Восставши ночью, бога восславим мы,
Начнем служенье в славу всевышнего,
Создателя земли и неба,
Звезды водящего в глуби синей.
Былинке малой дав прозябание,
Левиафанов в море лелеет он,
Выводит солнце и уводит,
Хлебом насущным людей питает.
Пославший сына в мир на пропятие,
Святого духа нам обещающий,
Не он ли, сильный, есть достоин
Быть воспеваемым в сладких гимнах?
Свет из небесных скважин
С лазури льется, нежен,
На степь и кровли хижин;
Миг — робко-осторожен
И с грустью чутко-дружен…
О! сколько тихой ласки
В речном далеком плеске!
Как тени сердцу близки!
В траве блестят полоски
На сонном темном спуске…
Дышу истомой странной,
Весь полн тоской смиренной,
Но где-то зов старинный,
Звон глухо-похоронный,
Звучит, как ропот струнный.
Серебро, огни и блестки, -
Целый мир из серебра!
В жемчугах горят березки,
Черно-голые вчера.
Это — область чьей-то грезы,
Это — призраки и сны!
Все предметы старой прозы
Волшебством озарены.
Экипажи, пешеходы,
На лазури белый дым.
Жизнь людей и жизнь природы
Полны новым и святым.
Воплощение мечтаний,
Жизни с грезою игра,
Этот мир очарований,
Этот мир из серебра!
Полутемное окошко
Освети на миг свечой
И потом его немножко
Перед лестницей открой.
Я войду к тебе, волнуем
Прежним трепетом любви;
Ты меня встреть поцелуем,
Снова милым назови.
Страстной ласке мы сначала
Отдадимся горячо,
А потом ко мне устало
Ты поникнешь на плечо.
И в чарующей истоме,
Под покровом темноты,
Все для нас потонет — кроме
Упоительной мечты.
4 мая 1893
(Ропалические стихи XIV в.)
Жизнь — игра желаний мимолетных,
Есть — пора мечтаний безотчетных,
Есть, потом, — свершений горделивых,
Скук, истом, томлений прозорливых;
Есть года жестоких испытаний,
Дни суда, глубоких ожиданий;
Страсть везде незримо торжествует,
Льстит в нужде; гонима, знаменует
Дни побед холодным беспристрастьем…
Мир согрет бесплодным сладострастьем!
Облегчи нам страдания, боже!
Мы, как звери, вгнездились в пещеры
Жестко наше гранитное ложе,
Душно нам без лучей и без веры.
Самоцветные камни блистают,
Вдаль уходят колонн вереницы,
Из холодных щелей выползают
Саламандры, ужи и мокрицы.
Наши язвы наполнены гноем,
Наше тело на падаль похоже…
О, простри над могильным покоем
Покрывало последнее, боже!
15 декабря 1894
(Ассонансы)
С вербочками девочки,
Девочки со свечечками,
Вышедши из церковки,
Кроют куцавеечками
(Ветер, ты не тронь!)
Слабенький огонь.
Улица оснежена,
Спит высь затуманенная…
Чу! толпа мятежная
Воет, словно раненая,
Там, где осиян
Светом ресторан.
И бредут под блеснами
Злыми, электрическими,
С свечками и ветками
Тени идиллические.
Трепетен и тих
Свет на лицах их.
Что за тени: ты ли, греза?
Ты ли, дума о былом?
Точно листьями береза
Шевельнулась за стеклом.
И прозрачные узоры,
Расплетаясь на полу,
Шелохнули жизнью мглу,
Обманули светом взоры.
Что за грезы, что за звуки,
Что за тени под окном?
Ты ли, дума о былом,
Ты ль, мелодия разлуки!
Легкой сеткою березы
Разбивается луна.
Что за звуки, что за грезы,
Что за тени у окна!
Вот брошен я какой-то силой
На новый путь.
И мне не нужно все, что было!
Иное будь!
Вокруг туманность и безбрежность,
Как море, высь.
Мечта моя! в том неизбежность:
Ей покорись.
В ночном лесу, где мгла и сыро,
Ищу тропу,
Иду, но ней и к тайнам мира,
И вспять, в толпу.
Как укрощенная пантера,
Покорной будь:
Да снидет к нам обоим вера
В безвестный путь.
Август 1901
Тоненькие свечечки,
Робкие, мерцают.
Голосочки детские
Басу отвечают.
Слышно над склоненною толпой:
«Со святыми упокой».
Хорошо под лентами,
Мирно под цветами!
Песни умиленные
Сложены не нами.
Обещает мир напев святой:
«Со святыми упокой».
Выйдешь в ночь холодную:
Светы и трамваи…
Сладостно задуматься
О блаженном рае.
