Я уплывал по морю Гаваики,
До южной грани края Маори.
Зажглись, метнувши желтым, янтари,
Слились и разлились, как сердолики.
Огни змеились ходом повилики,
Пылал гранат вечеровой зари.
Из красных туч сложились алтари,
Немой огонь гремел в багряном крике.
Вдруг занавес пурпурно-огневой
Порвал продольность разожженной ризы.
И глянул Месяц мертвой головой, —
Испуганный, еще полуживой.
Могучий вал, в перекипаньи сизый,
Каноа мчал в пустыне мировой.
Как бы из ризы своея,
Душа блестящая моя,
В глубинный час, в предпервый час,
С борьбой великой извлеклась
Из тела сонного.
И стала подле, и глядит,
Каков у этой ризы вид,
И жаль ей тела своего,
Но бросить надобно его,
Для сна бездонного.
Над тихой полночью лугов
Блуждают сонмы огоньков,
Горят ночные мотыльки,
Полеты их недалеки,
Близ тела сонного.
Но ты, душа, но ты, душа,
Из тела к вольности спеша,
Не медли здесь, и в путь иной
Умчись надземной вышиной,
Для сна бездонного.
Ризы нетленныя,
Венцы семигранные,
И друзья неизменные,
И слова необманныя.
И для вольных полей
Много пышных стеблей.
И в лугах табуны
Богатырских коней.
И Луна с вышины
С свитой солнечных дней.
И дрожанье струны
Все нежней и нежней.
И когда, день за днем,
Завершается год,
Серп звенит за серпом,
Жатвы хочет, поет.
Новый стебель ростет,
Новый колос горит.
Умножается счет,
Изумруд, маргарит,
Бриллианты ростут,
Ночи бархат плетут.
Золотую иглу
Кто-то держит, и шьет.
Бисер вызвездил мглу,
Умножается счет.
Светят ризы нетленныя,
И венцы семигранные.
Вольны бывшие пленные,
Струнны радости жданныя.
Ризы нетленные,
Венцы семигранные,
И друзья неизменные,
И слова необманные.
И для вольных полей
Много пышных стеблей.
И в лугах табуны
Богатырских коней.
И Луна с вышины
С свитой солнечных дней.
И дрожанье струны
Все нежней и нежней.
И когда, день за днем,
Завершается год,
Серп звенит за серпом,
Жатвы хочет, поет.
Новый стебель растет,
Новый колос горит.
Умножается счет,
Изумруд, маргарит,
Бриллианты растут,
Ночи бархат плетут.
Золотую иглу
Кто-то держит, и шьет.
Бисер вызвездил мглу,
Умножается счет.
Светят ризы нетленные,
И венцы семигранные.
Вольны бывшие пленные,
Струнны радости жданные.
На шумящем Океане,
Там, где пена брыжжет сизо,
Божья Мать стоит в тумане,
И на ней святая риза.
Риза с светлой пеленою,
И с Господней красотою,
С солнцем, с месяцем, с звездами,
Засвеченными над нами.
На шумящем Океане,
Где прибой исполнен гнева,
Божья Мать стоит в тумане,
Божья Матерь-Приснодева.
Перед ней Христос-Христитель,
Перед нею крест-спаситель,
Крест, для бездны Небом данный,
Весь звездами осиянный.
На шумящем Океане,
Где пути неизследимы,
Божья Мать стоит в тумане,
А кругом несутся дымы.
А кругом слова напева,
Смеха, бешенства, и гнева,
Но превыше всплесков дыма
Божья Мать, неугасимо.