Борис Корнилов - все стихи автора. Страница 3
Найдено стихов - 63
На одной странице показано стихов - 20
Чтобы посмотреть другие стихи из выборки, переходите по страницам внизу экрана
Похваляясь любовью недолгой
Похваляясь любовью недолгой,
растопыривши крылышки в ряд,
по ночам, застывая над Волгой,
соловьи запевают не в лад.Соловьи, над рекой тараторя,
разлетаясь по сторонам,
города до Каспийского моря
называют по именам.Ни за что пропадает кустарь в них,
ложки делает, пьет вино.
Перебитый в суставах кустарник
ночью рушится на окно.Звезды падают с ребер карнизов,
а за городом, вдалеке, —
тошнотворный черемухи вызов,
весла шлепают на реке.Я опять повстречаю ровно
в десять вечера руки твои.
Про тебя, Александра Петровна,
заливают вовсю соловьи.Ты опустишь тяжелые веки,
пропотевшая,
тяжко дыша…
Погляди —
мелководные реки
машут перьями камыша.Александра Петровна,
послушай, —
эта ночь доведет до беды,
придавившая мутною тушей
наши крошечные сады.Двинут в берег огромные бревна
с грозной песней плотовщики.
Я умру, Александра Петровна,
у твоей побледневшей щеки. . . . . . . . . . . . . . .
Но ни песен, ни славы, ни горя,
только плотная ходит вода,
и стоят до Каспийского моря,
засыпая вовсю, города.
Реклама
Выберите свою кредитную карту!
Кредитная карта с лимитом
до 1 000 000 руб.
Реклама. АО "Тинькофф Банк" ИНН 7710140679
Карта «Халва» - 24 месяца рассрочки
Реклама. ПАО "Совкомбанк" ИНН 4401116480
Кредитная карта с целым годом без %
Реклама. АО "Альфа-Банк" ИНН 7728168971
Комсомольская краснофлотская
Ночь идет, ребята,
звезды встали в ряд,
словно у Кронштадта
корабли стоят.
Синеет палуба — дорога скользкая,
качает здорово на корабле,
но юность легкая и комсомольская
идет по палубе, как по земле.Кипит вода, лаская
тяжелые суда,
зеленая, морская,
подшефная вода.
Не подкачнется к нам тоска неважная,
ребята, — по морю гуляем всласть, —
над нами облако и такелажная
насквозь испытанная бурей снасть.И боцман грянет в дудку:
— Земля, пока, пока…
И море, будто в шутку,
ударит под бока.
Синеет палуба — дорога скользкая,
качает здорово на корабле,
но юность легкая и комсомольская
идет по палубе, как по земле.Никто из нас не станет
на лапы якорей,
когда навстречу грянет
Владычица Морей.
И песни новые летят, победные.
Война, товарищи! Вперед пора!
И пробиваются уже торпедные
огнем клокочущие катера.И только воет, падая
под острые суда,
разрезанная надвое
огромная вода.
Синеет палуба — дорога скользкая,
качает здорово на корабле,
но юность легкая и комсомольская
идет по палубе, как по земле.
Вечер
Гуси-лебеди пролетели,
Чуть касаясь крылом воды,
Плакать девушки захотели
От неясной ещё беды.
Прочитай мне стихотворенье,
Как у нас вечера свежи,
К чаю яблочного варенья
Мне на блюдечко положи.
Отчаёвничали, отгуляли,
Не пора ли, родная, спать, —
Спят ромашки на одеяле,
Просыпаются ровно в пять.
Вечер тонкий и комариный,
Погляди, какой расписной,
Завтра надо бы за малиной,
За пахучею, за лесной.
Погуляем ещё немного,
Как у вас вечера свежи!
Покажи мне за ради бога,
Где же Керженская дорога,
Обязательно покажи.
Постоим под синей звездою.
День ушёл со своей маетой.
Я скажу, что тебя не стою,
Что тебя называл не той.
Я свою называю куклой —
Брови выщипаны у ней,
Губы крашены спелой клюквой,
А глаза синевы синей.
А душа — я души не знаю.
Плечи тёплые хороши.
