Которое дала тебе за верность слово,
Имей себе в заклад, что я уж не своя;
Врученно сердце с тем всю жизнь скончать готово,
Мой дух стал вечно твой, и жизнь моя твоя;
Мой дух тобою пленен,
Не будь ко мне отменен,
Всегда таков мне будь,
Моя пронзенна грудь
Однажды простреленна, отмещет лук иной.
Долголь мне тобою в лютой грусти рваться,
Иль премены вечно не видать,
Для товоль мне случай, дал с тобой спознаться,
Что бы непрестанно воздыхать;
Для чего я твоим взором веселился,
И за что твой взор мя обманул,
Для чего ты пламень в сердце мне вселился,
Коль ее ты сердца не тронул.
Ты живешь в покое, мною он не зрится,
Внимай, внимай теперь драгая:
Отважу, на слова, себя
Скажу, что лишь глаза казали,
И может быть давно сказали.
Внимай то: я люблю тебя.
Лишь только я тебя увидел,
Какой то серцу был удар!
Смутилася вся мысль тобою,
Я вдруг престал владеть собою,
Когда бесстрастна ты, мой свет, в очах другова,
Он смотрит на тебя с почтением одним,
Пусть тот из уст твоих не слышит жарка слова.
Не мучит то его, не властвуешь ты им.
Но ах, моей душею.
Не твой ли взор владел;
Как звать тебя своею,
Я счастие имел?
Владеешь и теперь равно ты мной, как прежде,
Когда безстрастна ты, мой свет, в очах другова,
Он смотрит на тебя с почтением одним.
Пусть тот из уст твоих не слышит жарка слова,
Не мучит то ево, не властвуеш ты им.
Но ах моей душею,
Не твой ли взор владел,
Как звать тебя своею,
Я щастие имел?
Владеешь и теперь равно ты мной как прежде,
Прелетите ко Московским
Вы, сии стихи, селеньям,
В дом Хераськова войдите
И предстаньте вы пред очи
Стихотворице московской.
Не сердитеся вы, музы,
Что дерзну, стихи слагая,
Подражать Анакреонту,
Сладкому Анакреонту,
И писать его словами,
О Россия, веселись, монархиню видя,
Совершенную в дарах на престоле сидя,
И, играя, возопий: «Анна мной владеет!
Чем против мя устоять никто не умеет,
Храбро имя всех от стран ею получаю.
Так я, льстя ли, сим ее ныне прославляю,
Прославляя ж, мне нельзя громко не вскричати:
Анна, о изволь вовек мною ты владати!
Чрез тебя мой меч остер в поле как сверкает,
Котора воздухом противна града дышет,
Трепещущей рукой к тебе, родитель, пишет.
Какими таинство словами мне зачать?
Мне трудно то, но, ах, еще трудней молчать!
Изображай, перо, мои напасти люты.
О день, плачевный день! Несносные минуты!
Пиши, несчастная, ты, дерзости внемля,
И открывай свой стыд. О небо, о земля,
Немилосердый рок, разгневанные боги!
Взвели вы в верх мя бед! А вы, мои чертоги,
Примаюсь за перо, рука моя дрожит,
И муза от меня с спокойствием бежит.
Везде места зрю рая.
И рощи, и луга, и нивы здесь, играя,
Стремятся веселить прельщенный ими взгляд,
Но превращаются они всяк час во ад.
Блаженство на крылах зефиров отлетает,
На нивах, на лугах неправда обитает,
И вырвалась тяжба их тягостных оков.
Церера мещет серп и горесть изявляет,
Для общих благ мы то перед скотом имеем,
Что лучше, как они, друг друга разумеем
И помощию слов пространна языка
Все можем изяснить, как мысль ни глубока.
Описываем все: и чувствие, и страсти,
И мысли голосом делим на мелки части.
Прияв драгой сей дар от щедрого творца,
Изображением вселяемся в сердца.
То, что постигнем мы, друг другу обявляем,
И в письмах то своих потомкам оставляем.
Вещал так некто, зря свою кончину слезну,
К единородному наследнику любезну:
«Мой сын, любезный сын! Уже я ныне стар;
Тупеет разум мой, и исчезает жар.
Готовлюся к суду, отыду скоро в вечность
И во предписанну нам, смертным, бесконечность,
Так я тебе теперь, как жить тебе, скажу,
Блаженства твоего дорогу покажу.
Конец мой близок,
А ты пойдешь путем, который очень склизок.