Найдено стихов - 32.
Все стихи показаны на одной странице.
Прокручивайте страницу вниз, чтобы посмотреть все стихи.
Хорошо прозрачной теплой ночью мая
В травах светляков зеленый свет горит.
Хорошо на небе россыпь золотая
Звезд блестящих переливчато дрожит.
В этот час душа широко раскрывает
Крылья белые, помятые житьем,
И, взмахнувши вольно ими, улетает
В царство сказки, все овеянное сном.
Загорелись кровью очи. Вот несется
С темной елки звук тоски и смеха,
И далеко голос отдается —
Прокатилося по лесу эху.
Испугавшись, ждешь конца кошмарной ночи.
Будто бы идет лесун столикий —
И краснеют, отливают кровью очи,
Не смолкает смех глухой и дикий.
Уж синее небо темнеет.
День кончился, ночь впереди.
Блистательных звезд ожерелья
Порвались на божьей груди.
Рассыпались звезды и чутко
На землю, на край наш глядят.
Что ж видят они там, что слышат?
Зачем все дрожат и дрожат?
Ты вечером крещенским ворожила.
Прозрачный воск струею в воду лила,
Желая угадать мою судьбу, —
И видишь — холмик… крестик… Да, могила!
Год не пройдет, как буду я в гробу.
Нахмурив бровки, воск со дна ты взяла,
Его тревожно сплющивала, мяла
И улыбнулась: «Где судеб закон?
Знай, чем бы мощь его нас не встречала,
В моих руках, как воск, погнется он».
Николай Иваныч! Вы ли?
Гласный города отец!
Вот уж, право, изумили!
Николай Иваныч! Вы ли?
И солидный бы купец,
А ведь с сахаром накрыли.
Николай Иваныч! Вы ли?
Гласный города отец!
Красавец юный, Триолет.К. Фофанов
На солнце загляделся я,
И солнце очи ослепило.
Затем, что сердце свет любило,
На солнце загляделся я.
Наощупь я пошел, но была
Не в стыд мне слепота моя:
На солнце загляделся я,
И солнце очи ослепило.
Мне долгое забвенье Вами
Чернее Ваших черных кос.
Пронзает душу остриями
Мне долгое забвенье Вами.
Я побледнел от томных слез
И начал триолет словами:
«Мне долгое забвенье Вами
Чернее Ваших черных кос».
Теплый вечер, тихий ветер, мягкий стог
Уложили спать меня на грудь земли.
Не курится пыль столбами вдоль дорог,
В небе месяца сияет бледный рог,
В небе тихо звезды расцвели.
Убаюканный вечерней тишиною,
Позабыл я, где рука, где голова.
Вижу я, с природой слившися душою,
Как дрожат от ветра звезды надо мною,
Слышу, как растет в тиши трава.
Счастье, ты вчера блеснуло мне несмело,
И поверилось, что жизнь проста, легка,
В сердце зыбком что-то пело и болело,
Радость душу мне щемила, как тоска.
А сегодня вновь мечтой себя туманю,
Книгу развернул, но не могу читать.
Как случилося, что полюбил я Аню,
Разве знаю я? Да и к чему мне знать?
Смех и говор. В пестрой юбке обезьянка
Корчит уж «как баба ходит по воду»,
И гудит «Тоску по родине» шарманка;
Я же к птичке в клетке «счастье» брать иду.
Но с таким стараньем клювом вынимает
Птичка серая мне голубой билет,
Что душа невольно верить ей желает:
«Не обманешь?» — «Нет!»
«Серьезно, птичка, нет?»
Слышишь гул? Это дико-печальный лесун
Заиграл на лесной, позабытый уж лад.
Под руками его, как на море бурун,
Словно тысячи туго натянутых струн.
Тонкоствольные сосны гудят.
Отгадай, отчего взволновалась река.
Шепот тихий идет к полосе с полосы,
И о чем им звенит говорок ветерка.
Что дрожит и блестит на листах дубняка, —
Капли слез иль холодной росы?
Слушай, Рона, эту сказочку про «гагу»:
Мама просит, что б в кровать она легла;
«Гага» маме говорит: «Не лягу», —
Мама «гагу» «амке» отдала.
Если, Роночка, ты встанешь спозаранку
Или если спать не будешь по ночам, —
Позову я к нам большую «амку»,
Этой «амке» Роночку отдам.
Скоро вечер в прошедшее канет.
Блещут звезды пушистые, светит
Месяц бледный, холодный и тянет
Из реки серебристые сети.
В них русалки запутали косы, —
Рвут и путают влажные нити…
Ночь плывет над землей, сеет росы,
Тихо шепчет русалкам: «Усните».
Прочтите с участьем правдивую эту.
Печальную быль.
Упали горячие, чистые слезы
На серую пыль.
Сверкали дрожащие чистые слезы,
Срываясь, катясь.
Но в душной и серой пыли обратились
В холодную грязь.
Подыми к небесам свои взоры —
И ты станешь опять, как дитя,
И затихнут больные укоры,
Пропадут, от души отлетя.
Ей не нужно ни счастья, ни ласки,
В сердце нет ни тоски, ни забот.
Ты — царевич мечтательной сказки.
Эта тучка — ковер-самолет.
Ветер гонит желтых листьев стаю,
Коля смотрит и сосет свой пальчик.
Я сижу над теплой чашкой чаю,
По чаинкам тоненьким гадаю —
Девочка родится или мальчик.
Не узнать — и бог с ним, не досада.
Все равно, как ни гадай, — ребенок.
И в душе я милой мысли рада,
Что, пожалуй, нынче будет надо
Загодя порыться меж пеленок.