Земляника моя лесная,
Я не знаю её души.
Вот уеду. Святое слово,
Не волнуясь и не любя,
От Ростова до Бологого
Буду я вспоминать тебя.
Золотое твоё варенье,
Кошку рыжую на печи,
Птицу синего оперения,
Запевающую в ночи.
Тосковать о прожитом излишне
Тосковать о прожитом излишне,
но печально вспоминаю сад, —
там теперь, наверное, на вишне
небольшие ягоды висят.Медленно жирея и сгорая,
рыхлые качаются плоды,
молодые,
полные до края
сладковатой и сырой воды.Их по мере надобности снимут
на варенье
и на пастилу.
Дальше — больше,
как диктует климат,
осень пронесется по селу.Мертвенна,
облезла
и тягуча —
что такое осень для меня?
Это преимущественно — туча
без любви,
без грома,
без огня.Вот она, —
подвешена на звездах,
гнет необходимое свое,
и набитый изморозью воздух
отравляет наше бытие.Жители!
Спасайте ваши души,
заползайте в комнатный уют, —
скоро монотонно
прямо в уши
голубые стекла запоют.Но, кичась непревзойденной силой,
я шагаю в тягостную тьму
попрощаться с яблоней, как с милой
молодому сердцу моему.Встану рядом,
от тебя ошую,
ты, пустыми сучьями стуча,
чувствуя печаль мою большую,
моего касаешься плеча.Дождевых очищенных миндалин
падает несметное число…
Я пока еще сентиментален,
оптимистам липовым назло.
Под елью изнурённой и громоздкой
Под елью изнурённой и громоздкой,
Что выросла, не плача ни о ком,
Меня кормили мякишем и соской,
Парным голубоватым молоком.Она как раз качалась на пригорке,
Природе изумрудная свеча.
От мякиша избавленные корки
Собака поедала клокоча.Не признавала горести и скуки
Младенчества животная пора.
Но ель упала, простирая руки,
Погибла от пилы и топора.Пушистую траву примяли около,
И ветер иглы начал развевать
Потом собака старая подохла,
А я остался жить да поживать.Я землю рыл, я тосковал в овине,
Я голодал во сне и наяву,
Но не уйду теперь на половине
и до конца как надо доживу.И по чьему-то верному веленью —
Такого никогда не утаю —
Я своему большому поколенью
Большое предпочтенье отдаю.Прекрасные, тяжёлые ребята, —
Кто не видал — воочию взгляни, —
Они на промыслах Биби-Эйбата,
И на пучине Каспия они.Звенящие и чистые, как стёкла,
Над ними ветер дует боевой…
Вот жалко только, что собака сдохла
И ель упала книзу головой.
Лошадь
Дни-мальчишки,
вы ушли, хорошие,
мне оставили одни слова, —
и во сне я рыженькую лошадь
в губы мягкие расцеловал.
Гладил уши, морду тихо гладил
и глядел в печальные глаза.
Был с тобой, как и бывало, рядом,
но не знал, о чём тебе сказать.
Не сказал, что есть другие кони,
из железа кони, из огня…
Ты б меня, мой дорогой, не понял,
ты б не понял нового меня.
Говорил о полевом, о прошлом,
как в полях, у старенькой сохи,
как в лугах немятых и некошеных
я читал тебе свои стихи…
Мне так дорого и так мне любо
дни мои любить и вспоминать,
как, смеясь, тебе совал я в губы
хлеб, что утром мне давала мать.
Потому ты не поймешь железа,
что завод деревне подарил,
хорошо которым землю резать,
но нельзя с которым говорить.
Дни-мальчишки,
вы ушли, хорошие,
мне оставили одни слова, —
и во сне я рыженькую лошадь
в губы мягкие расцеловал.
