Полюбить тебя уж не хватит сил,
И одной теперь хорошо.
Где ты раньше был, где ты раньше был,
Что так поздно ко мне ты пришёл? Разве ты не знал о моей тоске,
Как ты мог прожить без меня?
Где ты раньше был, целовался с кем,
С кем себе самому изменял? Разве знает кто, сколько лет и зим
Я улыбки жду и тепла?
Где ты раньше был, когда я с другим,
С нелюбимым над пропастью шла? Мы с тобой теперь словно тьма и свет,
Полюбить тебя нету сил.
Где ты раньше был столько дней и лет,
Мой единственный, где же ты был?
Жить и верить — это замечательно!
Перед нами небывалые пути.
Утверждают космонавты и мечтатели,
Что на Марсе будут яблони цвести!
Хорошо, когда с тобой товарищи,
Всю вселенную проехать и пройти.
Звёзды встретятся с Землёю расцветающей,
И на Марсе будут яблони цвести!
Я со звёздами сдружился дальними!
Не волнуйся обо мне и не грусти.
Покидая нашу Землю, обещали мы,
Что на Марсе будут яблони цвести!
Я поцелуев своих не растрачу.
Только, когда через Буг перейду,
Может быть, вдруг не сдержусь и заплачу,
К нашей горячей земле припаду.
Горькую, щедро политую кровью,
Вдоль перерытую и поперёк,
Я поцелую её по-сыновьи,
Ласку отдам её, что долго берёг.
Ты не ревнуй. Ты всегда дорога мне.
Только подумай — без этой земли
Мы, как сухие деревья на камне,
Разве росли бы и разве цвели!
На хуторе, за выжженным селеньем,
Мы отдыхали перед наступленьем. Всю ночь ворчали мы. Признаться честно,
На земляном полу нам было тесно. Но шире не было в селе хатёнок.
По нашим головам ходил котёнок. И каждый ощущал плечо иль руку,
Тепло соседа — близкую разлуку. В сыром, холодном сумраке рассвета
Вонзилась в небо жёлтая ракета. Был синий день, и красный снег, и грохот,
И гаубица не уставала охать. И трое из соседей по ночлегу
Раскинулись по взорванному снегу. А вечером мы вновь ввалились в хату.
Телефонист прижался к аппарату. А мы легли на пол, сырой и чёрный, —
Но стала хата прежняя просторней. Ночную вьюгу слушали в печали,
По тесноте вчерашней мы скучали.
Всё стало вокруг голубым и зелёным,
В ручьях забурлила, запела вода.
Вся жизнь потекла по весенним законам,
Теперь от любви не уйти никуда.
И встречи редки, и длинны ожиданья,
И взгляды тревожны, и сбивчива речь.
Хотелось бы мне отменить расставанья,
Но без расставанья ведь не было б встреч.
Любовь от себя никого не отпустит,
Над каждым окошком поют соловьи.
Любовь никогда не бывает без грусти,
Но это приятней, чем грусть без любви.
В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает:
Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд.Пройдёт товарищ все фронты и войны,
Не зная сна, не зная тишины.
Любимый город может спать спокойно,
И видеть сны, и зеленеть среди весны.Когда ж домой товарищ мой вернётся,
За ним родные ветры прилетят.
Любимый город другу улыбнётся:
Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд.
Страна читателей! Такой
История не знала.
Люблю твой вечный непокой
И поиск идеала.Как попадешь — от букваря
Под власть печатной силы,
Идешь, ее боготворя,
До самой до могилы… Обложка или переплет —
Как маленькая дверца,
Приоткрывающая вход
И доступ в область сердца.
Иносказаний от меня не ждите!
Я вижу в них лишь разновидность лжи.
Что думаешь о людях и событьях,
С предельной откровенностью скажи.
Я знаю силу выстраданной правды
И мысли обнаженной и прямой,
И мне противны хитрые тирады,
Рожденные иронией самой.
Испытанный и радостью и болью,
Искавший путь не по чужим следам,
Ни плакать, ни смеяться над собою
И сам не буду и другим не дам.И
Юбилеи вокруг, годовщины,
Круглых дат центробежный полет.
Были мальчики, стали мужчины,
Зря надеялись — нас обойдет.
Закругляемся, крутимся тоже,
Начинаем отсчитывать дни.
Изумляемся тем, кто не дожил:
Сколько сделать успели они…
Как просто объявить себя святым,
Тряпицу вывесив, как флаг, на жерди
Над глинобитный домиком своим,
И размышлять о жизни и о смерти;
Уйдя от всех трудов, тревог, забот,
Накрыв худые плечи мешковиной,
Скрестить колени, восседать, как бог,
Потряхивая шевелюрой львиной.
