Когда-то Сфинкс в горах за Фивами бродил,
Крутя свой львиный хвост напруженный и гибкий;
Встречая путников, он ужас наводил
Своею красотой, когтями и улыбкой.
И всем он встречным задавал
Задачи, голодом снедаем,
И, кто его не понимал,
Был им нещадно пожираем.
Царица Фив роптала на вождей,
И вопиял народ; но Сфинкс не унимался…
Когда-то Сфинкс в горах за Ѳивами бродил,
Крутя свой львиный хвост напруженный и гибкий;
Встречая путников, он ужас наводил
Своею красотой, когтями и улыбкой.
И всем он встречным задавал
Задачи, голодом снедаем,
И, кто его не понимал,
Был им нещадно пожираем.
Царица Ѳив роптала на вождей,
И вопиял народ; но Сфинкс не унимался…
(Немецкому народу).
Hе даром создал ты порядок полный сил
И воспитал в себе отвагу:
Твой враг, как пленник,—отдал шпагу,
Как император—скипетр уронил;
Во всеоружии ты встал и отрезвил
Войнолюбивое, слепое племя,—
И опасения свои угомонил:—
Так, совершил ты все, что подсказало время.
Недаром создал ты порядок, полный сил,
И воспитал в себе отвагу:
Твой враг, как пленник,— отдал шпагу,
Как император — скипетр уронил;
Во всеоружии ты встал и отрезвил
Войнолюбивое, слепое племя —
И опасения свои угомонил,—
Так, совершил ты все, что подсказало время.
Довольно! Зло войны должно иметь предел…
И если слава — твой удел,
Цареград с его дворцами
Осаждает Симеон:
В ворота стучат тараны,
За стенами слышен звон.
Знать, почуяли сатрапы,
Что судья пришел с мечем, —
И трепещут, и молебны
Петь велят пред алтарем.
То не ветер, — вздох Авроры
Всколыхнул морской туман;
Обозначилися горы
И во мгле Данаев стан…
Многобашенная Троя
Чутко дремлет: здесь и там
Жаждут мести, — жаждут боя… —
Жаждет отдыха Приам…
Лишь Кассандра легче тени,
Распорядителем земных судеб
Мне не дано играть на сцене света
Ваятеля зависимую роль:
Перо — плохой резец; а между тем
Есть образы, которые, волнуя
Воображенье, тяжелы как мрамор,
Как медь литая, — холодны как проза,
Как аллегория…
Гляди, — мне говорит,
Как бы сквозь сон, тревожная моя