Мы хлеб солили крупной солью
Мы хлеб солили крупной солью,
и на ходу, легко дыша,
мы с этим хлебом ели сою
и пили воду из ковша.И тучи мягкие летели
над переполненной рекой,
и в неуютной, злой постели
мы обретали свой покой.Чтобы, когда с утра природа
воспрянет, мирна и ясна,
греметь водой водопровода,
смывая недостатки сна.По комнате шагая с маху,
в два счета убирать кровать,
искать потертую рубаху
и басом песню напевать.Тоска, себе могилу вырой —
я песню легкую завью, —
над коммунальною квартирой
она подобна соловью.Мне скажут черными словами,
отринув молодость мою,
что я с закрытыми глазами
шаманю и в ладоши бью.Что научился только лгать
во имя оды и плаката, —
о том, что молодость богата,
без основанья полагать.Но я вослед за песней ринусь,
могучей завистью влеком, —
со мной поет и дразнит примус
меня лиловым языком.
Оккупация Баку
Правительство временное —
временная ширма,
вторая революция —
ширма на боку…
Англия понюхала —
пахнет жирно:
разыграна по нотам
оккупация Баку.
Гладкое, жёсткое, как яйцо
дубовое, как бадья —
главное действующее лицо,
синее от бритья.
За ним в мундирах узеньких
на выходных ролях
русские союзники
по улицам пылят.
Какая вас, Билл Окинсы,
погода занесла?
Они идут во все концы
на нефтепромысла.
Кичась походкой плавной
(пускай навстречу норд),
дубовый,
бритый,
главный
действует милорд.
Тогда пускают Врангеля,
Юденича сюда,
А здесь качает Англия
нефтью суда.
Будьте покойны,
о чём разговор?
Войны, как войны,
Как и до сих пор.
И зимой и летом
Один колорит,
Киплинг об этом
ещё говорит.
Только, бритый мастер, выплюнь-ка
Трубку черную свою,
я тебе балладу Киплинга
по-своему спою.
В нашей волости
По ночам в нашей волости тихо,
Незнакомы полям голоса,
И по синему насту волчиха
Убегает в седые леса.
По полям, по лесам, по болотам
Мы поедем к родному селу.
Пахнет холодом, сеном и потом
Мой овчинный дорожный тулуп.
Скоро лошади в мыле и пене,
Старый дом, донесут до тебя.
Наша мать приготовит пельмени
И немного поплачет любя.
Голова от зимы поседела,
Молодая моя голова.
Но спешит с озорных посиделок
И в сенцах колобродит братва.
Вот и радость опять на пороге —
У гармошки и трели, и звон;
Хорошо обжигает с дороги
Горьковатый первач-самогон.
Только мать поглядит огорчённо,
Перекрестит меня у дверей.
Я пойду посмотреть на девчонок
И с одною уйду поскорей.
Синева… И от края до края
По дорогам гуляет луна…
Эх ты, волость моя дорогая
И дорожная чашка вина!..
Я замолчу, в любови разуверясь
Я замолчу, в любови разуверясь, —
Она ушла по первому снежку,
Она ушла — какая чушь и ересь
в мою полезла смутную башку.Хочу запеть, но это словно прихоть,
Я как не я, и всё на стороне, —
Дымящаяся папироса, ты хоть
Пойми меня и посоветуй мне.Чтобы опять от этих неполадок,
Как раньше, не смущаясь ни на миг,
Я понял бы, что воздух этот сладок,
Что я во тьме шагаю напрямик.Что не пятнал я письма слёзной жижей
И наволочек не кусал со зла,
Что всё равно мне, смуглой или рыжей,
Ты, в общем счёте подлая, была.И попрощаюсь я с тобой поклоном.
Как хорошо тебе теперь одной —
На память мне флакон с одеколоном
И тюбики с помадою губной.Мой стол увенчан лампою горбатой,
Моя кровать на третьем этаже.
Чего ещё? — Мне только двадцать пятый,
Мне хорошо и весело уже.
Лирические строки
Моя девчонка верная,
Ты вновь невесела,
И вновь твоя губерния
В снега занесена.Опять заплакало в трубе
И стонет у окна, —
Метель, метель идет к тебе,
А ночь — темным-темна.В лесу часами этими
Неслышные шаги, —
С волчатами, с медведями
Играют лешаки, Дерутся, бьют копытами,
Одежду положа,
И песнями забытыми
Всю волость полошат.И ты заплачешь в три ручья,
Глаза свои слепя, —
Ведь ты совсем-совсем ничья,
И я забыл тебя.Сижу на пятом этаже,
И всё мое добро —
Табак, коробочки ТЭЖЭ
И мягкое перо —Перо в кавказском серебре.
