
Стоят деревья белые в саду:
Меж призраков таких же безымянных
В толпе людей я как во сне иду.
И хочется, как тяжкий сон кошмарный,
Тумана влажный саван отряхнуть,
Чтоб сумерки сменил день лучезарный
И ясно вновь могли мы видеть путь.
Кругом шумит людской поток;
В водовороте волн
С собой победно он увлек
И закружил мой челн.
И слышу я безумный гул
Несется мне вослед,
Веселья бешеный разгул,
Клик злобы и побед.
И вижу пестрый я базар
Житейской суеты
И в торжестве постыдных чар —
Крушение мечты.
Кругом шумит водоворот
И опьяняет он,
Я слышу плеск и ропот вод
Как будто бы сквозь сон…
И весла выпустив свои,
Все дальше я плыву,
Не сознавая в забытьи —
Во сне иль наяву?
Меня течение несет
Куда? К какой стране?
И я без сил плыву вперед,
Отдавшися волне…
Двойною жизнью я живу,
Одна из них — печаль и радость,
Разгар борьбы, победы сладость
И грезы счастья наяву.
Другая — сон, покой забвенья,
Невозмутимый мирный сон, —
Увы, чем дольше длится он,
Тем тяжелее пробужденье.
Порывы смелые и пыл —
Он все оковывает дремой,
И воли нет и нету сил
Бороться с тяжкою истомой.
Так витязь спит на дне морском,
Над ним шумят, смыкаясь, волны,
Но иногда, тревоги полный,
Он смутно грезит о былом.
Он рвется в бой, он слышит ясно
Полузабытые слова…
Но миг прошел, — и безучастно
Опять поникла голова.
В душе смолкает вещий голос,
Нет воли двинуться вперед,
И все, что смутно в нем боролось —
Навеки может быть заснет.
Было утро. На солнце сверкая
Белизною своих парусов,
Гордо мчался корабль, рассекая
Серебристую пену валов.
Не страшася ни скал, ни тумана,
Ни затишья, ни злых непогод,
По лазурным волнам океана
Он стремился вперед и вперед!
Смело к цели!.. И небо так ясно,
Так легко развевается флаг…
А осеннею ночью ненастной
Засияет огнями маяк!
Но внезапно в стемневшей лазури
Белой искрой мелькнул альбатрос,
И как будто дыхание бури
Над пучиной морской пронеслось…
Солнце скрылось за тучей кровавой,
И — добычей бушующих волн —
Закружился корабль величавый,
Словно утлый заброшенный челн.
Шли грознее волна за волною,
Надвигался зловещее мрак, —
Но увы! путеводной звездою
Не блеснул погибавшим маяк!
Успокоилось бурное море,
И спокойно в его глубине
Спят пловцы, позабывшие горе
И борьбу, в заколдованном сне.
Там не слышно волнения шквалов,
Там блестит золотистый песок,
И под сенью гигантских кораллов
Сон пловцов безмятежно глубок…
Им не грезятся чудные цели
Безвозвратно исчезнувших дней,
Им не грезятся бури и мели
И сиянье маячных огней…
1888 г.
Ночь темна, догорает лампада,
Хлопья снега стучатся в стекло,
Все тропинки соседнего сада
Замело.
Только вьюги я слышу рыданье,
Только ночь бесконечно длинна.
Ни движенья, ни звука… Молчанье,
Тишина…
И томлюсь я тяжелым кошмаром,
Шум в ушах, холодеют виски,—
И сжимается сердце не даром
От тоски.
Я боюсь, что во тьме непроглядной,
Разгоняя ее пред собой,
Не блеснет, ожидаемый жадно,
Свет дневной.
И боюсь я, что вьюгой холодной
Замело для меня все пути
И дорогу из тьмы безысходной —
Не найдти.
Вечер… Отблеск от камина
Мягко стелется кругом,
Только там, в углу, картина
Темным кажется пятном.
На ковер ложатся тени,
Словно нити на кайме,
И дрожат листы растений
В этой мягкой полутьме.
Не одна я… Здесь незримо —
Дорогих видений рой,
В этоть час неуловимо
Восстающих предо мной.
Это — призраки мечтаний,
Светлых грез и милых лиц,
Это — призраки страданий
И восторгов без границ.
И виденья эти снова
Что-то шепчут мне без слов,
Но понятней речь былого
Всех на свете голосов.
Сизых тучек плывут караваны,
Опустилися низко к земле;
Непогода и мрак, и туманы,
Капли слез на стекле…
Потускнели блестящие краски,
И, как будто в несбыточном сне,
Вспоминаются старые сказки
О любви, о весне.
Вспоминаются летние грезы
Фантастических белых ночей.
Аромат распустившейся розы.
Тихий шепот речей.
В белой мгле затонувшие дали,
Вереницы безмолвных домов.
В сердце полном любви и печали —
Звуки песни без слов.
Где теперь эти милые тени
Фантастических белых ночей?
Все исчезло, как рой сновидений,
В блеске первых лучей.
