Найдено стихов - 178.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Есть в нашем лагере весы,
Не просто так, не для красы, —
Мы выясняем по утрам,
Кто пополнел, на сколько грамм.
Нет, мы не ходим в дальний лес:
А вдруг в походе сбавим вес?!
Нам не до птичьих голосов.
Проводим утро у весов.
Нельзя бродить нам по лесам:
Все по часам! Да по весам!
А в дождь — мы сразу под навес.
Ребята ценятся на вес!
И сколько здесь бывает драм:
Сережа сбавил килограмм,
И долго ахал и стонал
Весь медицинский персонал.
Вдруг изменился наш режим:
С утра на речку мы бежим,
Мы обнимаемся, визжим…
Ура! Не вешайте носы —
У нас испортились весы!
Будь вечным лето, всё бы погорело.
Будь вечной осень, всё бы отсырело.
Зимою вечной всё б оледенело.
Вот вечная весна — другое дело.
Если ты все лето пела,
так зимою попляши!
Надо летом делать дело,
чтоб зимой сидеть в тиши.
Чтоб в тепле зимою быть,
надо летом лес рубить!
Кому двенадцать лет, тот в детский сад
Ходил тысячелетие назад.
Об этом самом детстве золотом
Он вспоминает чуть не со стыдом.
Забыть его скорее! Ведь оно
В геройской биографии пятно.
Пахнет лето
Земляникой спелой —
Снова реки
Повернули вспять…
Снова сердце
К сердцу прикипело —
Только с кровью
Можно оторвать.Пахнет лето
Земляникой спелой,
Скоро осень
Загрустит опять.Может, это времечко
Приспело —
Уходить,
От сердца отрывать?..
Стоит изба в лесу
сто лет.
Живет в избе
столетний дед.
Сто лет прошло,
а смерти нет,
Как будто вечен
этот дед,
Как вечен лес,
где столько лет
Он все хранил
от разных бед…
…Как! Только десять лет, ты шутишь, Боже мой,
О, как ты рано возвратился,
Я вовсе не ждала — ты так со мной простился
Какой-то странной и чужой зимой.
И даже просмотреть те сотни тысяч строк,
Где сказано, как я бесчестна и преступна.
Мне каждое слово
Будет уликою
Минимум
На десять лет.
Иду по Москве,
Переполненной шпиками,
Как настоящий поэт.
Не надо слежек!
К чему шатания!
А папки бумаг?
Дефицитные!
Жаль!
Я сам
Всем своим существованием —
Компрометирующий материал!
Через столько лет
На той же улице
Мы нежданно встретились
В толпе.
Ты успела чуточку нахмурится
Я успел подумать о тебе.
Ты успела быстро оглянуться
«Боже мой…» –
Я прошептал в дали.
Может, надо было нам вернуться?
Но друг друга мы бы не нашли.
Июль — макушка лета, —
Напомнила газета,
Но прежде всех газет —
Дневного убыль света;
Но прежде малой этой,
Скрытнейшей из примет, —
Ку-ку, ку-ку, — макушка, —
Отстукала кукушка
Прощальный свой привет.
А с липового цвета
Считай, что песня спета,
Считай, пол-лета нет, —
Июль — макушка лета.
Захожу. Сквозь морозный пар
Давний друг моего отца
(До чего ж он хрупок и стар!)
Тускло смотрит на пришлеца.
Назову себя поскорей,
Чтобы так не глядел, не глядел,
Чтоб, ещё не закрыв дверей,
На полжизни помолодел.
Сколько лет, сколько лет —
Все одно и то же:
Денег нет, женщин нет,
Да и быть не может.
Сколько лет воровал,
Сколько лет старался —
Мне б скопить капитал —
Ну, а я спивался.
Ни кола ни двора
И ни рожи с кожей,
И друзей — ни хрена,
Да и быть не может.
Только — водка на троих,
Только — пика с червой,
Комом — все блины мои,
А не только первый.
Лето, лето к нам пришло!
Стало сухо и тепло.
По дорожке прямиком
Ходят ножки босиком.
Кружат пчелы, вьются птицы,
А Маринка веселится.
Увидала петуха:
— Посмотрите! Ха-ха-ха!
Удивительный петух:
Сверху перья, снизу — пух!
Увидала поросенка,
Улыбается девчонка:
— Кто от курицы бежит,
На всю улицу визжит,
Вместо хвостика крючок,
Вместо носа пятачок,
Пятачок дырявый,
А крючок вертлявый?
