Собака Кошку съела,
Собаку съел Медведь,
Медведя — зевом — Лев принудил умереть,
Сразити Льва рука Охотничья умела,
Охотника ужалила Змея,
Змею загрызла Кошка.
Сия
Вкруг около дорожка,
А мысль моя,
И видно нам неоднократно,
Что всё на свете коловратно.
Читатель помни то, колико лести злы:
Бугрочки не Кавказ, а струйки не валы.
Брегися ты себе излишней похвалы.
Мышей и крыс ловила кошка,
На всякой по три день лукошка.
Хозяин кошку величал,
И о победах сих вседневно он кричал,
И говорит он ей: ты кошка льва поймаеш,
И изломаеш.
Поймала кошка льва,
Да я не ведаю осталась ли жива.
Боится, говорят, лев песни петуха;
Она противна львову слуху,
Ушам ево лиха;
Не любит лев музыки сей и духу.
Судьба когда-то принесла
В глаза ко льву осла:
Что встреча та худа, осел мой то смекаетъ;
И утекаетъ;
Однако бы уйти от смерти не успел,
И злой бы рок ему конечно приключился,
Когда бы в близости петух не прилучился,
И песни не запел.
Лев страхом закипел,
Смутился,
И от осла назад поворотился;
Помнилося ослу, что страшный лев
От храбрости ево трухнул, и испугался;
И пролил мой осел на льва ословый гнев:
Догнать и изловить льва сильно домогался:
Насел
На льва осел,
И на зубах у льва висел.
Лишася силы лев покою только рад:
Стал стар, однако был он прежде млад,
И многим понаскучил,
А именно зверей, как был он молод, мучил:
Терзал,
И кушать их дерзал.
Отверсты двери,
Туда, где охает и стонет онъ;
Без страха звери
Ко льву приходят, на поклон:
Отмщением алкают,
И все ево толкают.
В последок лев боится и овец,
И на конец,
По чреву томном и несытом,
Осел ево копытом.
Осталось только льву терпети то, стеня.
Меня,
Кто с силой равну злость имеет,
Конечно разумеет.
Тщеславный, хвастуя, устами устрашает,
И серце только тем в удаче утешает:
Герой себя делами украшает,
Победой возвышает.
Лев некогда зверей хотел пужать,
Принудить их дрожать,
И из лесу бежать,
Чтоб было их найти удобно,
И приказал ослу кричати злобно.
Труслив осел, когда дерется иль молчит,
И очень яростен, когда кричит:
Тогда он храбростью подобен Ахиллееу.
Надулся мой осел и стал осел мой горд,
Кричит как чорт,
И криком гонит вон зверей осел из лесу.
Такова не было там страха никогда.
Львов кончился обед. Или мой крик напрасен,
Льву витязь говорилъ? довольно ль я ужасенъ?
Мне мнится то что я и льву опасен.
А лев ответствовал ему на ето: да:
Клянусь тебе дружок я так, колико честен,
Что естьли б не был ты толико мне известенъ;
Страшился бы Самсон и я тебя тогда.
Осел, одетый в кожу львову,
Надев обнову,
Гордиться стал
И, будто Геркулес, под оною блистал.
Да как сокровищи такие собирают?
Мне сказано: и львы, как кошки, умирают
И кожи с них сдирают.
Когда преставится свирепый лев,
Не страшен левий зев
И гнев;
А против смерти нет на свете обороны.
Лишь только не такой по смерти львам обряд:
Нас черви, как умрем, ядят,
А львов ядят вороны.
Каков стал горд Осел, на что о том болтать?
Легохонько то можно испытать,
Когда мы взглянем
На мужика
И почитати станем
Мы в нем откупщика,
Который продавал подовые на рынке
Или у кабака,
И после в скрынке
Богатства у него великая река,
Или, ясняй сказать, и Волга и Ока,
Который всем теснят бока
И плавает, как муха в крынке,
В пространном море молока;
Или когда в чести увидишь дурака,
Или в чину урода
Из сама подла рода,
Которого пахать произвела природа.
Ворчал,
Мичал,
Рычал,
Кричал,
На всех сердился, —
Великий Александр толико не гордился.
Таков стал наш Осел.
Казалося ему, что он судьею сел.
Пошли поклоны, лести
И об Осле везде похвальны вести:
Разнесся страх,
И всё перед Ослом земной лишь только прах,
Недели в две поклоны
Перед Ослом
Не стали тысячи, да стали миллионы
Числом,
А всё издалека поклоны те творятся;
Прогневавшие льва не скоро помирятся;
Так долг твердит уму:
Не подходи к нему.
Лисица говорит: «Хоть лев и дюж детина,
Однако вить и он такая же скотина;
Так можно подойти и милости искать;
А я-то ведаю, как надобно ласкать».
Пришла и милости просила,
До самых до небес тварь подлу возносила,
Но вдруг увидела, все лести те пропев,
Что-то Осел, не лев.
Лисица зароптала,
Что, вместо льва, Осла всем сердцем почитала.