О, Боже, Боже!
Не Ты ль вещал,
Когда мне дал
Живую душу:
Любить, — страдать, —
Страдать и жить —
Одно и то же.
Но я роптал,
Когда страдал,
Влюбленному понять мечты свои нельзя:
Так, на коньках стремительно скользя
По ледяной горе, возделанной искусством,
Веселье, бодрость, страх и чувство быстроты
Никто не назовет определенным чувством.
Попробуй выразить, о чем мечтаешь ты
В обятиях тобой любимой красоты:
О ней мечтать нельзя, — она уж не мадонна, —
Не идеал… И вот, то девственное лоно,
Которым жаждал ты так страстно обладать,
Христос! не Ты ли приходил
Сказать нам: будьте яко дети,—
Я как ребенок полюбил,
И хитрецами пойман в сети.
Христос! не Ты ли яко Бог
Сказал: врагов своих любите,—
Любя, я враждовать не мог,
И молвил им: не осудите…
В ребяческие дни любил я край родной,
Как векша — сумрак бора,
Как цапля — ил береговой,
Как ворон — кучу сора.
В дни юности любил я родину, как сын —
Родную мать, поэт — природу,
Жених — невесту, гражданин —
Права или свободу.
Отчего я люблю тебя, светлая ночь, —
Так люблю, что страдая любуюсь тобой!
И за что я люблю тебя, тихая ночь!
Ты не мне, ты другим посылаешь покой!..
Что мне звезды — луна — небосклон — облака —
Этот свет, что, скользя на холодный гранит,
Превращает в алмазы росинки цветка,
И, как путь золотой, через море бежит?
Ночь! — за что мне любить твой серебряный свет!
Усладит ли он горечь скрываемых слез,
Нынче — сердце ее страсти просит,
Завтра с ужасом скажет: не надо!
То неправды она не выносит,
То доверчивой правде не рада…
То клянется, что свет ненавидит,
То, как бабочка, в свете порхает…
Кто ее не любил,— тот не знает…—
Кто полюбит ее,— тот увидит…
Нынче — сердце ее страсти просит,
Вижу ль я, как во храме смиренно она
Перед образом Девы, Царицы небесной, стоит,—
Так молиться лишь может святая одна…
И болит мое сердце, болит!
Вижу ль я, как на бале сверкает она
Пожирающим взглядом, горячим румянцем ланит;
Так надменно блестит лишь один сатана…
И болит мое сердце, болит!
— Подойди ко мне, старушка,
Я давно тебя ждала. —
И косматая, в лохмотьях,
К ней цыганка подошла.
— Я скажу тебе всю правду;
Дай лишь на руку взглянуть:
Берегись, тебя твой милый
Замышляет обмануть… —
И она в открытом поле
Сорвала себе цветок,
Я знаю, там, за вашими горами,
По старине, в саду, в тени кудрявых лоз,
Ты любишь пить с веселыми гостями
И уставлять ковры букетами из роз!
И весело тебе, когда рабы сбирают
Ваш виноград — когда по целым дням
В давильнях толкотня — и мутные стекают
Струи вина, журча по длинным желобам…
(Посв. А. Я. П—му).
Усовершенствуй то, что есть,—
Себя, свой дар, свой труд, и вот,
Живой предмет твоих забот,—
Твоя единственная честь.
Люби науку,— это плод
Усовершенствованных дум,
Над ней пытай свой шаткий ум
И свет ее неси вперед.
Люблю, ценю твои сомненья,
И жажду сердца верить вновь,
И тщетные поползновенья
На бескорыстную любовь…
Я рад, сочувствуя страданьям,
Веселый смех твой вызывать, —
Я поэтическим созданьем
Не отрекусь тебя назвать…
Но — умоляю, Бога ради,
В полурассвете отроческих лет
Стихи мои девиц, конечно, не пленяли…
Не школьник влюбчивый, — им нужен был предмет,
И мне они своих альбомов не казали.
Мой жадный ум был полн любовной чепухи, —
И сердце жаждало утешиться их лаской…
Но бедный мальчуган, негодный в женихи,
В романе жизни их не мог служить завязкой.
Краснеть, бледнеть, вздыхать их заставлял не я…
Недаром, при гостях, как малое дитя,
В полуразсвете отроческих лет
Стихи мои девиц, конечно, не пленяли…
Не школьник влюбчивый, — им нужен был предмет,
И мне оне своих альбомов не казали.
Мой жадный ум был полн любовной чепухи, —
И сердце жаждало утешиться их лаской…
Но бедный мальчуган, негодный в женихи,
В романе жизни их не мог служить завязкой.
