С холма, где путники прощаются с Сионом,
Я видел край родной в его последний час:
Пылал он, отданный свирепым легионам,
И зарево его охватывало нас.
И я искал наш Храм, искал свой бедный дом,
Но видел лишь огня клокочущее море…
Я на руки свои в отчаянье немом,
Взглянул: они в цепях, — и мщенья нет! О, горе!
Ах! С этого холма, бывало, я глядел
На город в этот час: уж мрак над ним клубился,
И только Храм еще в лучах зари горел,
И розовый туман на высях гор светился.
И вот я там же был и в тот последний час;
Но не манил меня заката блеск пурпурный.
Я ждал, чтоб Господь во гневе ополчась
Ударил молнией и вихрь послал свой бурный…
Но нет… в твой Храм святой, где Ты, Господь, царил,
Не сядут, не войдут языческие боги!
Твой зримый Храм упал, но в сердце сохранил
Навеки твой народ, Господь, Тебе чертоги!
Есть радость своя в непролазных лесах
И упоенье в побережье одиноком,
В сокрытом обществе, куда не вторгнется чужак,
В морских глубинах, что поют безумным ревом.
Людей не принижая, я лишь Природу возносил -
В беседах с ней всегда я мог открыть
Чем быть я мог, и то, чем был,
Все для того, чтобы себя с самой Вселенной слить,
Прочувствовать все то, что никогда не выразить и невозможно скрыть.