В.Ф. Нувелю
Грех — маломыслие и малодеянье,
Самонелюбие — самовлюбленность,
И равнодушное саморассеянье,
И успокоенная упоенность.
Грех — легкочувствие и легкодумие,
Полупроказливость — полуволненье.
Благоразумное полубезумие,
Полувнимание — полузабвенье.
Грех — жить без дерзости и без мечтания,
Не признаваемым — и не гонимым.
Не знать ни ужаса, ни упования
И быть приемлемым, но не любимым.
К стыду и гордости — равнопрезрение…
Всему покорственный привет без битвы…
Тяжеле всех грехов — Богоубьение,
Жизнь без проклятия — и без молитвы.
Страшно оттого, что не живётся — спится.
И всё двоится, все четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что и оглянуться страшно на Бога.
Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга…
А самое страшное, невыносимое, —
Это что никто не любит друг друга…
И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело — воздаянье
Само в себе, таясь, таит.И путь наш чист, и долг наш прост:
Не надо мстить. Не нам отмщенье.
Змея сама, свернувши звенья,
В свой собственный вопьется хвост.Простим и мы, и Бог простит,
Но грех прощения не знает,
Он для себя — себя хранит,
Своею кровью кровь смывает,
Себя вовеки не прощает —
Хоть мы простим, и Бог простит.
Он пришел ко мне, — а кто, не знаю,
Очертил вокруг меня кольцо.
Он сказал, что я его не знаю,
Но плащом закрыл себе лицо.Я просил его, чтоб он помедлил,
Отошел, не трогал, подождал.
Если можно, чтоб еще помедлил
И в кольцо меня не замыкал.Удивился Темный: «Что могу я?»
Засмеялся тихо под плащом.
«Твой же грех обвился, — что могу я?
Твой же грех обвил тебя кольцом».Уходя, сказал еще: «Ты жалок!»
Уходя, сникая в пустоту.
«Разорви кольцо, не будь так жалок!
Разорви и вытяни в черту».Он ушел, но он опять вернется.
Он ушел — и не открыл лица.
Что мне делать, если он вернется?
Не могу я разорвать кольца.
Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего —
Ибо всё в моей власти.Не боюсь ничего и в других, от других;
К ним нейду за наградой;
Ибо в людях люблю не себя… И от них
Ничего мне не надо.И за правду мою не боюсь никогда,
Ибо верю в хотенье.
И греха не боюсь, ни обид, ни труда…
Для греха — есть прощенье.Лишь одно, перед чем я навеки без сил, —
Страх последней разлуки.
Я услышу холодное веянье крыл…
Я не вынесу муки.О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,
Мы так слабы и наги!
Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой
И пред жизнью — отваги…
Д. В.ФилософовуВечер был ясный, предвесенний, холодный,
зелёная небесная высота — тиха.
И был тот вечер — Господу неугодный,
была годовщина нашего невольного греха.В этот вечер, будто стеклянный — звонкий,
на воспоминание и боль мы осуждены.
И глянул из-за угла месяц тонкий
нам в глаза с нехорошей, с левой стороны.В этот вечер, в этот вечер весёлый,
смеялся месяц, узкий, как золотая нить.
Люди вынесли гроб, белый, тяжёлый,
и на дроги с усилием старались положить.Мы думали о том, что есть у нас брат — Иуда,
что предал он на грех, на кровь — не нас…
Но не страшен нам вечер; мы ждем чуда,
ибо сердце у нас острое, как алмаз.
Брат Иероним! Я умираю…
Всех позови! Хочу при всех
Поведать то, что ныне знаю,
Открыть мой злой, тяжелый грех.О, я не ведал, что нарушу,
Господь, веления Твои!
Ты дал мне пламенную душу
И сердце, полное Любви.И долго, смелый, чуждый страха,
Тебе покорный, — я любил.
Увы, я слаб! Я прах от праха!
И Враг — Твой Враг — меня смутил.Презрел я тайные заветы,
Отверг любовь — ещё любя;
И в ризы длинные одетый
Пришёл сюда, спасать себя.Мне враг шептал: здесь подвиг крестный.
Любовь же — грех и суета.
И я оставил путь мой тесный,
Войдя в широкие врата.Я подвизался неустанно,
Молчал, не спал, не ел, не пил…
О, Долорес! О Донна Анна!
О все, которых я любил!
Над озером, высоко,
Где узкое окно,
Гризельды светлоокой
Стучит веретено.В покое отдаленном
И в замке — тишина.
Лишь в озере зелёном
Колышется волна.Гризельда не устанет,
Свивая бледный лён,
Не выдаст, не обманет
Вернейшая из жён.Неслыханные беды
Она перенесла:
Искал над ней победы
Сам Повелитель Зла.Любовною отравой,
И дерзостной игрой,
Манил её он славой,
Весельем, красотой… Ей были искушенья
Таинственных утех,
Все радости забвенья
И всё, чем сладок грех.Но Сатана смирился,
Гризельдой побеждён.
И враг людской склонился
Пред лучшею из жён.Чьё ныне злое око
Нарушит тишину,
Хоть рыцарь и далеко
Уехал на войну? Ряд мирных утешений
Гризельде предстоит;
Обняв её колени,
Кудрявый мальчик спит.И в сводчатом покое
Святая тишина.
Их двое, только двое:
Ребенок и она.У ней льняные косы
И бархатный убор.
За озером — утесы
И цепи вольных гор.Гризельда смотрит в воду,
Нежданно смущена,
И мнится, про свободу
Лепечет ей волна, Про волю, дерзновенье,
И поцелуй, и смех…
Лепечет, что смиренье
Есть величайший грех.Прошли былые беды,
О, верная жена!
Но радостью ль победы
Душа твоя полна? Всё тише ропот прялки,
Не вьется бледный лён…
О, мир обмана жалкий!
О, добродетель жен! Гризельда победила,
Душа её светла…
А всё ж какая сила
У духа лжи и зла! Увы! Твой муж далёко,
И помнит ли жену?
Окно твоё высоко,
Душа твоя в плену.И сердце снова жаждет
Таинственных утех…
Зачем оно так страждет,
Зачем так любит грех? О, мудрый Соблазнитель,
Злой Дух, ужели ты —
Непонятый Учитель
Великой красоты?