Прекрасен, светел, венчан, златокрыл,
Цвел гений Греции. Но предстояло
Спаять в одно — халдейские начала
И мысли эллинской священный пыл.
Встал Александр! Все ж Року было мало
Фалангой всюду созданных горнил;
И вот, чтоб Рим весь мир объединил,
Медь грозных легионов застонала.
В те дни, как Азия спешила взять
Дар Запада, и каждый край, как призма,
Лил, преломляя, краски эллинизма,
К завоеванью всей вселенной — рать
Вел Римлянин; при первом триумвире
Он встал, как царь, в торжественной порфире.
Тот, владыка написанных слов,
Тот, царящий над мудростью книг!
Научи меня тайне письмен,
Подскажи мне слова мудрецов.
Человек! умом не гордись,
Не мечтай: будешь славен в веках.
Над водой промелькнул крокодил,
И нырнул в глубину навсегда.
Нил священный быстро течет.
Жизнь человека протекает быстрей.
Ты пред братом хвалился: я мудр!
Рука Смерти равняет всех.
Тот, хранитель священных книг,
Тот, блюститель священных ключей!
Скажи: это написал Аменампат
Двадцать шестого Паини в третий год Мерери.
Не лги, мечта! былого жгуче жаль,
Тех светлых ласк, тех нежных откровений,
Когда, дрожа в рассветной мгле мгновений,
Была любовь прекрасна, как печаль.
По нас влечет дыханьем дымным даль,
Пьяня огнем неверных дерзновений.
В наш бред воспоминаний и забвений
Вонзает время режущую сталь.
В какой стране очнемся мы, кто скажет?
Гудящий ток разлившейся реки
Меж прошлым сном и настоящим ляжет.
И эти дни томленья и тоски
Растают тенью заревых обманов,
Как там, за лесом, завеса туманов.
4 декабря 1920
(Начальные рифмы)
Реет тень голубая, объята
Ароматом нескошенных трав;
Но, упав на зеленую землю,
Я объемлю глазами простор.
Звездный хор мне поет: аллилуя!
Но, целуя земную росу,
Я несу мой тропарь умиленный
До бездонной кошницы небес.
Не исчез дольний мир. Сердцем чую
Голубую, как сон, тишину
И весну, воплощенную в мае
Легкой стаей ночных облаков.
Но готов все забыть, всем забыться,
Я упиться хочу тихим сном;
Здесь, в ночном упоеньи над бездной, —
К тайне звездной земная ступень…
Реет тень…
Фирвальштеттское озеро — Роза Ветров…
К. БальмонтОтели, с пышными порталами,
Надменно выстроились в ряд
И, споря с вековыми скалами,
В лазурь бесстрастную глядят.
По набережной, под каштанами,
Базар всесветной суеты, —
Блеск под искусными румянами
В перл возведенной красоты.
Пересекая гладь бесцветную,
Дымят суда и здесь и там,
И, посягнув на высь запретную,
Краснеют флаги по горам.
И в час, когда с ночными безднами
Вершины смешаны в тени,
Оттуда — спор с лучами звездными
Ведут отельные огни.
Далекий Сириус, холодный и немой!
Из ночи в ночь надменно
Сверкаешь ты над сумрачной землей,
Царишь над бедственной вселенной.
Владыка Сириус, не внемлющий мольбам,
Непобедимый мститель!
Пред алтарем ненужный фимиам
Тебе затеплил твой служитель.
Ты чужд нам, Сириус! но твой холодный луч
Сжигает наши жатвы.
Губи меня! и отравляй! и мучь!
И отвергай с презреньем клятвы!
Тебе, о Сириус, не знающий людей,
Я возношу моленья
Среди толпы, и в хижине своей,
И в миг последний упоенья!
16 октября 1894
Отбрасывая версты, стучит автомобиль,
Крутится даль за далью и сзади вьется пыль.
Селенье, нивы, поле, костел, окоп, река…
Казачее становье на склоне у леска.
Табун свободных коней, походных кухонь дым;
Заполнен луг движеньем запутанно-цветным;
Толпа котлы обстала; смех, говор, песня, крик…
Как просверкали ярко верхи железных пик!