Но с сознаньем мучительной боли
Помню я эти сны наяву.
Если нет и не будет их боле —
Для чего я живу?
Хмурый день. Над темной далью леса
С пожелтевшей редкою листвой —
Опустилась серая завеса
Капель влаги дождевой.
Как дитя, осеннее ненастье,
Не смолкая, плачет за окном —
О былом ли невозвратном счастье,
Промелькнувшем чудным сном?
О красе ль благоуханной лета,
О весне ль, царице молодой?
Но звучит во тьме рыданье это
Надрывающей тоской.
И под шум и стон осенней бури,
В бесконечно долгие часы,
Тщетно жду я проблесков лазури,
Как цветок — живительной росы.
И в мечтах, увы, неисполнимых,
Жажду сердцем солнечных лучей,
Как улыбки чьих то уст любимых,
Как сиянья дорогих очей.
Сегодня после дней холодных и ненастных,
Победно разогнав гряду тяжелых туч,
Приветом летних дней, безоблачных и ясных,
Опять с небес сияет солнца луч.
Листва ласкает взор богатою окраской
И, позабыв туман и стужу, и дожди,
Что кажутся теперь несбыточною сказкой —
Невольно ждешь тепла и света впереди.
Сегодня, после дней тяжелых ожиданья,
Тревоги за тебя и ежечасных мук,
Читаю я слова заветного посланья
И отдыхаю вновь душою, милый друг.
Теперь недавний страх мне кажется ничтожным,
В душе, как в небесах, становится ясней,
И снова счастие является возможным
И верю я опять возврату прежних дней.
Леса еще шумят обычным летним шумом —
Могучим, радостным, задорно молодым,
И осень бледная в величии угрюмом
Их не обвеяла дыханием своим.
Все также полдень жгуч, но стали дни короче,
Среди последних роз на зелени куртин
Пестреют лепестки роскошных георгин;
Светлей — созвездия, и гуще — сумрак ночи.
Земля — в расцвете сил и пышной красоты,
И только кое-где своею желтизною,
Как преждевременной печальной сединою —
Смущают взор поблекшие листы.
Меж яркой зеленью таких листов немного,
Но, несмотря на свет, на солнце и тепло —
Мне что-то говорит, что лето уж прошло,
Что осень близится, а с нею — день итога.
Повеяло покоем,
Безмолвием и сном,
Кружатся белым роем
Снежинки за окном.
И их полет не слышен,
И падают они,
Как цвет молочный вишен
От ветра по весне.
Земле куют морозы
Тяжелый гнет оков,
Но в сердце реют грезы,
Как стая мотыльков,
И в этой равнодушной,
Холодной тишине —
Они толпой воздушной
Слетаются ко мне.
В тишине темно-синей —
Бледный месяца рог,
И серебряный иней —
У окраин дорог.
Снеговая поляна,
Глубь ветвистых аллей —
В легкой ризе тумана
С каждым мигом — светлей.
С каждым мигом — властнее
В сердце жажда чудес,
И манит все сильнее
Очарованный лес.
Блещет искрами льдинок
Стройных елей наряд;
Много дивных тропинок
В путь — дорогу манят.
Но сомненье обемлет
Душу мраком своим,
Сердце вещее внемлет
Голосам неземным.
Ты, неведомый странник,
Ты пришелец, вернись!
Мира жалкого данник,
Что тебе эта высь?
Этот край заповедный?
Эта дивная тишь?
Тщетно, робкий и бледный,
На распутье стоишь!
Тщетно жаждешь ты чуда,
Откровения ждешь!
Ты дороги отсюда
Никогда не найдешь!
Залита лунным блеском,
За темным перелеском
Вздымалась к небу ель,
И ей шептала сказки,
Кружилась в вихре пляски
Лишь снежная метель.
Над ней в иные страны
Неслися караваны
Нависших низко туч,
И солнце ей светило,
И звездные светила,
И робкий лунный луч.
Но в темном перелеске
Ей грезилось о блеске
Сверкающих огней,
О пышном гордом зале,
О музыке на бале
В ночи мечталось ей.
За яркий миг веселья,
За краткое похмелье,
За ложь и мишуру —
Она отдать готова
Свет солнца золотого
И месяца игру.
Белый лес под ризой белой
И среди морозной мглы
В их красе оледенелой
Дремлют белые стволы.
Все безмолвно и безлюдно,
Позабыт весенний гул,
Так и мнится: непробудно
Старый бор навек заснул.
Саван снега — на поляне,
Лунный блеск и тишина,
И в серебряном тумане
Над землею — чары сна.
Лишь вдали порою что-то
Смутной тенью промелькнет,
Хрустнет ветка — и дремота
Снова чащу обоймет.
Нет простора упованьям,
В сердце нет заветных слов:
Веет смертью и молчаньем
В этом царстве зимних снов.
Я слышу зимний плач метели,
Неумолкающий и злой,
Дрова в камине догорели,
Огонь подернулся золой.
Лишь искры, вспыхнувши порою
В полуостынувшей золе,
Своей причудливой игрою
На миг засветятся во мгле.
