Не весна тогда
Жизнью веяла,
Не трава в полях
Зеленелася;
Не заря с небес
Красовалася,
Не луна на нас
Любовалася!
Нет! под холодом,
Под туманами,
Ты в обьятьях жгла —
Поцелуями!
Ночи темные,
Ночи бурные
Шли как облачки,
Мимо солнушка.
Вьюги зимние,
Вьюги шумные
Напевали нам
Песни чудные;
Наводили сны,
Сны волшебные, —
Уносили в край
Заколдованный!
Давно расстались мы с тобою.
Быть может, ты теперь не та;
Быть может, уж другой
Тебя от сладкого забвенья
Для новой жизни пробудил,
И в тех же снах другие сновиденья,
Роскошнее моих, твою лелеют душу.
Хорош ли он? Вполне ли заменил
Огонь любви моей могучей,
И силу страстного лобзанья,
И наслажденья без конца?
Что, если он своею волей
Сумел любовь пересоздать
И на разрушенных обломках
Построить мир другой —
Подобье дня под небесами?
И в этот мир волшебной силой
Прелестные мечты без образов собрал,
Кругом тебя рассыпал,
Преобразил в живые лица,
Святой любовью прояснил
И власть тебе он дал
Их бесконечно ощущать?..
Ах, если так, то ты счастлива!
Среди духов небесных
Нет духа счастливей тебя!..
Что ж я? — ненужное созданье?
Приди ко мне, моя богиня,
Во время сна, в покровах ночи,
Возьми к себе в его прекрасный мир,
И с ним в одно созданье слей!
(Отрывок)
Скажи: какие возраженья
Рассеют новые сомненья,
Какую снова хочешь лесть
В защиту чести произнесть?
Молчи, и слов не трать напрасно;
Я знаю все — и знаю ясно,
Когда… и где… и как… кто он…
Но ты, ты скажешь: это сон
Развил неверное виденье,
Чтоб поселить меж нас сомненье…
Напротив, слушай — я скажу.
Вчера бьет полночь, я лежу,
Не сплю, но спящим притворился
И чутким сном как бы забылся;
Вдруг слышу: робко ты меня
Своей рукой пошевеля,
Тихонько встала — и потом
Исчезла в сумраке ночном;
Я встал, гляжу: тебя уж нет.
Схватил кинжал, пустился вслед.
Но я не видел, как ты с ним
Дышала воздухом одним
И как в обятьях ты его
Пылала, млела и сгорала,
Как жарко друга своего
При расставаньи целовала…
Забывши страх, закон, себя,
Кровавым мщением горя,
Ужасным гневом пламенея,
Бегу… Нечаянно злодея,
Как тень могильную, схватил
И в грудь кинжал ему вонзил…
Где вы, любви моей мечты?
И кто довел?.. Теперь и ты
Страшись меня, как грешник ада;
Не то — подобная награда!..
Взгрустнулось как-то мне в степи однообразной.
Я слег
Под стог,
И, дремля в скуке праздной,
Уснул; уснул — и вижу сон:
На берегу морском, под дремлющей сосною,
С унылою душою,
Сижу один; передо мною
Со всех сторон
Безбрежность вод и небо голубое —
Все в сладостном ночном покое,
На все навеян легкий сон.
Казалось, море — небеса другие,
Казались морем небеса:
И там и здесь — одни светила золотые,
Одна лазурь, одна краса
В обятьях дружбы дремлет.
Но кто вдали, нарушив тишину
Уснувшую волну
Подемлет и колеблет?
Прелестная, нагая
Богиня синих вод —
Наяда молодая;
Она плывет,
Она манит, она манит
К себе на грудь мои обятия и очи…
Как сладострастный гений ночи,
Она с девичьей красотой,
Являлась вся сверх волн нагой
И обнималася с волной!..
Я с берегов, я к ней… И — чудо! — достигаю.
Плыву ль, стою ль, не потопаю.
Я с ней! — ее я обнимаю,
С боязнью детскою ловлю
Ее приветливые взгляды;
Сжимаю стан Наяды,
Целую и шепчу: «Люблю!»
