Из за белаго забора
Злых зубов,
В перекличке разговора
Двух вскипающих врагов,
Из великаго ума,
Где венчались свет и тьма,
Изо рта, который пил
Влагу вещей бездны сил,
Из целованнаго рта,
Где дышала красота,
Из-за белаго забора
Злых смеявшихся зубов,
Я услышал хохот хора,
Быстрых маленьких врагов,
Это были стаи вспышек,
Это были сотни стрел,
Я молчал, но вот—излишек,
Не сдержался, полетел,
На безчисленность укора
Выслал рой язвящих слов,
В джигитовке разговора,
В степи вольной от оков.
Из-за белого забора
Злых зубов,
В перекличке разговора
Двух вскипающих врагов,
Из великого ума,
Где венчались свет и тьма,
Изо рта, который пил
Влагу вещей бездны сил,
Из целованного рта,
Где дышала красота,
Из-за белого забора
Злых смеявшихся зубов,
Я услышал хохот хора,
Быстрых маленьких врагов,
Это были стаи вспышек,
Это были сотни стрел,
Я молчал, но вот — излишек,
Не сдержался, полетел,
На бесчисленность укора
Выслал рой язвящих слов,
В джигитовке разговора,
В степи вольной от оков.
Много есть на Небе разнствующих звезд,
Светят, не просветят весь земной туман.
На реке Смородине, калиновый там мост,
На мосту калиновом, дуб стоит Мильян.
А в дубе том в дуплистом — змеиный гроб,
А в том гробу сокрытом — змеиный зуб и яд.
Змеиная утроба жаднее всех утроб,
Всех взглядов обманнее — змеиный взгляд.
Узоры я расчислил разнствующих звезд,
Выследил туман я, знаю нрав я змей,
Дуб-Мильян известен мне, знаю красный мост,
Зуб змеи — на яд змеи, яд, уйди скорей.
Прочь, змея подводная,
Скройся, подколодная,
Лесовая,
Межевая,
Домовая,
Гноевая,
Злая, злая, прочь, змея.
От очей вас отвлекаю,
Словом тайным зарекаю,
Зуб на яд, и яд на зуб,
Помогай мне, вещий дуб,
Просыпайся, власть моя,
Уходи, змея лихая,
Молодая,
Золотая,
Щелевая,
Гробовая,
Злая, злая, прочь, змея.
Я знаю много ворожащих зелий.
Есть ведьмин глаз, похожий на луну,
Общипанную в дикий час веселий.
Есть одурь, что к густому клонит сну,
Как сусло, как болотная увяза,
Где, утопая, не приходишь к дну.
Есть лихосмех, в его цветках проказа.
Есть волчий вздох. Есть заячий озноб.
Рябиньи бусы хороши от сглаза.
Для сглаза же отрыть полезно гроб,
В могиле, где положена колдунья,
И щепку в овсяной протиснуть сноп.
Ту гробовую щепку, в Новолунье,
Посей в лугах, прибавь чуть-чуть огня,
Взростет трава, которой имя лгунья.
Падеж скота, оскал зубов коня,
Дыб лошадиный, это все сестрицы
Травинки той, что свет не любит дня.
Вот конница, все кони легче птицы,
Но только лгуньи поедят в лугах,
Бегут вразброд и ржут их вереницы.
Из тысяч конских глоток воет страх,
Подковы дрябнут, ноги охромели,
Оскал зубов—как ранний снег в горах.
Я знаю много, очень много зелий.
Я смотрю в родник старинных наших слов,
Там провиденье глядится в глубь веков.
Словно в зеркале, в дрожании огней,
Речь старинная — в событьях наших дней.
Волчье время — с ноября до февраля.
Ты растерзана, родимая земля.
Волколаки и вампиры по тебе
Ходят с воем, нет и меры их гурьбе.
Что ни встретится живого — пища им,
Их дорога — трупы, трупы, дым и дым.
Что ни встретится живого — загрызут.
Где же есть на них управа — правый суд?
Оболгали, осквернили все кругом,
Целый край — один сплошной кровавый ком.
С ноября до февраля был волчий счет,
С февраля до коих пор другой идет?
Волчьи души, есть же мера, наконец,
Слишком много было порвано сердец.
Слишком много было выпито из жил
Крови, крови, кровью мир вам послужил.
Он за службу ту отплатит вам теперь,
В крайний миг и агнец может быть как зверь.
В вещий миг предельно глянувших расплат
С вами травы как ножи заговорят.
Есть для оборотней страшный оборот,
Казнь для тех, кто перепутал всякий счет.
Волчье время превратило всех в волков,
Волчьи души, зуб за зуб, ваш гроб готов.