А Барбос, Рыжий пес,
Рассмешил ее до слез.
Он бежит не за котом,
А за собственным хвостом.
Хитрый хвостик вьется,
В зубы не дается.
Пес уныло ковыляет,
Потому что он устал.
Хвостик весело виляет:
«Не достал! Не достал!»
Ходят ножки босиком
По дорожке прямиком.
Стало сухо и тепло.
Лето, лето к нам пришло!
Приходит август с урожаем
Ко всем, но только не к лентяям.
Кто проспит, тот вернётся
С пустыми руками.
А кто рано проснётся,
Тот — с боровиками.
Возраст один у меня и у лета,
День ото дня понемногу мы стынем,
Небо могучего синего цвета
Стало за несколько дней бледно-синим.
Все же и я, и земля, мне родная,
Дорого дни уходящие ценим.
Вон и береза, тревоги не зная,
Нежится, греясь под солнцем осенним.
Лет в десять дома, со своими,
Ты носишь собственное имя.
Но чуть на улицу попал,
Ты это имя потерял.
Здесь нет имён. Здесь носят клички.
А в школе? Тут свои привычки.
Большим тебя считают тут
И по фамилии зовут.
Три звания, три разных роли –
В семье, на улице и в школе.
Каждому мужчине столько лет,
Сколько женщине, какой он близок.
Человек устал. Он полусед.
Лоб его в предательских зализах.А девчонка встретила его,
Обвевая предрассветным бризом.
Он готов поверить в колдовство,
Покоряясь всем ее капризам.Знает он, что дорог этот сон,
Но оплатит и не поскупится:
Старость навек сбрасывает он,
Мудрый. Молодой. Самоубийца.
Любовь минувших лет, сигнал из неоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне…
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнешь строке…
Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.
Душу, вспыхнувшую на лету,
Не увидели в комнате белой,
Где в перстах милосердных колдуний
Нежно теплилось детское тело.
Дождь по саду прошел накануне,
И просохнуть земля не успела;
Столько было сирени в июне,
Что сияние мира синело.
И в июле, и в августе было
Столько света в трех окнах, и цвета,
Столько в небо фонтанами било
До конца первозданного лета,
Что судьба моя и за могилой
Днем творенья, как почва, прогрета.
Попрощаться с теплым летом
Выхожу я за овин.
Запылали алым цветом
Кисти спелые рябин.Всё молчит — земля и небо,
Тишина у всех дорог.
Вкусно пахнет свежим хлебом
На току соломы стог.Блекнут травы. Дремлют хаты.
Рощи вспыхнули вдали.
По незримому канату
Протянулись журавли.Гаснет день. За косогором
Разливается закат.
Звонкий месяц выйдет скоро
Погулять по крышам хат.Скоро звезды тихим светом
Упадут на дно реки.
Я прощаюсь с теплым летом
Без печали и тоски.
Если было б мне теперь
восемнадцать лет,
я охотнее всего
отвечала б: нет!
Если было б мне теперь
года двадцать два,
я охотнее всего
отвечала б: да!
Но для прожитых годов,
пережитых лет,
мало этих малых слов,
этих «да» и «нет».
Мою душу рассказать
им не по плечу.
Не расспрашивай меня,
если я молчу.
Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.
Я любил, размышлял, воевал.
Кое-где побывал, кое-что повидал,
Иногда и счастливым бывал.Гнев меня обошел, миновала стрела,
А от пули — два малых следа.
И беда отлетала, как капля с крыла;
Как вода, расступалась беда.Взял один перевал, одолею второй,
Хоть тяжел мой заплечный мешок.
Что же там, за горой? Что же там — под горой?
От высот побелел мой висок.Сорок лет. Где-то будет последний привал?
Где прервется моя колея?
Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.
И не допита чаша сия.
В сентябре на тропки густо
листья пёстрые легли.
Сентябри в народе грустно
бабьим летом нарекли. Только что ж это такое:
лишь машины замолчат,
до рассвета над рекою
не смолкает смех девчат! Видно, весело живут —
платья гладят, кудри вьют,
по уплясанной поляне
туфли-лодочки плывут. А уж песню запоют —
ива склонится к ручью,
дрогнет старая берёза:
вспомнит молодость свою. Выйдет на небо луна,
но не знает и она:
то ли это бабье лето,
то ли девичья весна!
