По улицам узким, и в шуме, и ночью, в театрах,
в садах я бродил,
И в явственной думе грядущее видя, за жизнью,
за сущим следил.
Я песни слагал вам о счастьи, о страсти, о высях,
границах, путях,
О прежних столицах, о будущей власти,
о всем распростертом во прах.
Спокойные башни, и белые стены,
и пена раздробленных рек,
В лицо осенний ветер веет. Колос,
Забытый в поле, клонится, дрожа.
Меня ведет заросшая межа
Средь озимей. За речкой веер полос.
В воспоминаньях тонкий черный волос,
Упавший на лицо. Глаза смежа,
Я помню, как мои мечты кружа,
Звенел в тиши негромкий, нежный голос.
Ужели осень? Даль полей пуста.
Последний мотылек над нивой сжатой
Прохлада утренней весны
Пьянит ласкающим намеком;
О чем-то горестно далеком
Поют осмеянные сны.
Бреду в молчаньи одиноком.
О чем-то горестно далеком
Поют осмеянные сны,
О чем-то чистом и высоком,
Как дуновение весны.
Бреду в молчаньи одиноком.
Проходит день, как смена отражений —
Разноголосица движений, красок, слов,
И строго ночь восходит на ступени,
Цвета лучей преображая в тени,
За шумом дня вскрывая тихость снов.
«Есть некий час всемирного молчанья».
Спит суета и онемела страсть…
Впивая тишь в волнах благоуханья,
Тогда лови иных миров качанья,
Чтоб, как река, в простор вселенной впасть.
Руками плечи опоясаны,
Глаза с глазами смежены,
Друг друга сном огня пьянят они, —
Венчанных двое меж иных.
Миг кем-то где-то предназначенный!
Стонать бесплодно: пощади!
В воде столетий опрозраченной
Для зорких глаз палящий диск!
Кассандры рушащихся Илиев,
Иоанны Патмосов в огне!
М.И. БалтрушайтисБыл день хрустальный, даль опаловая,
Осенний воздух полон ласки.
К моей груди цветок прикалывая,
Ты улыбалась, словно в сказке.
Сменила сказку проза длительная,
В туман слилось очарованье.
Одно, как туфелька пленительная,
Осталось мне — воспоминанье.
Когда, играя, жизнь нас связывает
В беседе тусклой и случайной,
Сегодня мертвые цветы
Из пышной вазы вынимая,
Я увидал на них мечты,
Твои мечты, о дорогая!
Весь вечер здесь мечтала ты,
Благоухание вдыхая, —
И мысль твоя, еще живая,
Порхнула в свежие листы.
Стою смущенный богомольно,
И в грезах высится невольно
В замке пышном и старинном, где пустынный круг покоев
Освящен и облелеян грустной тайной тишины,
Дни следя, как свиток длинный, жажду жизни успокоив,
Я всегда мечтой овеян, я храню любовно сны.
Сны приходят в пестрой смене, ряд видений нежит душу,
Но одна мечта меж ними мне дороже всех других.
Ради милых умилений давней клятвы не нарушу,
Утаю святое имя, не включу в певучий стих!
Словно девушка стыдлива, шаловлива, как ребенок,
И как женщина желанна, предо мной встает она:
Пусть мечта рыдает горестными восклицаньями.
Даль горит, сверкает радостными ожиданьями!
Ты, опять доверясь обольщенью вековечному,
Жизнь предать согласен сновиденью бесконечному,
Вновь сожмешь объятья, трепетные, обольщенные!
Ах, тая проклятья, истинные, освященные!
Миг страстей настанет, совершится невозможное,
И любовь обманет, — повторится непреложное!
Мгла тебя отметит трепетами сладострастными,
И, губя, приветит лепетами полуясными…
Это матовым вечером мая
Ты так горько шепнула: «Твоя!»,
Что с тех пор я томлюсь, вспоминая,
Что и нынче волнуюся я.
С этих пор я боюсь трепетанья
Предзакатных, манящих лучей,
Мне томительны сны и желанья,
Мне мучителен сумрак ночей;
Я одною мечтою волнуем:
Умереть, не поверив мечтам,
О, если б я мог быть невинным, как ты,
Как ты — отзвук лазурного эхо! —
Беспечно видеть твои черты,
С улыбкой слушать колокольчики смеха!
