Благодать или благословение
Ниспошли на подручных твоих —
Дай нам, Бог, совершить омовение,
Окунаясь в святая святых! Все порок, грехи и печали,
Равнодушье, согласье и спор —
Пар, который вот только наддали,
Вышибает, как пули, из пор.То, что мучит тебя, — испарится
И поднимется вверх, к небесам, —
Ты ж, очистившись, должен спуститься —
Пар с грехами расправится сам.Не стремись прежде времени к душу,
«Змеи, змеи кругом — будь им пусто!» —
Человек в исступленье кричал.
И позвал на подмогу мангуста,
Чтобы, значит, мангуст выручал.
И мангусты взялись за работу,
Не щадя ни себя, ни родных,
Выходили они на охоту
Без отгулов и без выходных.
Долго Троя в положении осадном
Оставалась неприступною твердыней,
Но троянцы не поверили Кассандре —
Троя, может быть, стояла б и поныне.Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою, павшей в прах!»
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.И в ночь, когда из чрева лошади на Трою
Спустилась смерть (как и положено — крылата),
Над избиваемой безумною толпою
Кто-то крикнул: «Это ведьма виновата!»Без умолку безумная девица
Чем и как, с каких позиций
Оправдаешь тот поход?
Почему мы от границы
Шли назад, а не вперёд? Может быть, считать маневром,
Мудрой тактикой какой —
Только лучше б в сорок первом
Драться нам не под Москвой… Но в виски, как в барабаны,
Бьётся память, рвётся в бой,
Только меньше ноют раны:
Четверть века — срок большой.Москвичи писали письма,
Был развесёлый розовый восход,
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.
Накренившись к воде, парусами шурша,
Бриг двухмачтовый лёг в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте.
Мой чёрный человек в костюме сером.
Он был министром, домуправом, офицером.
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья,
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».
Подумаешь, в семье не очень складно,
Подумаешь, неважно с головой,
Подумаешь, с работою неладно, —
Скажи ещё спасибо, что живой! Ну что ж такого — мучает изжога,
Ну что ж такого — не пришёл домой,
Ну что ж такого — наказали строго, —
Скажи ещё спасибо, что живой! Нечего играть с судьбою в прятки,
Так давай, кривая, вывози.
В общем, всё нормально, всё в порядке,
Всё, как говорится, на мази.Что-что? Партнёр играет слишком грубо?
Прошу прощения заране,
Что всё, рассказанное мной,
Случилось не на поле брани,
А вовсе даже просто — в бане,
При переходе из парной.Неясно, глухо в гулкой бане
Прошла молва — и в той молве
Звучала фраза ярче брани,
Что фигу я держу в кармане
И даже две, и даже две.
. . . . . . . . . . . .
Мы говорим не «штормы», а «шторма» —
Слова выходят коротки и смачны.
«Ветра» — не «ветры» — сводят нас с ума,
Из палуб выкорчёвывая мачты.
Мы на приметы наложили вето —
Мы чтим чутьё компасов и носов.
Упругие, тугие мышцы ветра
Натягивают кожу парусов.
Я верю в нашу общую звезду,
Хотя давно за нею не следим мы, -
Наш поезд с рельс сходил на всем ходу -
Мы все же оставались невредимы.
Бил самосвал машину нашу в лоб,
Но знали мы, что ищем и обрящем,
И мы ни разу не сходили в гроб,
Где нет надежды всем в него сходящим.
Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.
Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я…
А я и не подозревал
В себе такое.
Сто сарацинов я убил во славу ей —
Прекрасной Даме посвятил я сто смертей!
Но сам король, лукавый сир,
затеял рыцарский турнир.
Я ненавижу всех известных королей!
Вот мой соперник — рыцарь Круглого стола.
Чужую грудь мне под копьё король послал,
Но в сердце нежное её
моё направлено копьё…
Зачем мне считаться шпаной и бандитом —
Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне хоть и нету законов —
Поддержка и энтузиазм миллионов.
Решил я — и, значит, кому-то быть битым,
Но надо ж узнать, кто такие семиты, —
А вдруг это очень приличные люди,
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет!