И вечер за окном,
Кричит татарин на дворе:
— Шурум-бурум берем… Я не продам перо, но вот
Спасение мое:
Он эти строки заберет,
Как всякое старье.
Спичка отгорела и погасла
Спичка отгорела и погасла —
Мы не прикурили от нее,
А луна — сияющее масло —
Уходила тихо в бытие.
И тогда, протягивая руку,
Думая о бедном, о своем,
Полюбил я горькую разлуку,
Без которой мы не проживем.
Будем помнить грохот на вокзале,
Беспокойный,
Тягостный вокзал,
Что сказали,
Что не досказали,
Потому что поезд побежал.
Все уедем в пропасть голубую,
Скажут будущие: молод был,
Девушку веселую, любую,
Как реку весеннюю любил…
Унесет она
И укачает,
И у ней ни ярости, ни зла,
А впадая в океан, не чает,
Что меня с собою унесла.
Вот и всё.
Когда вы уезжали,
Я подумал,
Только не сказал,
О реке подумал,
О вокзале,
О земле, похожей на вокзал.
Айда, голубарь, пошевеливай, трогай
Айда, голубарь,
пошевеливай, трогай,
Бродяга, — мой конь вороной!
Все люди —
как люди,
поедут дорогой,
А мы пронесем стороной.
Чтобы мать не любить
и красавицу тоже,
Мы, нашу судьбу не кляня,
Себя понесем,
словно нету дороже
На свете меня и коня.
Зеленые звезды,
любимое небо!
Озера, леса, хутора!
Не я ли у вас
будто был и не был
Вчера и позавчера.
Не я ли прошел —
не берег, не лелеял?
Не я ли махнул рукой
На то, что зари не нашел алее?
На то, что девчат не нашел милее?
И волости — вот такой —
А нынче почудилось:
конь, бездорожье,
Бревенчатый дом на реку, —
И нет ничего,
и не сыщешь дороже
Такому, как я, — дураку…
Засыпает молча ива
Люблю грозу в начале мая…
ТютчевЗасыпает молча ива.
Тишина
И сон кругом…
Ночь, пьяна и молчалива,
Постучалась под окном.Подремли, моя тревога,
Мы с тобою подождем,
Наша мягкая дорога
Загуляла под дождем.Надо мной звереют тучи…
Старикашкой прихромав,
Говорит со мною Тютчев
О грозе и о громах.И меня покуда помнят,
А когда уйдет гроза,
В темноте сеней и комнат
Зацветут ее глаза.Запоет и захохочет
Эта девушка — и вот…
Но гроза ушла,
И кочет
Утро белое зовет.Тяжела моя тревога
О ненужных чудаках —
Позабытая дорога,
Не примятая никак.И пойму,
Что я наивен.
Темнота —
Тебе конец,
И опять поет на иве
Замечательный синец.
У меня была невеста
У меня была невеста,
Белокрылая жена.
К сожаленью, неизвестно,
Где скитается она:
То ли в море, то ли в поле,
То ли в боевом дыму, —
Ничего не знаю боле
И тоскую потому.
Ты кого нашла, невеста,
Песней чистою звеня,
Задушевная, заместо
Невесёлого меня?
Ты кого поцеловала
У Дуная, у Оки,
У причала, у обвала,
У обрыва, у реки?
Он какого будет роста,
Сколько лет ему весной,
Подойдёт ли прямо, просто
Поздороваться со мной!
Подойдёт — тогда, конечно,
Получай, дружок, зарок:
Я скажу чистосердечно,
Чтобы он тебя берёг,
Чтобы ты не знала горя,
Альпинистка — на горе,
Комсомолка — где-то в море
Или, может, в Бухаре.
Усталость тихая, вечерняя
Усталость тихая, вечерняя
Зовёт из гула голосов
В Нижегородскую губернию
И в синь семёновских лесов.Сосновый шум и смех осиновый
Опять кулигами пройдёт.