Ты в мире гость и в каждом доме гость.
Вставай, иди топчи свою дорожку.
Голодные отсыплют рису горсть,
Бедняк отдаст последнюю лепешку.
Постой! Ответь мне на вопрос простой:
Они святые или ты святой?
Над горизонтом низко Южный Крест,
Холодное созвездье этих мест.А ночь, как печь, и призрачно далек
Созвездия бесстрастный холодок.Из края вьюг я прилетел сюда,
Где грела нас Полярная звезда.
Моих собратьев моды атакуют,
Но неохота поддаваться мне.
Остаться старомодным я рискую,
Как пограничник на коне.Почувствовав, как целится мне в спину
С той стороны потомок басмача,
Я первым карабин старинный вскину
И выпущу обойму сгоряча.И в зарослях запутаюсь, как в сплетнях.
А если ранят, опаленным ртом
Я крикну: — Приложи траву-столетник,
А все антибиотики потом.Увидеть бы склоненным над собою
Прекрасное лицо…
И сквозь века
Услышать: «Мой любимый, что с тобою?»
Новее слов как будто нет пока.
Видать, не для моей судьбы
Березовая дача.
Ходить с лукошком по грибы
Нелегкая задача.Мой опыт в этом деле мал,
И в жизни, спозаранку,
Я слишком часто принимал
За белый гриб поганку.
На перекресток из-за рощицы
Колонна выползет большая.
Мадонна и регулировщица
Стоят, друг другу не мешая.Шофер грузовика тяжелого,
Не спавший пять ночей, быть может,
Усталую поднимет голову
И руку к козырьку приложит.И вдруг навек ему запомнится,
Как сон, как взмах флажка короткий,
Автодорожная законница
С кудряшками из-под пилотки.И, затаив тоску заветную,
Не женщине каменнолицей —
Той загорелой, той обветренной,
Наверно, будет он молиться.
Комсомольская площадь — вокзалов созвездье.
Сколько раз я прощался с тобой при отъезде.Сколько раз выходил на асфальт раскаленный,
Как на место свиданья впервые влюбленный.Хорошо машинистам, их дело простое:
В Ленинграде — сегодня, а завтра — в Ростове.Я же с дальней дорогой знаком по-другому:
Как уеду, так тянет к далекому дому.А едва подойду к дорогому порогу —
Ничего не поделаешь — тянет в дорогу.Счастья я не искал: все мне некогда было,
И оно меня, кажется, не находило.Но была мне тревожной и радостной вестью
Комсомольская площадь — вокзалов созвездье.Расставанья и встречи — две главные части,
Из которых когда-нибудь сложится счастье.
Вчера пятнадцать шли в наряд.
Четырнадцать пришли назад.В одной тарелке борщ остыл…
Обед был всем бойцам постыл.Четырнадцать ложились спать.
Была пуста одна кровать.Стоял, уставший от хлопот,
У изголовья пулемет.Белея в темно-синей мгле,
Письмо лежало на столе.Над неоконченной строкой
Сгущались горе и покой.Бойцы вставали поутру
И умывались на ветру.И лишь на полочке одной
Остался порошок зубной.Наш экспедитор шел пешком
В штаб с недописанным письмом.О, если б вам, жена и мать,
Того письма не получать!
В метро трубит тоннеля темный рог.
Как вестник поезда, приходит ветерок.Воспоминанья всполошив мои,
Он только тронул волосы твои.Я помню забайкальские ветра
И как шумит свежак — с утра и до утра.Люблю я нежный ветерок полей.
Но этот ветер всех других милей.Тебя я старше не на много лет,
Но в сердце у меня глубокий следОт времени, где новой красотой
Звучало «Днепрострой» и «Метрострой», Ты по утрам спускаешься сюда,
Где даже легкий ветер — след труда.Пусть гладит он тебя по волосам,
Как я б хотел тебя погладить сам.
Я уходил тогда в поход,
В далекие края.
Платком взмахнула у ворот
Моя любимая.Второй стрелковый храбрый взвод
Теперь моя семья.
Поклон-привет тебе он шлет,
Моя любимая.Чтоб дни мои быстрей неслись
В походах и боях,
Издалека мне улыбнись,
Моя любимая.В кармане маленьком моем
Есть карточка твоя.
Так, значит, мы всегда вдвоем,
Моя любимая.