И воскресают безотчетно
В душе виденья прежних дней,
Подобно искрам мимолетно
Перебегающих огней.
И вот — неслышными крылами
Навеяв сладостные сны,
Они слетаются — послами
Иной, нездешней стороны.
И за собою увлекают
В недосягаемую даль,
Иль в сердце смутно пробуждают
Благоговейную печаль.
И в плаче вьюги заунывном,
Неумолкающем и злом,
Звучит мне — голосом призывным
Все та же песня — о былом.
В лесу стоят седые сосны;
Их меднокрасная кора
Покрыта слоем серебра;
Им грезятся былые весны
И гомон радостный в лесах,
Броженье соков животворных
И звонкий бег ключей проворных,
С улыбкой солнца в небесах!
Но снеговые облака
И снег, лежащий пеленою,
И стужа с мертвой тишиною —
Все говорит, что смерть близка.
И, потрясен до основанья,
Застонет глухо темный бор
Когда средь мертвого молчанья
Вдруг застучит в лесу топор.
И пробежит тревожный шорох
В вершинах сосен вековых,
Как весть о смертных приговорах
Неотвратимо роковых.
Ночь настала. Вдали бушевал ураган,
Разыгрались валы на просторе,
Поднимался над морем зловещий туман,
А в душе — застарелое горе.
В эту бурную ночь я забыться не мог;
С пылкой злобой и с пылкой любовью
Сердцу вспомнились дни пережитых тревог,
И оно обливалося кровью.
Вспоминал я жестокий врагов произвол
И друзей-лицемеров обманы,
Вспоминал клеветы ядовитый укол,
Превратившийся в жгучие раны.
Сердце ныло… и кровь то стучала в виски,
То огнем разливалась по жилам…
Обессиленный гнетом тяжелой тоски,
В завывании ветра унылом
Различал я, казалось, болезненный стон,
Дикий хохот, призыв и моленья, —
И я жаждал, чтоб сон, благодетельный сон
Мне принес хоть минуту забвенья.
Убаюкан грозой, я заснул, и во сне
Я увидел: во мраке белея,
Словно легкая тень, приближалась во мне
Лучезарно-прекрасная фея…
Как полярная ночь — холодна и светла,
В диадеме из ярких снежинок,
Что блистали вокруг молодого чела,
Словно капли застывших слезинок,
С ледяною улыбкой на бледных устах
И с холодным сияньем во взоре,
С выраженьем покоя, разлитым в чертах,
В ослепительно белом уборе.
И послышался чистый, как горный кристалл,
Гармоничный, как пенье сирены,
Тихий голос ее: — «Ты забвенья искал
От борьбы роковой, от измены?
О, поверь мне: виною всему лишь оно —
Это сердце, что билось любовью,
Трепетало, надежд и желаний полно,
Обливалось горячею кровью…
Но груди я твоей лишь коснуся рукой,
Лишь повею морозным дыханьем —
И застынет оно под корой ледяной,
Недоступно любви и страданьям.
И тогда — ни огонь сожигающий гроз,
Растревоживших душу больную,
Ни весна, ни потоки горячие слез —
Не растопят кору ледяную.
В безмятежном покое застынет оно —
Это сердце, что бьется тревожно,
Возмущаясь — иных упований полно́ —
Всем, что в мире неправо и ложно.
Я вернусь через год, и тогда, если ты
Пожалеешь о муках былого —
Я тебя низведу с неземной высоты
Снова в бездну страданья земного!..»
И, дыханьем своим все вокруг леденя,
Надо мной наклонилася фея,
И я чуял, как сердце в груди у меня
Замирает и стынет, хладея…
Год прошел — и опять ураган бушевал,
Свод небес бороздили, как змеи,
Ярких молний огни, и опять я не спал,
Ожидая явления феи.
Вновь, как зимняя ночь — холодна и ясна,
Вся сияя красой неземною,
Наклоняся ко мне, прошептала она:
«Отвечай, ты доволен ли мною?»
«Нет, волшебница, нет! В сердце с этой ночи
Ощущаю я холод могильный,
И завяли цветы, и померкли лучи!
Словно бремя, иль гнет непосильный,
Сердце давит мое ледяная кора
С каждым часом ужасней, сильнее…
И, поверь мне, страданий былая пора —
Вдвое легче в сравнении с нею.
О, верни мне опять упоенье борьбы!
Жизнь бойца, без надежды на счастье,
Боль жестокая ран и удары судьбы —
Все ничто пред застоем бесстрастья!
И под гнетом его — сердце просит давно,
Призывает страданье былое:
Лучше кровью пускай истекает оно,
Чем застынет в мертвящем покое!»
Отвечала она: «Все верну я тебе:
Яд сомнений, терзанья, обманы,
И падешь ты, боец, в непосильной борьбе
И раскроются старые раны».
Тут склонилась она — в сердце острую сталь
Ощутил я, и замер, бледнея…
И, сквозь легкий туман, я увидел, как в даль
От меня уносилася фея…
1887 г.