Тут рос густой, суровый бор,
И леший жил; когда ж топор
В бору раздался, — леший сгинул
И, уж невиданный с тех пор.
Нам зеркальце свое покинул.
Как будто в мир иной окно,
Лежит, спокойное, оно,
Теченье жизни отражает
И все, что сгинуло давно,
В холодной глубине скрывает.
Тихо все было на небе, земле и на сердце…
Ночь темнотой около все покрывала,
Ясные звезды блестели, и месяц уж выплыл,
Небо, и лес, и поля серебром обливая.
Все уж уснуло, и только березы шептались,
Только осины шумели, и только колосья,
В поле широком качаясь, землю целовали.
Тихо все было на небе, земле и на сердце.
На нас томительно, угрюмо наплывает
В выси чудовище, окутанное мглою.
Все стихнуло. Но вот блестящей полосою
Меч огневой ее внезапно рассекает.
Ударил метко он — и грохот прокатился!
Блистает грозный меч, удары не смолкают,
И кровь холодная уж бурно вниз спадает,
А люди говорят, что это дождь пролился.
У дороги в чистом поле
Могила стоит;
Вокруг метель крутит,
Гуляет, шумит.
На могиле одинокой
Калина растет;
Ее ветер обвивает,
Метель гнет,
И вокруг этой могилы
Поет-гудит
Про того, кто в чистом поле
Похороненный спит...
Я все выше и выше на гору подымался
К солнцу, ясному солнцу, что дарит нас теплом.
Но чем больше к нему я по скалам приближался,
Тем суровее холод становился кругом.
Захрустел снег сыпучий под моими ногами.
Обжигало морозом мне лицо все сильней…
И, угрюмый, усталый, вниз пошел я снегами:
Там хоть солнце и дальше, но сияет теплей.
Сосны, ели, хвоя, хвощи,
Темный мох.
Слышу я — лесун косматый
Тут залег.
Повалился он на елку,
На кору,
Всем он тут колышет, движет
Во бору.
Бор шумел, навевал странный сон,
А в нем тихо гул раздавался, —
Это в небе лесун колыхался
На вершинах сосновых крон.
Ему месяц печальный светил,
Подымали кресты в небо ели, —
И там в синей небесной купели
Душу дикую он окрестил.
Псалтырь, покрытую нежесткой бурой кожей,
Я взял, чеканные застежки отомкнул.
Пересмотрел ряды кириллицы пригожей
И воска с ладаном приятный дух вдохнул.
Прочел псалом: «Как лань к источнику стремится,
Так рвется, господи, к тебе душа моя».
Пахнула свежестью старинная страница,
И с тихой радостью читаю книгу я.
В конце ее стоит нехитрая приписка:
«Для искупления грехов души своей
Списал псалтырь Иван из града Волковыска
В году семь тысяч сто восьмом с начала дней».
Забудется многое, Клава,
Но буду я помнить всегда.
Как в сердце шипела отрава
Любви, и тоски, и стыда.
Тебя в темно-синем платочке
И песню, что пела мне ты:
Прошли золотые денечки.
Осталися только мечты.
Сегодня было так тепло.
Что дед — и тот спустился с печи.
Сел там, где горячей пекло,
И грел в тулупе старом плечи.
Виднелся бор, синела даль.
Вкруг пахло медом и травою…
А деду даже и не жаль.
Что скоро будет он землею.
Давно завянули цветы, —
Мороз их погубил;
Зачем же мертвые цветы
Он по стеклу взрастил?
Им, бледным, сердца не увлечь
Красою черт своих.
Как не сумел его увлечь
Холодный этот стих.
Мы под навесом лип, укрывших нашу пару.
Идем проплеванной дорожкой по бульвару,
Окурки, скорлупа, бумажки под ногами, —
Но их замечу ль я, идя под ручку с вами?
Чрез дымчатый хрусталь прозрачно-темной ночи
Идущих мимо нас людей сияют очи,
Рубинами горят во мраке папиросы,
При свете россыпью на липах блещут росы…
Ах, сколько есть красы волшебной рядом с нами,
Когда взглянуть вокруг влюбленными глазами.
Изящный сад — такой, как у Ватто:
Белеют статуи в листве зеленой,
Вдали — прохладный грот, фонтан бессонный.
Беседка… Верно, саду лет уж сто.
Весь погружен душой в былые дни.
Смотрю мечтательно, рассеянно листаю
Поэта нового… и закрываю,
Смущенный тем, что это не Парни.
Седоусый, сгорбленный, я залег под тиной
И годами греюсь — сплю на дне реки.
Поросло травой лицо, словно паутиной,
Засыпают грудь мне желтые пески.
Над водой у берега тихо спит осока,
Да лоза зеленая сетует-шумит,
Волны тихо катятся и бегут далеко, —
Вся кругом природа сном извечным спит.
Бледный, хилый, все ж люблю я
Твой и мудрый и кипучий стих, Анакреон!
Ум он будит, кровь волнуя,
Радость бодрая в нем дышит, веет жизнью он.
Стих такой, как дар природы,
Виноградное густое, светлое вино:
Дни идут, проходят годы.
Но становится с годами все хмельней оно.
Ах, как уютно, чисто, мило
Касаточка гнездо для птенчиков слепила!
Увидевши его, мамаша говорила;
Папаша излагал солидно поученье
Про трудолюбие, терпение, уменье,
И дети пальцы в нос совали в восхищеньи,
Придя, шептали, веселясь.
А надо им сказать тогда,
Что входит грязь
В состав уютного гнезда.
Мораль сама понятна, господа!