Еще в глазах — мундиры и шапки набекрень,
А падает сурово от строгих сосен тень.
Лесной дорогой мотор, стуча, летит вперед…
Чу! слышен с поворота трещащий пулемет!
Их цепи лаврами обвил.
ПушкинДа! цепи могут быть прекрасны,
Но если лаврами обвиты.
А вы трусливы, вы безгласны,
В уступках ищете защиты.
Когда б с отчаяньем суровым
В борьбе пошли вы до предела,
Я мог венчать вас лавром новым,
Я мог воспеть вас в песне смелой.
Когда бы, став лицом к измене,
Вы, как мужчины, гордо пали,
Быть может, в буре вдохновенней
Я сплел бы вам венец печали!
Но вы безвольны, вы бесполы,
Вы скрылись за своим затвором.
Так слушайте напев веселый.
Поэт венчает вас позором.
Надежда — вскрыть все таинства природы —
Мир к высшей тайне привела, — и бог
Восстал над бурей будничных тревог,
Над сном народов, над игрушкой моды.
За громом Лютера прошли походы
Густава, Тилли; снова сумрак, строг,
Окутал землю, и военный рог
К войне за веру звал из рода в роды.
Промчался Кромвель; прогремела Ночь
Варфоломея; люди в пытках гибли;
Стал дыбой — крест, костром — страницы Библий.
Но Истина, исканий смелых дочь,
Жива осталась в вихрях непогоды;
К великой цели двигались народы.
Камни, полдень, пыль и молот,
Камни, пыль и зной.
Горе тем, кто свеж и молод
Здесь, в тюрьме земной!
Нам дана любовь — как цепи,
И нужда — как плеть…
Кто уйдет в пустые степи
Вольно умереть!
Камни, полдень, пыль и молот,
Камни, пыль и зной…
Камень молотом расколот,
Длится труд дневной.
Камни бьем, чтоб жить на свете,
И живем, — чтоб бить…
Горе тем, кто ныне дети,
Тем, кто должен быть!
Камни, полдень, пыль и молот,
Камни, пыль и зной…
Распахнет ли смертный холод
Двери в мир иной!
Декабрь 1903
Как ясно, как ласково небо!
Как радостно реют стрижи
Вкруг церкви Бориса и Глеба! По горбику тесной межи
Иду, и дышу ароматом
И мяты, и зреющей ржи.За полем усатым, не сжатым
Косами стучат косари.
День медлит пред ярким закатом… Душа, насладись и умри!
Всё это так странно знакомо,
Как сон, что ласкал до зари.Итак, я вернулся, я — дома?
Так здравствуй, июльская тишь,
И ты, полевая истома, Убогость соломенных крыш
И полосы желтого хлеба!
Со свистом проносится стриж
Вкруг церкви Бориса и Глеба
Мощь разума распространялась в мире —
Египет креп, как строгое звено,
Но было людям жизнь понять дано
И в радости: в резце, в палитре, в лире.
Влилась в века Эллада, как вино, —
В дворцовой фреске, в мраморном кумире,
В живом стихе, в обточенном сапфире,
Явя, что было, есть и суждено.
Но, строя храмы, вознося колонны,
Могла ль она забыть зов потаенный,
Что край Осириса ей повторил?
Шел Эллин к знанью по пути мистерий, —
Но дух народа блеск давал и вере,
Прекрасен, светел, венчан, златокрыл.
Сумрак тихий, сумрак тайный,
Друг, давно знакомый мне,
Безначальный и бескрайный,
Призрак, зыблющий туманы,
Вышел в лес и на поляны,
Что-то шепчет тишине.
Не слова ль молитвы старой,
Древней, как сама земля?
И опять, под вечной чарой,
Стали призрачной химерой
Скудный лог, орешник серый,
Зашоссейные поля.
Давний, вечный сон столетий,
В свете звезд, опять возник:
И вся жизнь — лишь ветви эти,
Мир — клочок росистый луга,
Где уста нашли друг друга,
Вечность — этот темный миг!
Июль 1912
Подольск
Санки, в радостном разбеге,
Покатились с высоты.
Белая, на белом снеге
Предо мной смеёшься ты.
