Перекрестясь, пустился я в дорогу…
Но надоел мне путь,
Я поглазел довольно, слава богу,
Пора бы отдохнуть…
Не вечно же мне маяться по свету
Бог знает для чего:
Ведь у меня, сказать по правде, нету
По сердцу никого.Люблю я лес, раскидистое поле,
Люблю грозу и гром,
Да и они прискучат поневоле
Не нынче, так потом…
И для чего, подумаешь, родится
И бродит человек!
Эх! На ночлег скорей бы приютиться!
Да и заснуть навек…
Вечер был светел как день; небо сияло лазурью; поля
Яркозеленым ковром расстилались далеко, далеко;
Звонко журчащий ручей, ниспадая с горы у подножья,
Радужной пеной сверкал, а в лесу, из-за кущи ветвистой,
Слышалась песнь соловья. — И подумал тогда я невольно:
«О, для чего не дано человеческой жизни под вечер
Светлого неба любви, упований широкого поля,
Быстрых желаний ручья и надежд соловьиных напевов!..»
Сердце исчахло у нас от науки холодной. В ребенке,
Только что снявшем с себя пелены и оставившем куклы,
Вы не найдете теперь ни надежд увлекательно-милых,
Ни сладко-пленительных слов, ни веры в грядущее счастье,
В нем, как в поддельном цветке, нет ни жизни, ни красок тех ярких,
Кои встречаются вам на питомцах долин благодатных.
Вскормленных вешней росой и раскрашенных солнцем полудня.
С горячим участьем гляжу на тебя я, ребенок!
Как взгляд твой приветлив, как голос твой мягок и звонок,
Как каждое слово мне в грудь западает глубоко
И как увлекает оно мое сердце далеко…
Что день, за тебя я молюся пред светлой иконой:
Да будет тебе он на трудном пути обороной,
Да вечно хранит он тебя от житейской невзгоды:
Пускай бы цвела ты средь мира, любви и душевной свободы…
Мой взор, по прихоти, летел Бог весть куда.
И кажется, мне слышалось тогда,
Что горы и леса прибрежные шептали
И что-то у небес и моря вопрошали… И звёзды яркие на небе безграничном,
Роскошно шествуя своим путем обычным,
И волны шумные, в раздолье водяном,
Играя и журча на море голубом,
Твердили, сочетав свой голос воедино:
«Все это Бог, все Бог — Начало и Причина!»
Когда моя радость начнет говорить.
Воркуя нежнее голубки,
Я, жадный, боюся словцо проронить,
Слетевшее с розовой губки,
И очи не смея поднять на нее,
Всё слушал бы, слушал да слушал ее.
Когда же, уставши, умолкнет она
И вспыхнет на щечках румянец,
Живей на челе молодом белизна
И ярче в очах ее глянец.
Тогда я отважно гляжу на нее
И всё целовал, целовал бы ее.
(Из А. Шенье)И легче и вольней вздыхает как-то грудь,
Когда тоску свою разделишь с кем-нибудь.
Так сахарный тростник смягчает горь растенья.
Измена, кажется, сносней от разделенья.
И это всё равно, — услышит ли нас друг,
Изведавший, как мы, сердечный наш недуг,
Или одни идя, томясь волненьем жгучим,
Вверяем грудь свою волнам, лесам дремучим.
Есть непонятные кручины:
Они родятся без причины
И, словно ржава на меди,
Ложатся едко на груди… Не надо им несчастий близких;
Они, как сосны гор альпийских,
На голом камне могут цвесть:
Всегда, во всем им пища есть… Из сердца вырвать их нет средства,.
Они пускают корень с детства;
Но если б даже вырвать их —
Нам горько стало бы без них…
О родного дерева отпадший,
На волю преданный грозам,
Окажи, листок полуувядший,
Куда летишь? — Не знаю сам! О тех пор, как дуб упал от бури,
От дружной ветки отлучась,
То я ношусь в степях лазури,
То снова падаю я в грязь.Я мчусь по прихоти суровой,
Куда влечет меня мой рок,
Куда несется лист лавровый
И легкий розовый листок.
