Вам, кавказские ущелья,
Вам, причудливые мхи,
Посвящаю песнопенья,
Мои лучшие стихи.Как и вы, душа угрюма,
Как и вы, душа мрачна,
Как и вы, не любит шума,
Ее манит тишина.Буду помнить вас повсюду,
И хоть я в чужом краю,
Но о вас я не забуду
И теперь о вас пою.
Он в четверг мне сделал предложенье,
В пятницу ответила я «да».
«Навсегда?» — спросил он. «Навсегда»,
И конечно отказала в воскресенье.Но мои глаза вдруг стали больше,
Тоньше руки и румяней щеки,
Как у девушек веселой, старой Польши,
Любящих обманы и намеки.
Гибель близка человечьей породы,
Зевс поднимается ныне на них.
Рухнут с устоев шумящие воды,
Выступят воды из трещин земных.Смерти средь воя и свиста и стона
Не избежит ни один человек,
Кроме того, кто из крепкого клена
Bo-время выстроит верный ковчег.
Валентину КривичуВот книга странная,
Арена, где гиены и жирафы
Крадутся от страницы до страницы,
Раскидистые пальмы и платаны
Изгибами уходят за поля.
Вот книга странная
И скучная, быть может.
Что ж! Ласково всегда встречались
У Вас иные и ещё слабее.
Ты, лукавый ангел Оли,
Стань серьезней, стань умней!
Пусть Амур девичьей воли,
Кроткий, скромный и неслышный,
Отойдет; а Гименей
Выйдет, радостный и пышный,
С ним дары: цветущий хмель
Да колечко золотое,
Выезд, дом и всё такое,
И в грядущем колыбель.
Пальмы, три слона и два жирафа,
Страус, носорог и леопард:
Дальняя, загадочная Каффа,
Я опять, опять твой гость и бард!
Пусть же та, что в голубой одежде,
Строгая, уходит на закат!
Пусть не оборотится назад!
Светлый рай, ты будешь ждать, как прежде.
Что это так красен рот у жабы,
Не жевала ль эта жаба бетель?
Пусть скорей приходит та, что хочет
Моего отца женой стать милой!
Мой отец ее приветно встретит,
Рисом угостит и не ударит,
Только мать моя глаза ей вырвет,
Вырвет внутренности из брюха.
Луна восходит на ночное небо
И, светлая, покоится влюбленно.По озеру вечерний ветер бродит,
Целуя осчастливленную воду.О, как божественно соединенье
Извечно созданного друг для друга! Но люди, созданные друг для друга,
Соединяются, увы, так редко.
С японскогоМне отраднее всего
Видеть взор твой светлый,
Мне приятнее всего
Говорить с тобою.И однако мы должны
Кончить наши встречи,
Чтоб не ведали о них
Глупые соседи.Не о доброй славе я
О своей забочусь,
А без доброй славы ты
Милой не захочешь.
О, самой нежной из кузин
Легко и надоесть стихами.
И мне всё снится магазин
На Невском, только со слонами.Альбом, принадлежащий ей,
Любовною рукой моей
Быть может не к добру наполнен,
Он ни к чему… ведь в смене дней
Меня ей только слон напомнит.
В шумном вихре юности цветущей
Жизнь свою безумно я сжигал,
День за днем, стремительно бегущий,
Отдохнуть, очнуться не давал.Жить, как прежде больше не могу я,
Я брожу, как охладелый труп,
Я томлюсь по ласке поцелуя,
Поцелуя милых женских губ.
Барабаны, гремите, а трубы, ревите, — а знамена везде взнесены.
Со времен Македонца такой не бывало грозовой и чудесной войны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кровь лиловая немцев, голубая — французов, и славянская красная кровь.
Моя мечта летит к далекому Парижу,
К тебе, к тебе одной.
Мне очень холодно. Я верно не увижу
Подснежников весной.Мне грустно от луны. Как безнадежно вьется
Январский колкий снег.
О, как мучительно, как трудно расстается
С мечтою человек.
Твоих единственных в подлунном мире губ,
Твоих пурпурных, я коснуться смею.О слава тем, кем мир нам люб,
Праматери и змею.
И мы опьянены
Словами яркими без меры, Что нежность тела трепетной жены
Нежней цветов и звезд, мечтания и веры.
На сердце песни, на сердце слезы,
Душа страданьями полна.
В уме мечтания, пустые грезы
И мрак отчаянья без дна.Когда же сердце устанет биться,
Грудь наболевшая замрет,
Когда ж покоем мне насладиться
В сырой могиле придет черед?
«О дева Роза, я в оковах»,
Я двадцать тысяч задолжал,
О сладость леденцов медовых,
Продуктов, что творит Шапшал.
Но мне ничуть не страшно это,
Твой взор, как прежде, не суров,
И я курю и ем конфеты,
«И не стыжусь моих оков».
Когда внимали равнодушно мы
Волненью величавого размера,
Напрасно нас манила тень Гомера
К себе на Илионские холмы.И только белый Пушкин из угла
Увидел неnодвижными глазами
Широкий лет встревоженного нами
Малоазийского орла.
Мощь и нега —
Изначально!
Холод снега,
Ад тоски.
И красива, и могуча,
Лира Ваша так печальна,
Уводящая в пески.
Каждый путник
Утомленный
Знает лютни
Многих стран,
И серебряная туча
На груди его влюбленно
Усмиряет горечь ран.
От «Романтических цветов»
И до «Колчана» я все тот же,
Как Рим от хижин до шатров,
До белых портиков и лоджий.
Но верь, изобличитель мой
В измене вечному, что грянет
Заветный час и Рим иной,
Рим звонов и лучей настанет.
Из красного дерева лодка моя,
И флейта моя из яшмы.Водою выводят пятно на шелку,
Вином — тревогу из сердца.И если владеешь ты легкой ладьей,
Вином и женщиной милой, Чего тебе надо еще? Ты во всем
Подобен гениям неба.