Чуть дрожат, качаясь, сосны,
С моря веет ветерок…
Верю: снова будут вёсны,
День счастливый недалёк.
Нет ни ужаса, ни горя:
Улыбнулся детский лик,
И морозный ветер с моря
В душу ласково проник.
Надо лёгким быть, как санки,
Надо жить лишь для игры,
И лететь во глубь, к полянке,
Склоном сглаженной горы!
Снова в радостном разбеге
Санки мчатся с высоты,
И, упав, на белом снеге,
Белая, смеёшься ты!
Наше войско двигалось мирно,
Оно вступило в области Геруша.
Наше войско двигалось мирно,
Оно сломило могущество Геруша.
Наше войско двигалось мирно,
Оно сокрушило вражий крепости.
Наше войско двигалось мирно,
Оно срезало сады и виноградники.
Наше войско двигалось мирно,
Оно сожгло дома и хлеба в полях,
Наше войско двигалось мирно,
Оно истребило тысячи тысяч людей.
Наше войско двигалось мирно,
Оно увело тысячи тысяч в плен.
Наше войско двигалось мирно,
Да будет слава Царю во времена времен!
Он не искал — минутно позабавить,
Напевами утешить и пленить;
Мечтал о высшем: Божество прославить
И бездны духа в звуках озарить.
Металл мелодий он посмел расплавить
И в формы новые хотел излить;
Он неустанно жаждал жить и жить,
Чтоб завершенным памятник поставить,
Но судит Рок. Не будет кончен труд!
Расплавленный металл бесцельно стынет:
Никто его, никто в русло не двинет…
И в дни, когда Война вершит свой суд
И мысль успела с жатвой трупов сжиться, —
Вот с этой смертью сердце не мирится!
Исканьем тайн дух человека жил,
И он сберег Атлантов древних тайны,
В стране, где, просверлив песок бескрайный.
Поит пустыню многоводный Нил.
Терпенье, труд, упорный, чрезвычайный.
Воздвигли там ряд каменных могил,
Чтоб в них навек зов истины застыл:
Их формы, грани, связи — не случайны!
Египет цели благостной достиг,
Хранят поныне плиты пирамиды
Живой завет погибшей Атлантиды.
Бог Тот чертил слова гигантских книг,
Чтоб в числах три, двенадцать и четыре
Мощь разума распространялась в мире.
Всем душам нежным и сердцам влюбленным,
Кого земной Любви ласкали сны,
Кто пел Любовь во дни своей весны,
Я шлю привет напевом умиленным.
Вокруг меня святыня тишины,
Диана светит луком преклоненным,
И надо мной, печальным и бессонным,
Лик Данте, вдаль глядящий со стены.
Поэт, кого вел по кругам Вергилий!
Своим сверканьем мой зажги сонет,
Будь твердым посохом моих бессилии!
Пою восторг и скорбь минувших лет,
Яд поцелуев, сладость смертной страсти…
Камены строгие! — я в вашей грозной власти.
Мелькали мимо снежные поляны,
Нас увозил на запад sleeping-car,
В тот край войны, где бой, где труд, где раны,
Где каждый час — пальба, все дни — пожар.
А мы, склонясь на мягкие диваны,
В беседах изливали сердца жар,
Судили мы поэта вещий дар
И полководцев роковые планы, —
То Пушкин, Достоевский, Лев Толстой
Вставали в нашей речи чередой,
То выводы новейшие науки…
А там, вдали, пальба гремела вновь,
На белый снег лилась потоком кровь
И люди корчились в предсмертной муке…
26 января 1915
Над буйным хаосом стихийных сил
Сияла людям Мысль, как свет в эфире.
Исканьем тайн дух человека жил,
Мощь разума распространялась в мире.
Прекрасен, светел, венчан, златокрыл,
Он встал, как царь в торжественной порфире.
Хоть иногда лампады Рок гасил,
Дух знанья жил, скрыт в дивном эликсире.
Во все века жила, затаена,
Надежда — вскрыть все таинства природы,
К великой цели двигались народы.
Шумя, Европу обняла война…
Все ж топот армий, громы артиллерий
Не заглушат стремленья к высшей сфере.