Целый день мы с тобой проводили б вдвоем,
Наслаждаясь запущенным садом,
Бегали б в темных аллеях, — потом
Отдыхать садились бы рядом.
Мы были б с тобой две сестры,
Делили грезы, радость, печали,
Не лги, мечта! былого жгуче жаль,
Тех светлых ласк, тех нежных откровений,
Когда, дрожа в рассветной мгле мгновений,
Была любовь прекрасна, как печаль.
По нас влечет дыханьем дымным даль,
Пьяня огнем неверных дерзновений.
В наш бред воспоминаний и забвений
Вонзает время режущую сталь.
В какой стране очнемся мы, кто скажет?
Гудящий ток разлившейся реки
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Какая странная нега
В мире холодного сна!
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Проходят бледные тени,
Подобны чарам волхва,
Звучат и клятвы, и пени,
Любви и победы слова…
Вы неисполненных надежд
Над бездной реющие лики.
Из-под прикрытых бледных вежд
Как ваши взоры странно дики.
Вы дерзкой юности мечты,
Прозрачных теней хороводы!
В венцах из лилий вы чисты,
И ваши локоны, как воды.
Вы творчества бессильный бред,
Недовершенный замысл фурий!
Ни умолять, ни плакать неспособный,
Я запер дверь и проклял наши дни.
И вот тогда, в таинственной тени,
Явился мне фантом женоподобный.
Он мне сказал: «Ты слышишь ропот злобный?
Для книг твоих разложены огни.
Смирись, поэт! мечтанья прокляни
И напиши над ними стих надгробный!»
Властительно слова звучали, но
Томился взор тревогой сладострастной,
Я помню этот мир, утраченный мной с детства,
Как сон непонятый и прерванный, как бред…
Я берегу его — единое наследство
Мной пережитых и забытых лет.
Я помню формы, звуки, запах… О! и запах!
Амбары темные, огромные кули,
Подвалы под полом, в грудях земли,
Со сходами, припрятанными в трапах,
Картинки в рамочках на выцветшей стене,
Старинные скамьи и прочные конторки,
Девочка далекая,
Спи, мечта моя!
Песня одинокая
Над тобой — как я.
Песня колыбельная,
Сложенная мной,
Странно-нераздельная
С чуткой тишиной.
Это отзвук тающий
Прежних, страстных слов,
Один ее взгляд ярче тысячи звезд!
Небесный, алмазный, сверкающий крест, —
Один ее взгляд выше тысячи звезд!
Я встретил на миг лишь один ее взгляд, —
Алмазные отсветы так не горят…
Я встретил на миг один ее взгляд.
О, что за вопросы виделись в нем!
Я смутно померк в венце золотом…
О, что за вопросы виделись в нем!
Умрите, умрите, слова и мечты, — красоты
Когда былые дни я вижу сквозь туман,
Мне кажется всегда — то не мое былое,
А лишь прочитанный восторженный роман.
И странно мне теперь, в томительном покое,
Припомнить блеск побед и боль заживших ран:
И сердце, и мечты, и все во мне — иное…
Напрасен поздний зов когда-то милых лиц,
Не воскресить мечты, мелькнувшей и прожитой, -
На самом дне мучительной темницы
Я властелин сознанья и мечты!
И предо мной в тумане темноты
Являются созданья красоты,
Проносятся и образы, и лица.
Я властелин всесильного сознанья,
Весь дивный мир я создаю в себе,
И кто убьет в окованном рабе
Презрение к темнице и судьбе,
Свободу грез, могущество сознанья?
Помнишь эту пурпурную ночь?
Серебрилась на небе Земля
И Луна, ее старшая дочь.
Были явственно видны во мгле
Океаны на светлой земле,
Цепи гор, и леса, и поля.И в тоске мы мечтали с тобой:
Есть ли там, и мечта и любовь?
Этот мир серебристо-немой
Ночь за ночью осветит; потом
Будет гаснуть на небе ночном,
Где я последнее желанье
Осуществлю и утолю?
Найду ль немыслимое знанье,
Которое, таясь, люблю?
Приду ли в скит уединенный,
Горящий главами в лесу,
И в келью бред неутоленный
К ночной лампаде понесу?