Я вечера припомню синие
И дымом пахнущий омёт.Берёзы нежной тело белое
В руках увижу ложкаря,
И вновь, непочатая, целая,
Заколыхается заря.Ты не уйдёшь, моя сосновая,
Моя любимая страна!
Когда-нибудь, но буду снова я
Бросать на землю семена.Когда хозяйки хлопнут ставнями,
И отдых скрюченным рукам,
Я расскажу про город каменный
Седым, угрюмым старикам.Познаю вновь любовь вечернюю,
Уйдя из гула голосов
В Нижегородскую губернию,
В разбег семёновских лесов.
На Керженце
Мы идем.
И рука в руке,
И шумит молодая смородина.
Мы на Керженце, на реке,
Где моя непонятная родина,
Где растут вековые леса,
Где гуляют и лось и лиса
И на каждой лесной версте,
У любого кержачьего скита
Русь, распятая на кресте,
На старинном,
На медном прибита.
Девки черные молятся здесь,
Старики умирают за делом
И не любят, что тракторы есть —
Жеребцы с металлическим телом.
Эта русская старина,
Вся замшённая, как стена,
Где водою сморена смородина,
Где реке незабвенность дана, —
Там корежит медведя она,
Желтобородая родина,
Там медведя корежит медведь.Замолчи!
Нам про это не петь.
Под равнодушный шепот
Под равнодушный шепот
Старушечьей тоски
Ты будешь дома штопать
Дешевые носки.И кошка пялит зенки
На ленточку косы,
И тикают на стенке
Жестяные часы.И лампа керосином
Доверху налита.
По вечерам, по синим
Ушли твои лета.И вянет новый веник,
Опять пусты леса,
Для матери и денег
Забытая краса.А милый не дивится,
Уже давно одна.
Ты — старая девица
И замуж негодна.Болят худые пальцы,
И дума об одном, —
Что вот седые зайцы
Гуляют под окном.Постылые иголки,
А за стеной зовут,
Хохочут комсомолки,
Хохочут и живут.И материнский шепот…
Уйти бы от тоски, —
Но снова будешь штопать
Дешевые носки.
Начало зимы
Довольно.
Гремучие сосны летят,
метель нависает, как пена,
сохатые ходят,
рогами стучат,
в тяжелом снегу по колено.Опять по курятникам лазит хорек,
копытом забита дорога,
седые зайчихи идут поперек
восточного, дальнего лога.
Оббитой рябины
последняя гроздь,
последние звери —
широкая кость,
высоких рогов золотые концы,
декабрьских метелей заносы,
шальные щеглы,
голубые синцы,
девчонок отжатые косы… Поутру затишье,
и снег лиловатый
мое окружает жилье,
и я прочищаю бензином и ватой
центрального боя ружье.
Так хорошо и просто
Так хорошо и просто,
Шагнув через порог,
Рассыпать нашу поступь
По зелени дорог.В улыбчивое лето
Бросать среди путей
Задумчивость поэта
И шалости детей.Луна — под вечер выйди,
Чтоб, как бывало, вновь
У девушки увидеть
Смущенье и любовь.Любовная зараза —
Недаром у меня
Заходит ум за разум
При увяданьи дня.Но от нее я просто
Шагну через порог,
Чтобы рассыпать поступь
По зелени дорог.
Реклама
Закажите кредитную карту уже сегодня!
Кредитная карта с лимитом до 1 000 000 руб.
Реклама. АО "Тинькофф Банк" ИНН 7710140679
Карта «Халва» - 24 месяца рассрочки
Реклама. ПАО "Совкомбанк" ИНН 4401116480
Кредитная карта с целым годом без %
Реклама. АО "Альфа-Банк" ИНН 7728168971
Реклама
Выберите свою кредитную карту!
Кредитная карта с лимитом до 1 000 000 руб.
Реклама. АО "Тинькофф Банк" ИНН 7710140679
Карта «Халва» - 24 месяца рассрочки
Реклама. ПАО "Совкомбанк" ИНН 4401116480
Кредитная карта с целым годом без %
Реклама. АО "Альфа-Банк" ИНН 7728168971