Боже! — утомленных суетой
Со святыми упокой!
В час, когда гений вечерней прохлады
Жизнь возвращает цветам,
К Озеру Снов, по знакомым тропам,
Медленно тянутся гады.
Там они, в ясной и чистой тиши,
Водят круги омерзительной пляски,
Правят под месяцем липкие ласки,
Слизью сквернят камыши.
В жуткой тревоге святые виденья
К небу восходят, как белый туман;
Сны мои черны, — и снова я пьян
Мутным вином искушенья.
Я имени тебе не знаю,
Не назову.
Но я в мечтах тебя ласкаю…
И наяву!
Ты в зеркале еще безгрешней,
Прижмись ко мне.
Но как решить, что в жизни внешней
И что во сне?
Я слышу Нил… Закрыты ставни…
Песчаный зной…
Иль это только бред недавний,
Ты не со мной?
Иль, может, всё в мгновенной смене,
И нет имен,
И мы с тобой летим, как тени,
Как чей-то сон?..
2 октября 1900
И мирный вечера пожар
Волна морская поглотила.
ТютчевСвой круг рисуя все ясней,
Над морем солнце опускалось,
А в море полоса огней,
Ему ответных, уменьшалась.
Где чары сумрака и сна
Уже дышали над востоком,
Всходила мертвая луна
Каким-то жаждущим упреком.
На вдоль по тучам, как убор,
Сверкали радужные пятна,
И в нежно-голубой простор
Лился румянец предзакатный.
Сегодня мертвые цветы
Из пышной вазы вынимая,
Я увидал на них мечты,
Твои мечты, о дорогая!
Весь вечер здесь мечтала ты,
Благоухание вдыхая, —
И мысль твоя, еще живая,
Порхнула в свежие листы.
Стою смущенный богомольно,
И в грезах высится невольно
Вокруг меня забытый храм.
Звучит божественное пенье,
И я ловлю твои движенья,
Твои молитвы к небесам.
Декабрь 1894
М. В. СабашниковойТомимый снами, я дремал,
Не чуя близкой непогоды;
Но грянул гром, и ветр упал,
И свет померк, и вздулись воды.И кто-то для моих шагов
Провел невидимые тропы
По стогнам буйных городов
Объятой пламенем Европы.Уже в петлях скрипела дверь
И в стены бил прибой с разбега,
И я, как запоздалый зверь,
Вошел последним внутрь ковчега.Август 1914
Дорнах
Поезд врывается в древние скалы, —
Слева и справа гранит.
Вот на тропе пешеход запоздалый
Стал, прислонился, глядит.
Вырвались… Склоны, покрытые лесом,
Домики, поле, река,
Старая кирка под черным навесом.
Даль — хороша, далека.
Дальше… Опять надвигаются горы,
Замок сошел на утес,
Черные сосны, расщелин узоры…
Грохот и хохот колес!
31 мая 1897, близ Магдебурга
Мы к ярким краскам не привыкли,
Одежда наша — цвет земли;
И робким взором мы поникли,
Влачимся медленно в пыли.
Мы дышим комнатною пылью,
Живем среди картин и книг,
И дорог нашему бессилью
Отдельный стих, отдельный миг.
А мне что снится? — дикие крики.
А мне что близко? — кровь и война.
Мои братья — северные владыки,
Мое время — викингов времена.
9 марта 1899
Прости мой стих, безумьем гневный,
Прости мой смех, на стон похожий!
Измучен пыткой ежедневной,
Я слез твоих не разгадал!
Мы снова брошены на ложе,
И ты рукой, почти бессильной,
Но все торжественней, все строже
Мне подаешь святой фиал.
Кругом чернеет мрак могильный,
Жизнь далеко, ее не слышно,
Не это ль склеп, глухой и пыльный, —
Но ты со мной — и счастлив я.
Лишь одного: я быть с тобой хочу!
С твоей мечтой слить трепет свой — хочу!
Над глубью глаз повиснув в высоте,
Дышать их ночью, влажной тьмой — хочу!
В гробу объятий, в жуткой тесноте,
Услышать близко сердца бой — хочу!
Вдвоем спешить к мучительной мете
И вместе пасть у цели той — хочу!
Как палачу, отдаться красоте
И с плахи страсти крикнуть: «Твой!» — хочу!
Поклоняются многие мне
В часы вечерние,
Но молитвы к бледной луне
Еще размернее!
Женщины, лаская меня,
Трепетали от счастия,
Но искали они — знаю я —
И сладострастия.
Фимиам, делимый с другим,
Дышит обидою.
О сумрак! о волны! о дым!
Вам завидую.
Уступить даже проклятья и смех
Нарушение цельности.
Я хочу быть единым для всех
В беспредельности.
27 марта 1899