Краснеть, бледнеть, вздыхать их заставлял не я…
Недаром, при гостях, как малое дитя,
(Секретарю японского посольства в СПБ.).
Европа старая, что потрясла Китай,
Сама пугливо ждет внезапных потрясений,—
И ты — Япония, ты ей не подражай!
Учись у ней, — уча. Твой самобытный гений
Пусть будет вечно чужд заемных вдохновений,
И да цветет твой ярко-пестрый рай
Без наших гордых грез и поздних сожалений…
Пускай твоя толпа, одетая в родной,
Цветной, просторный шелк, без ссоры с трудовой
Томит предчувствием болезненный покой…
Давным-давно ко мне не приходила Муза;
К чему мне звать ее!.. К чему искать союза
Усталого ума с красавицей мечтой!
Как бесприютные, как нищие, скитались
Те песни, что от нас на Божий свет рождались,
И те, которые любили им внимать,
Как отголоску их стремлений идеальных,
Дремотно ждут конца или ушли — витать
С тенями между ив и камней погребальных;
Верь, не зиму любим мы, а любим
Мы зимой искусственное лето:
Ранней ночи мрак глядит к нам в окна,
А мы дома щуримся от света.
Над сугробами садов и рощей
Никнут обезлиственные сени;
А у нас тропических растений
Ветви к потолку бросают тени,
(19 января 1887 г.)
Он вышел рано, а прощальный
Луч солнца в тучах догорал;
Казалось, факел погребальный
Ему дорогу освещал:
В темь надвигающейся ночи
Вперив задумчивые очи,
Он видел — смерть идет…
Хотел
ДЛЯ ДЕТСКАГО ЖУРНАЛА.
БАСНЯ.
Костыль и Тросточка стояли в уголке,—
Два гостя там оставили их вместе,
(Один из них — старик, в потертом сюртуке,
Пришел к племяннице; другой — пришел к невесте
Преподнести букет, и — так разсеян был,
Что Тросточку свою в столовой позабыл.)
И Тросточка сначала,
В соседстве с Костылем, презрительно молчала;
В Замке Роз, под зеленою сенью плющей,
В диадеме, на троне Тамара сидит.
На мосту слышен топот коней;
Над воротами сторож трубит;
И толпа ей покорных князей
Собирается к ней.
О внезапной войне им она говорит —
О грозе, что с востока идет,
И на битву их шлет,
Хозяйка руки жмет богатым игрокам,
При свете ламп на ней сверкают бриллианты…
В урочный час, на бал, спешат к ее сеням
Франтихи-барыни и франты.
Улыбкам счету нет…— один тапер слепой,
Рекомендованный женой официанта,
В парадном галстуке, с понурой головой,
Угрюм и не похож на франта.
Как, ты грустишь? — помилуй Бог!
Скажи мне, Майков, как ты мог,
С детьми играя, тихо гладя
Их по головке, слыша смех
Их вечно-звонкий, вспомнить тех,
Чей гений пал, с судьбой не сладя,
Чей труд погиб…
Как мог ты, глядя
На северные небеса,
Вдруг вспомнить Рима чудеса,
ДЛЯ ДЕТСКОГО ЖУРНАЛА
БАСНЯ
Костыль и Тросточка стояли в уголке,—
Два гостя там оставили их вместе,
(Один из них — старик, в потертом сюртуке,
Пришел к племяннице; другой — пришел к невесте
Преподнести букет, и — так рассеян был,
Что Тросточку свою в столовой позабыл.)
И Тросточка сначала,
В соседстве с Костылем, презрительно молчала;
То не ветер, — вздох Авроры
Всколыхнул морской туман;
Обозначилися горы
И во мгле Данаев стан…
Многобашенная Троя
Чутко дремлет: здесь и там
Жаждут мести, — жаждут боя… —
Жаждет отдыха Приам…
Лишь Кассандра легче тени,
Ты как будто знала, муза,
Что, влекомы и теснимы
Жизнью, временем,— с латынью
Далеко бы не ушли мы…
Вечный твой Парнас, о муза,
Далеко не тот, где боги
Наслаждались и ревниво
К бедным смертным были строги…
Не та любовь, что поучает,
Иль безнадежно изнывает
И песни жалкие поет,
Не та, что юность растлевает
Или ревниво вопиет,
А та любовь, что жертв не просит,
Страдает без обидных слез
И, полная наивных грез,
Не без улыбки цепи носит,
Непобедима и вечна,
Благословенный край — пленительный предел!
Там лавры зыблются…
А. Пушкин
Невесела ты, родная картина!..
H. Некрасов
Туда, в Париж, где я когда-то
Впервые, искренно и свято
Любим был женскою душой…
Туда, где ныне образ твой,
Еще живой, мне свят и дорог,