Иль в городе, где стены давят,
В часы безумных баррикад,
В не новом мире грез и прозы
Люби огни звезды вечерней,
Со смехом смешанные слезы,
Дыханье роз, уколы терний,
Спокойным взглядом строгих глаз
Встречай восторг и скорбный час.
Предстанут призраки нежданные,
Смущая ум, мечте грозя:
Иди чрез пропасти туманные,
Куда влечет твоя стезя!
Я снова одинок, как десять лет назад.
Все тот же парк вокруг, за елью звезды те же,
С черемухи и с лип знакомый аромат.
Там где-то лай собак. Повеял ветер свежий.
И вечер медленный мне возвращает бред,
Который жжет мечты все реже, реже.
Я жил здесь мальчиком, едва в шестнадцать лет
С душой, отравленной сознанием и чтеньем,
Неловок, как дитя, застенчив, как поэт.
Мне этот шумный парк служил уединеньем,
Я был разорван мукой страстной,
Язвим извилистой тоской,
Когда безмерный, но безгласный
Во тьме ты вырос предо мной.
Созданье канувших столетий!
Вонзая в небо две иглы,
Ты встал при тихом звездном свете
Как властелин окрестной мглы.
Моим мечтам, всегда тревожным,
Моей бессильной воле — ты
Целит вечернее безволие
Мечту смятенную мою.
Лучей дневных не надо более,
Всю тусклость мига признаю!
Пускай темнеют дали синие,
Я не зажгу во тьме свечи:
В душе ни смеха, ни уныния…
Ты, голос памяти, — молчи!
Обвили сладостными платами
Мне тени дышащую грудь.
На склоне лет, когда в огне
Уже горит закат кровавый,
Вновь предо мной, как в тихом сне,
Проходят детские забавы.
Но чужды давние отравы
Душе, вкусившей темноты.
Лишь вы, как прежде, величавы,
Любви заветные мечты!
Я помню: в ранней тишине
Я славил жгучий полдень Явы,
Эта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу, — а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль, несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года,
Есть древняя чистая ласка,
Прекрасней, чем буйная страсть:
Есть ласка святая, как сказка,
И есть в ней нездешняя власть.
Ее неземное значенье
Не тот на земле разгадал,
Кто, в дикой игре наслажденья,
Любовницы грудь целовал;
Не тот, кто за дымкой прозрачной
Ловил очарованный взгляд
Еще в мечтах чернеют стрелы
Твоих опущенных ресниц;
Но день встающий, призрак белый,
В пепл обращает угль горелый,
Пред правдой властно клонит ниц.
Еще мечта нежна, как голос
Волынки, влившейся в рассвет,
Дрожит, как с ветром свежий колос,
Но щеки жжет мне белый волос,
Немая память долгих лет.
Мой дух не изнемог во мгле противоречий,
Не обессилел ум в сцепленьях роковых.
Я все мечты люблю, мне дороги все речи,
И всем богам я посвящаю стих.Я возносил мольбы Астарте и Гекате,
Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь,
И после подходил к подножиям распятий
И славил сильную, как смерть, любовь.Я посещал сады Ликеев, Академий,
На воске отмечал реченья мудрецов;
Как верный ученик, я был ласкаем всеми,
Но сам любил лишь сочетанья слов.На острове Мечты, где статуи, где песни,
Как Цезарь жителям Алезии
К полям все выходы закрыл,
Так Дух Забот от стран поэзии
Всех, в век железный, отградил.
Нет, не найти им в буйстве чувственном,
В вине и страсти, где врата.
И только здесь, в огне искусственном,
Жива бессмертная Мечта!
Опять сердца изнеможенные
Восторг волненья узнают,
У речной изложины —
Пестрые шатры.
Лошади стреножены,
Зажжены костры.
Странно под деревьями
Встретить вольный стан —
С древними кочевьями
Сжившихся цыган!
Образы священные
Пушкинских стихов!
Встреча
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя.
А. Пушкин
Ты мне предстала как виденье, —
В глазах испуг и смутный стыд.
Мы были рядом на мгновенье,
И встречи жизнь не повторит.
Кто ты? откуда? с кем таилась
В наемной комнате вдвоем?
Все кончено, меж нами связи нет…
А. ПушкинЭта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу, — а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.
Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!