Сам совался в каждое место,
в бумажную ахинею.
Среда —
сквозь канцелярский мрак.
— Это так-то службу мы несем?!
В течение дня
страну наводня
делиться выводом рад.
много больно пишут что-то.
наш ответ:
нет!
всегда
ультиматумами пугает, —
наш ответ:
нет!
всегда
наш ответ:
нет!
(ДОРОГА ВЕРА-КРУЦ — МЕХИКО-СИТИ)
Их силуэты-веники
встают рисунком тошненьким:
не то они — священники,
не то они — художники.
из всей бузы и вара
трубой от самовара.
А птички в этой печке
красивей всякой меры.
«Которые с трахомой?»
с кокетством себя волоча,
улыбавшегося врача.
Остановить велите!"
черный от негритья.
оспа не привита. —
от черненького мясца̀.
в голодные месяца.
и верности тяжеловес.
подгнивший мистер Свифт.
Вода в кране —
не тронешь рукой.
смывается, стерва.
Ну ж и ласковость в этом душе!
Просты́ни вод под брюхом были.
Их рвал на волны белый зуб.
Был вой трубы — как будто лили
любовь и похоть медью труб.
Прижались лодки в люльках входов
к сосцам железных матерей.
В ушах оглохших пароходов
горели серьги якорей.
ЦАРСТВОВАНИЕ
НИКОЛАЯ ПОСЛЕДНЕГО
«Радуйся, Саша!
Теперь водка наша».
«Как же, знаю, Коля, я:
теперь монополия».
ЗАБЫВЧИВЫЙ НИКОЛАЙ
За море синеволное,
разлейся, песня-молния,
про пионерский слет.
Китайские акулы,
республика моя.
Растем от года к году мы,
сменили пустыри.
куда ни бросишь глаз.
У нас большой папаша —
стальной рабочий класс.
Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный:
«Будьте добры, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
лицо вытянулось как у груши.
«Сумасшедший!
Рыжий!» —
запрыгали слова.
Ругань металась от писка до писка,
и до-о-о-о-лго
хихикала чья-то голова,
[Неоконченное]
Неоконченное. И. «Любит? не любит? Я руки ломаю…»
Неоконченное. ИИ. «Уже второй…»
Неоконченное. ИИИ. «море уходит вспять…»
Неоконченное. ИV. «Уже второй должно быть ты легла…»
Неоконченное. V. «Я знаю силу слов я знаю слов набат…»
Лезем земле под ресницами вылезших пальм
выколоть бельма пустынь,
на ссохшихся губах каналов —
дредноутов улыбки поймать.
Стынь, злоба!
На костер разожженных созвездий
взвесть не позволю мою одичавшую дряхлую мать.
Дорога — рог ада — пьяни грузовозов храпы!
Дымящиеся ноздри вулканов хмелем расширь!
шестеро благочестивейших католичек
шире Мексиканского залива.
оркестром без дирижера
Придешь ночью —
сидят и бормочут.
Рассвет в розы —
бормочут, стервозы!
Я б спросил, взяренный:
Радуйся, распятый Иисусе,
Кто над морем не философствовал?
Вода.
Все меняется.
Несправедливо.
ни покрышки.
труда.
внутри.
где птички?
острова.
Зеленые листики —
и нет зимы.
Весна сушить развесила
свое мытье.
Мы молодо и весело
На ситцах, на бумаге —
огонь на всем.
Красные флаги
Улица рада,
весной умытая.
старенький-старенький бытик.
Он рад умереть,
экономя треть,
и я, мол, не я,
и она не моя,
простой туфли Мосторга.
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
— Для кого ж я, милые, женился?
Девушка пугливо куталась в болото,
ширились зловеще лягушечьи мотивы,
в рельсах колебался рыжеватый кто-то,
и упорно в буклях проходили локомотивы.
В облачные пары сквозь солнечный угар
врезалось бешенство ветряной мазурки,
и вот я-озноенный июльский тротуар,
а женщина поцелуи бросает — окурки!
Пейзаж
Будет луна.
Есть уже
немножко.
А вот и полная повисла в воздухе.
Это Бог, должно быть,
дивной
серебряной ложкой
роется в звезд ухе́.
Крестьяне забыли помещичьи плены.
Мы сами хозяева земли деревенской.
теснее ряды с городами сомкни!
Засыпает на рассвете,
чаевничает, вставши,
не дремалось в школе чтоб,
вывеска на магазине.
Грамота на то и есть!
не оставил дела так…
возвратился восвояси!
Те
— Очень голова болит.
мучителю-учителю! —
«ЛЕОПОЛЬДО ПАРДО».
Из прилипших к скалам сел
опустясь с опаской,
чистокровнейший осел
шпарит по-испански.
Все плебейство выбив вон,
в шляпы влезла по́ нос.
Щеки в шаль орамив,
машет веерами.
Кастаньеты гонят сонь.
1.
Лампочек 40 000,
2.
10 000 кирок-мотыг,
3.
15 000 лопат.
4.
16 верст 14 футов рельс.
Что могли — послали,
но Донбасса
Сидит дядя,
в бумагу глядя.
Вот
кот.
Раз шесть
Глупые тоже —
Это — дом комсомольцев.
Эта дама —
чужая мама.
Ничего не делая,
ТОВАРИЩ!
1.
У шахтера нет чая, нет табаку, нет сахару. Помоги ему всем этим!
2.
Довольный, удвоит усилие шахтер.
3.
Разогретые донецким углем, двинутся поезда.
4.
Все возвратится к тебе сторицею.
Возьмем винтовки новые,
на штык флажки!
пойдем кружки.
придет опять —
должны уметь мы целиться,
уметь стрелять.
И если двинет армии
страна моя —
всех боях.
Бесшумною разведкою —
Опишу
Хожу в лесу-с,
Принесши трофей,
Полторы строки намарал —
Два.
Ложусь в идиллии.
Страшное у меня горе.
А ведь откровенно говоря —
совершенно не из-за чего беспокоиться.
А если и животное интересуется улицей,
что ж теперь, собственно говоря, делать?!
Ну нет совершенно никаких слов.
Надо принять какие-то меры.
Ну, не знаю что, —
неучащаяся детвора
площади,
у «Энри Клей энд Бок, лимитед».
Мал его радостей тусклый спектр:
шесть часов поспать на боку,
От этой грязи скроешься разве?
трехверстный джаз.
Мало вопросов Вилли сверлили.
величественнейший из сахарных королей.
"Ай бэг ер па́рдон, мистер Брэгг!
Обевшись рыбачьими шхунами до́сыта,
норд-ост шатает, веточки выстегав.
тоска!
Это что ж за такая за нефть?
трубы эскадры задравши ввысь.
аэрокрылья расставив врозь.
Самим нужно до зарезу.
забыли за 5 лет.
Россия вздрогнула от гнева злобного,
донесся расстрела гул.
глядели Сибири снега:
топтала жандарма нога.
Но напрасно старался Терещенко
Разгуделась весть о расстреле,
по российскому небу растре́лясь,
Октябрем разгорелась заря.
Быстра шагов краснофлагих гряда.