Не то, чтобы вполне классически прекрасна
Казалася она, —
Но в пору юности всегда любовь опасна,
Когда цветет весна.
Не то, чтобы она казалася надменной, —
Но страх я испытал,
Когда слова любви, почтительно смиренной,
Ей на ухо шептал.
Я голубя просил: — О, взвейся над полями
И мне добудь любви таинственный цветок,
Что расцветает там, за дальними краями…
Он отвечал: — «Нет, слишком путь далек!»
И я просил орла: — Направь полет чудесный,
К бегущим облакам, что мчатся на восток,
И для меня с высот добудь огонь небесный…
Он отвечал: — «Нет, к небу путь высок!»
Сомневаетесь вы, что одним мимолетным свиданьем
Что улыбкой одной вы зажгли этот пламень в крови,
И что с этой поры и тоскою любви, и желаньем
Полны думы и песни мои?
Для того, чтоб во тьме ослепительным вспыхнуть сияньем,
В небесах развернуть величавые крылья свои,
Влить отраву в сердца и пленить их своим обаяньем —
Много ль времени надо: зарнице, орлу и любви?
Все любят и живут! Лишь я среди людей
Стою, как мертвый дуб на вешнем небосклоне…
Как жутко в тридцать лет скитаться без страстей,
Не знать ребяческой за радостью погони!
Я жалок, как больной, которому не в мочь
Кругом наскучили знакомые предметы,
И он пытается дремоту превозмочь,
Считая на ковре пунцовые букеты.
Мне снилося, — и был так странно ясен
Недавний сон, — в гробу покоюсь я,
И слышу я, недвижен и безгласен,
Как приговор вещает мне Судья:
— Искупишь ты грехи свои сторицей!
Лишенною приюта и гнезда
Ты осужден быть перелетной птицей. —
— Ну, что же? К ней я полечу тогда. —
Когда во мгле холодной этой ночи
Блеснула вдруг священная звезда,
К ней возвели благоговейно очи
Лишь пастухи, стерегшие стада.
И Господа Всевышнего восславя
И в руки взяв дорожный посох свой
Они — овец и коз своих оставя —
Пошли вослед за чудною звездой.