…Мы взлетали, как утки, с раскисших полей.
Двадцать вылетов в сутки — куда веселей!
Мы смеялись, с парилкой туман перепутав.
И в простор набивались мы до тесноты —
Облака надрывались, рвались в лоскуты,
Пули шили из них купола парашютов.
Возвращались тайком: без приборов, впотьмах;
И с радистом—стрелком, что повис на ремнях;
В фюзеляже — пробоины, в плоскости — дырки;
У меня было сорок фамилий,
У меня было семь паспортов,
Меня семьдесят женщин любили,
У меня было двести врагов.
Но я не жалею!
Сколько я ни старался,
Сколько я ни стремился -
Все равно, чтоб подраться,
Кто-нибудь находился.
У меня запой от одиночества —
По ночам я слышу голоса…
Слышу вдруг зовут меня по отчеству,
Глянул — чёрт. Вот это чудеса!
Чёрт мне строил рожи и моргал,
А я ему тихонечко сказал:
«Я, брат, коньяком напился вот уж как!
Но ты, наверно, пьёшь денатурат…
Слушай, чёрт-чертяка-чёртик-чёртушка,
Вы учтите, я раньше был стоиком,
Физзарядкой я — систематически…
А теперь ведь я стал параноиком,
И морально слабей, и физически.Стал подвержен я всяким шатаниям —
И в физическом смысле и в нравственном,
Расшатал свои нервы и знания,
Приходить стали чаще друзья с вином… До сих пор я на жизнь не сетовал:
Как приказ на работе — так премия.
Но… связался с гражданкою с этой вот,
Обманувшей меня без зазрения.…Я женился с завидной поспешностью,
Я все вопросы освещу сполна -
Дам любопытству удовлетворенье!
Да, у меня француженка жена -
Но русского она происхожденья.
Нет, у меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
Снег скрипел подо мной,
Поскрипев, затихал,
А сугробы прилечь завлекали.
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал —
Он летел, становясь облаками! И звенела тоска,
Что в безрадостной песне поётся,
Как ямщик замерзал
В той глухой незнакомой степи:
Усыпив, ямщика
Что сегодня мне суды и заседанья -
Мчусь галопом, закусивши удила:
У меня приехал друг из Магадана -
Так какие же тут могут быть дела!
Он привез мне про колымскую столицу
небылицы, -
Ох, чего-то порасскажет он про водку
мне в охотку! -
Может, даже прослезится
Гули-гули-гуленьки,
Девоньки-девуленьки!
Вы оставьте мне на память
В сердце загогулинки.Не гляди, что я сердит:
По тебе же сохну-то!
Я не с фронта инвалид,
Я — любовью трёхнутый.Выходите к Ванечке,
Да Манечки-мотанечки!
Вы что стоите, как старушки —
Божьи одуванчики? Милый мой — каменотёс,
Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлёй худую шею
Сделать более худой, —
Нет надёжнее приюта:
Скройся в лес — не пропадёшь, —
Если продан ты кому-то
С потрохами ни за грош.Бедняки и бедолаги,
Презирая жизнь слуги,
И бездомные бродяги,
Я спросил тебя: «Зачем идёте в гору вы? —
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —
Ведь Эльбрус и с самолёта видно здорово…»
Рассмеялась ты — и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя.
Первый раз меня из трещины вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя!
Мы живём в большом селе Большие Вилы,
Нас два брата, два громилы.
Я ошибочно скосил дубову рощу,
Брату — это даже проще.Нас все любят, но боятся жутко —
Вдвоём мы
Не жидки!
Мы с понятьем, конечно, не шутка —
Убьём по
Ошибке.Вот послали нас всем миром — мы и плачем —
К чертям собачьим, к чертям собачьим,
Неправда, над нами не бездна, не мрак, -
Каталог наград и возмездий.
Любуемся мы на ночной зодиак,
На вечное танго созвездий.
Глядим, запрокинули головы вверх,
В безмолвие, тайну и вечность.
Там трассы судеб и мгновенный наш век
Отмечены в виде невидимых вех,
Что могут хранить и беречь нас.