Кого любить? Кому доверить
Святыню сердца своего?
Чьим нежным ласкам можно верить
И положиться на кого? Где друг прямой и беспристрастный,
Который руку нам подаст
И не осудит нас напрасно,
И осудить другим не дает?.Где? Как подумаешь об этом,
Так как-то сердцу тяжелей,
И, право, хочется со светом
Расчет окончить поскорей…
Он не приветлив, но ему
Ты можешь вверить сердца тайны,
Он их не выдаст никому,
Не кинет на ветер случайно… Он не приветлив, но когда
Заметит след тоски во взоре,
Он первый встретит вас тогда,
И первый он разделит горе.Он не приветлив, но зато
Когда полюбит он однажды,
Он не разлюбит — ни за что,
А это сделает не каждый…
Европа движется… Над ней
Громады черных туч нависли.
Там жизнь всецело у людей
Обречена труду и мысли.А мы в родных своих степях,
Храня преданья вековые,
Живем, как пташки в небесах
Иль как лилеи полевые.
Нет хлеба — мы кору едим;
Сгорит изба — ночуем в поле;
Обидит кто-нибудь — молчим,
Во всем предавшись Божьей воле.
Жаркое чувство любви не надолго в душе остается:
Только что вспыхнет оно и угаснет сейчас же. Но пепел
Этого чувства души возрождает в нас новое чувство:
Дружбу, которая нам никогда и ни в чем не изменит.
Так из простого цветка образуется осенью поздней
Плод, услаждающий вкус, обонянье и взгляд человека.
Не гляди на солнце
Летом, в яркий полдень;
Если богом не дан
Оку взор орлиный,
Если ты заране
Знаешь, что от блеска
Пламенного солнца
Потеряешь зренье.Не читай Шекспира,
Если ты боишься
Глубоко проникнуть
В тайны роковые
Бытия земного.
Если ты не хочешь
Разгадать движений
Сердца человека…
Мы встретились — и тотчас разошлись.
Ни он, ни я не высказали мыслей
И чувств своих друг другу; будто сон,
Свиданье с ним мелькнуло и исчезло;
Но сердце мне твердит: не знаю, где,
Здесь или там, сегодня или завтра
Сольетесь вы душа с душой, как небо
Сливается вдали с лазурным морем.
И плакать хочется, и хочется смеяться,
Как вспомнишь о былом:
Как можно было мне так горько ошибаться
В самом себе, и в людях, и во всем… И плакать хочется, и хочется смеяться,
Когда заглянешь в даль:
Всё манит, кажется, любить и наслаждаться,
А между тем везде грозит печаль.
В зеленой дубраве, в глуши, под травою
На утре явился цветок;
Но к вечеру был он притоптан грозою,
А к новому утру поблек.
И жил он, и цвел он, и умер украдкой,
Никто на него не взглянул, —
Скажите, зачем же дышал он так сладко,
Зачем он в глуши промелькнул?
Я не приду на праздник шумный,
К вам, сердцу милые друзья, —
Делиться чувствами безумно
Уже давно не в силах я.
Со мной повсюду неразлучны
Противуречащие сны.
Все ваши радости — мне скучны,
Все ваши горести — смешны…
Ложным приманкам не верь и вослед не ходи за толпою;
Сам себе путь избери, сообразный с влечением сердца;
Если на нем ты не сыщешь желанного счастья, то всё же…
Тем усладишь свое горе, что выбрал его произвольно.
Сказала весенняя Роза:
«Скажи, Кипарис молодой,
Зачем ты зеленой верхушкой,
Печально повис надо мной?» —
«Затем, — отвечал он, — чтоб солнце
Тебя опалить не могло,
И лучше в тени очертилось
Твое молодое чело…»