Волшба ли ночи белой приманила
Вас маревом в полон полярных див,
Два зверя-дива из стовратных Фив?
Вас бледная ль Изида полонила?
Какая тайна вам окаменила
Жестоких уст смеющийся извив?
Полночных волн немеркнущий разлив
Вам радостней ли звезд святого Нила?
День влажнокудрый досиял,
Меж туч огонь вечерний сея.
Вкруг помрачался, вкруг зиял
Недвижный хаос Колизея.Глядели из стихийной тьмы
Судеб безвременные очи…
День бурь истомных к прагу ночи,
День алчный провожали мы —Меж глыб, чья вечность роковая
В грехе святилась и крови,
Дух безнадежный предавая
Преступным терниям любви, Стеснясь, как два листа, что мчит,
День белоогненный палил,
Не молк цикады скрежет знойный,
И кипарисов облак стройный
Витал над мрамором могил.Я пал, сражен души недугом…
Но к праху прах был щедр и добр:
Пчела вилась над жарким лугом.
И сох, благоухая, чобр… Укор уж сердца не терзал:
Мой умер грех с моей гордыней, -
И, вновь родним с родной святыней,
Я Землю, Землю лобызал! Она ждала, она прощала —
Рыбарей Господних
Неводы, раздранные ловом…
Cor Ardens, I, Повечерие.Поразвешены сети по берегу…
В сердце память, как дар, берегу
Об уловом разорванных неводах
И о Встретившем нас на водах.И ладья моя в сумрак отчалена.
Видишь огненный след от челна?
Лов зачну, как всё небо повызвездит,
Что помочь ты сошла — возвестит.Солнце мрежи мне сушит по берегу;
В сердце память весь день берегу
Зима души. Косым издалека
Ее лучом живое солнце греет,
Она ж в немых сугробах цепенеет,
И ей поет метелицей тоска.Охапку дров свалив у камелька,
Вари пшено, и час тебе довлеет;
Потом усни, как всё дремой коснеет…
Ах, вечности могила глубока! Оледенел ключ влаги животворной,
Застыл родник текучего огня.
О, не ищи под саваном меня! Свой гроб влачит двойник мой, раб покорный,
Я ж истинный, плотскому измени,
Мы — два грозой зажженные ствола,
Два пламени полуночного бора;
Мы — два в ночи летящих метеора,
Одной судьбы двужалая стрела!
Мы — два коня, чьи держит удила
Одна рука, — язвит их шпора;
Два ока мы единственного взора,
Мечты одной два трепетных крыла.
Сумеречно слепнут
Луг, и лес, и нива;
Облачные дива
Лунной силой крепнут.Крепнут силой лунной
Неба паутины,
И затоны — тины
Полны светорунной.Накренились горы
К голубым расколам.
Мгла владеет долом,
В небе реют взоры.Крыльев лебединых
Ты царским поездом назвал
Заката огненное диво.
Еще костер не отпылал
И розы жалят: сердце живо.
Еще в венце моем горю.
Ты ж, Феба список снежноликий,
Куда летишь, с такой музыкой,
С такими кликами?.. Смотрю
Людских судеб коловорот
В мой берег бьет неутомимо:
Тоскует каждый, и зовет,
И — алчущий — проходит мимо.И снова к отмели родной,
О старой памятуя встрече,
Спешит — увы, уже иной!
А тот, кто был, пропал далече… Возврат — утрата!.. Но грустней
Недвижность доли роковая,
Как накипь пены снеговая,
Всё та ж — у черных тех камней.В круговращеньях обыдённых,
В румяна ль, мушки и дендизм,
В поддевку ль нашего покроя,
Певец и сверстник Антиноя,
Ты рядишь свой анахронизм, -Старообрядческих кафизм
Чтецом стоя пред аналоем
Иль Дафнисам кадя и Хлоям,
Ты всё — живой анахронизм.В тебе люблю, сквозь грани призм,
Александрийца и француза
Времен классических, чья муза —
Двухвековой анахронизм.За твой единый галлицизм
Жизнь — истома и метанье,
Жизнь — витанье
Тени бедной
Над плитой забытых рун;
В глубине ночных лагун
Отблеск бледный,
Трепетанье
Бликов белых,
Струйных лун;
Жизнь — полночное роптанье,
Taedium phaenomeniКто познал тоску земных явлений,
Тот познал явлений красоту.
В буйном вихре вожделений,
Жизнь хватая на лету,
Слепы мы на красоту явлений.Кто познал явлений красоту,
Тот познал мечту гиперборея:
Тишину и полноту
В сердце сладостно лелея,
Он зовет лазурь и пустоту.Вспоминая долгие эоны,
Долгих нег блаженство и полон, —
Солнце, сияя, теплом излучается:
Счастливо сердце, когда расточается.