Она так ласково ко мне главу склонила;
Она сама меня так тихо обнажила,
И рубище мое пошло ко дну морей…
Я чувствовал, в душе моей
Рождалась новая, невидимая сила,
И счастлив был я у ее грудей…
То, от меня притворно вырываясь,
Она, как дым сгибаясь, разгибаясь,
Со мной тихонько в даль плыла;
То, тихо отклонив она меня руками,
Невидима была;
То долго под водами
Напевом чудным песнь поет
То, охватив меня рукою,
Шалит ленивою водою
И страстный поцелуй дает;
То вдруг, одетые в покров туманной мглы
Идем мы в воздухе до дремлющей скалы,
С вершины — вновь в морскую глубину!
По ней кружимся, в ней играем,
Друг друга, нежась, прижимаем
И предаемся будто сну…
Но вспыхнула во мне вся кровь,
Пожаром разлилась любовь;
С воспламененною душою —
Я всю ее обемлю, всю обвил…
Но миг — и я от ужаса остыл:
Наяда, как мечта, мгновенно исчезает;
Коварное мне море изменяет —
Я тяжелею, я тону
И страсть безумную кляну;
Я силюсь всплыть, но надо мною
Со всех сторон валы встают стеною;
Разлился мрак, и с мрачною душою
Я поглощен бездонной глубиной…
Проснулся: пот холодный
Обдал меня…
«Поэзия! — подумал я, —
Твой жрец — душа святая,
И чистая, и неземная!»
Весною степь зеленая
Цветами вся разубрана,
Вся птичками летучими —
Певучими полным-полна;
Поют они и день и ночь.
То песенки чудесные!
Их слушает красавица
И смысла в них не ведает,
В душе своей не чувствует,
Что песни те волшебные:
В них сила есть любовная;
Любовь — огонь; с огня — пожар…
Не слушай их, красавица!
Пока твой сон — сон девичий —
Спокоен, тих до утра дня;
Как раз беду наслушаешь:
В цвету краса загубится,
Лицо твое румяное
Скорей платка износится.
Стоит она, задумалась,
Дыханьем чар овеяна;
Запала в грудь любовь-тоска,
Нейдет с души тяжелый вздох;
Грудь белая волнуется,
Что реченька глубокая —
Песку со дна не выкинет;
В лице огонь, в глазах туман…
Смеркает степь; горит заря…
Весной в реке при месяце,
Поит коня детинушка;
Сам думает он думушку
Про девицу заветную:
«Четвертый год, как я люблю
Меньшую дочь соседскую…
Пойдешь за ней на улицу,
Затеешь речь сторонкою —
Так нет, куда! сидит, молчит…
Пошлешь к отцу посвататься —
Седой старик спесивится:
— Нельзя никак — жди череда.
Болит моя головушка,
Щемит в груди ретивое,
Печаль моя всесветная,
Пришла беда незваная;
Как с плеч свалить не знаю сам.
И сила есть — да воли нет;
Наружи клад — да взять нельзя,
Заклял его обычай наш;
Ходи, гляди, да мучайся,
Толкуй с башкою прежнею…
Возьму ж я ржи две четверти,
Поеду ж я на мельницу;
Про мельника слух носится,
Что мастер он присушивать.
Скажу ему: «Иван Кузьмич!
К тебе нужда есть кровная:
Возьми с меня,что хочешь ты,
Лишь сделай мне по своему.»
В селе весной, при месяце,
Спокойно спит крещеный мир;
Вдоль улицы наш молодец
Идет сам-друг с соседкою,
Промеж себя ведут они
О чем-то речь хорошую.
Дает он ей с руки кольцо —
У ней берет себе в обмен;
А не был он на мельнице,
Иван Кузьмич не грешен тут.
Ах, степь ты, степь зеленая,
Вы пташечки певучие,
Разнежили вы девицу,
Отбили хлеб у мельника.
У вас весной присуха есть
Сильней присух нашептанных…