Счастлив, кто так даровит
Щедрой любовью, что светлому чается,
Будто со всем он живым обручается.
Счастлив, кто жив и живит.Счастье не то, что годиной случается
И с мимолетной годиной кончается:
Счастья не жди, не лови.
Дух, как на царство, на счастье венчается,
В счастье, как в солнце, навек облачается:
Осень… Чуть солнце над лесом привстанет —
Киноварь вспыхнет, зардеет багрец.
По ветру гарью сладимой потянет…
Светлый проглянет из облак борец:
Озимь живая, хмурая ель,
Стлань парчевая — бурая прель… Солнце в недолгом боренье стомится —
Кто-то туманы прядет да прядет,
Бором маячит, болотом дымится,
Логом струится, лугом бредет,
По перелесьям пугает коня,
Тебе, о тень Случевского, привет!
В кругу тобой излюбленных поэтов
Я был тебе неведомый поэт,
Как звездочка средь сумеречных светов, Когда твой дерзкий гений закликал
На новые ступени дерзновенья
И в крепкий стих враждующие звенья
Причудливых сцеплений замыкал.В те дни, скиталец одинокий,
Я за тобой следил издалека…
Как дорог был бы мне твой выбор быстроокий
И похвала твоя сладка!
Льются звуки, печалью глубокой.
Бесконечной тоскою полны:
То рассыплются трелью высокой,
То замрут тихим всплеском волны.Звуки, звуки! О чем вы рыдаете,
Что в вас жгучую будит печаль?
Или в счастье вы веру теряете,
Иль минувшего страстно вам жаль? Ваша речь, для ума непонятная,
Льется в сердце горячей струей.
Счастье, счастье мое невозвратное,
Где ты скрылось падучей звездой?
Ал. Н. Чеботаревской
Рощи холмов, багрецом испещренные,
Синие, хмурые горы вдали…
В желтой глуши на шипы изощренные
Дикие вьются хмели.
Луч кочевой серебром загорается…
Словно в гробу, остывая, Земля
Пышною скорбью солнц убирается…
Гроздье, зрея, зеленеет;
А у корня лист лозы
Сквозь багряный жар синеет
Хмелем крови и грозы.Брызнул первый пурпур дикий,
Словно в зелени живой
Бог кивнул мне, смуглоликий,
Змеекудрой головой.Взор обжег и разум вынул,
Ночью света ослепил
И с души-рабыни скинул
Всё, чем мир ее купил.И, в обличьи безусловном
Да, сей пожар мы поджигали,
И совесть правду говорит,
Хотя предчувствия не лгали,
Что сердце наше в нем сгорит.Гори ж, истлей на самосозданном,
О сердце-Феникс, очаге
И суд свой узнавай в нежданном,
Тобою вызванном слуге.Кто развязал Эолов мех,
Бурь не кори, не фарисействуй.
Поет Трагедия: «Всё грех,
Что действие», Жизнь: «Все за всех»,
Душа, вчера недужная,
На солнце — солнце новое —
Раскрыла очи синие
И видит, оробелая,
Сквозь гроздие лиловое,
Что в небе вьет глициния:
Сверкает даль жемчужная,
Летает чайка белая.И путь сребра чеканного
Висит над гладью струйного;
И вестью обновления
Серебряно-матовым вырезом горы
Об-он-пол обстали озеро мрачное…
В заповедное, родное, прозрачное
Уходят взоры! На берег, обвеянный смутою хмурой,
Плюют буруны бешеной пеною…
Долго ли ведаться сердцу с изменою
Подо мглой понурой? Над лугом поблеклым деревья клонимы
Бесснежною вьюгой — зябкие, голые…
Там, в ясных зазубринах, — пурги веселые,
Глубокие зимы!
Песню спеть — не хитрая наука,
Если в сердце песня запоёт.
Божий мир весь полон света, звука;
Человек угрюмо прочь идёт.А когда б, как на лужайке дети,
Он вмешался в общий хор без слов,
И его в свои поймало б сети
Солнышко, весёлый рыболов.В полном сердце песня бы запела,
Как растёт весною мурава,
И душа, что, вдовствуя, немела,
Золотые родила б слова.
Своеначальный, жадный ум, —
Как пламень, русский ум опасен
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он — и так угрюм.
Подобный стрелке неуклонной,
Он видит полюс в зыбь и муть,
Он в жизнь от грезы отвлеченной
Пугливой воле кажет путь.
Отчетливость больницы
В сентябрьской тишине.
Чахоточные лица
Горят на полотне.
Сиделка сердобольно
Склонилась, хлопоча;
И верится невольно
В небесного врача.
Страстной чредою крестных вех,
О сердце, был твой путь унылый!
И стал безлирным голос милый,
И бессвирельным юный смех.
И словно тусклые повязки
Мне сделали безбольной боль;
И поздние ненужны ласки
Под ветерком захолмных воль.