И стукнет нам по семьдесят пять лет,
И оба мы когда-нибудь умрём.
И скажут люди: «А старушки нет,
Ушла она вослед за стариком».
Но скажут ли, что я недаром жил
И голос мой услышала страна?
Я столько раскопал чужих могил,
А собственная всё-таки страшна.
Когда бы смерть не принимала мер
Чтоб новое могло творить и жить,
Как всем успел бы надоесть Вольтер,
Уж о других не стоит говорить.
И всё ж, не устарев, живет поэт,
Которого давно на свете нет.
Сдаёшься. Только молишь взглядом:
И задушить, и не душить.
И задавать вопрос не надо —
А как ты дальше будешь жить? Наверно, так, как и доселе.
И так же в следующий раз
В глазах бледнее будет зелень
И глубже впадины у глаз.И я — всё сдержанней и злее —
Не признавать ни слов, ни слез…
Но будет каждый раз милее
Всё это.- Всё, что не сбылось.
Позднее наследство,
Призрак, звук пустой,
Ложный слепок детства,
Бедный город мой.Тяготит мне плечи
Бремя стольких лет.
Смысла в этой встрече
На поверку нет.Здесь теперь другое
Небо за окном —
Дымно-голубое,
С белым голубком.Резко, слишком резко,
Издали видна,
Рдеет занавеска
В прорези окна, И, не уставая,
Смотрит мне вослед
Маска восковая
Стародавних лет.
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.
Всё, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло.
Только этого мало.
Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Всё горело светло.
Только этого мало.
Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала.
Мне и вправду везло.
Только этого мало.
Листьев не обожгло,
Веток не обломало…
День промыт, как стекло.
Только этого мало.
Тот же двор.
Та же дверь.
Те же стены.
Так же дети бегут гуртом,
Та же самая «тетя Лена»
Суетится возле пальто.
В класс вошла.
За ту парту села,
Где училась я десять лет.
На доске написала мелом
«X + Y = Z».
…Школьным вечером,
Хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
А к мертвым, выправив билет,
Все едет кто-нибудь из близких,
И время добавляет в списки
Еще кого-то, кого нет…
И ставит,
ставит
обелиски.
Пенсионер Василий Палыч Кочин
(Который все газеты прочитал,
Страдал футболом и болезнью почек)
О прелестях футбола толковал: «Вы в двадцать лет — звезда на горизонте,
Вы в тридцать лет — кумиры хулиганов,
Вы в тридцать пять — на тренерской работе,
А в сорок пять — на встрече ветеранов! Болею за «Торпедо» я, чего там!
Я мяч пробить в ворота им не мог,
Но я его послал в свои ворота —
Я был болельщик лучше чем игрок».
Навек уедет лучший друг,
Уедет — и ни звука.
Нет безнадёжнее разлук,
Чем детская разлука.
Ты говоришь: «Уехал он!»
А это ж значит — увезён.
Ведь человек лет десяти
Не властен в выборе пути.
Не по душе и не с руки
Над письмами трудиться.
Пусть буквы слишком велики,
Да нет конца странице.
Пусть ты испишешь всю тетрадь,
Но с другом вам не поиграть,
А без игры и дружбы нет,
Когда друзьям по десять лет.
То ли страсти поутихли,
То ли не было страстей, -
Потерялись в этом вихре
И пропали без вестей
Люди первых повестей.На Песчаной — все песчано,
Лето, рвы, газопровод,
Белла с белыми плечами,
Пятьдесят девятый год,
Белле челочка идёт.Вижу чётко и нечётко —
Дотянись — рукой подать —
Лето, рвы и этой челки
Красно-рыжей благодать.Над Москвой-рекой ходили,
Вечер ясно догорал,
Продавали холодильник,
Улетали за Урал.
Пришла. Стоит. Ей восемнадцать лет.
— Вам сколько лет? — Ответила: — Осьмнадцать.-
Многоугольник скул, локтей, колен.
Надменность, угловатость и косматость.
Все чудно в ней: и доблесть худобы,
и рыцарский какой-то блеск во взгляде,
и смуглый лоб… Я знаю эти лбы:
ночь напролет при лампе и тетради.
Так и сказала: — Мне осьмнадцать лет.
Меня никто не понимает в доме.
И пусть! И пусть! Я знаю, что поэт! -
И плачет, не убрав лицо в ладони.
Люблю, как смотрит гневно и темно,
и как добра, и как жадна до боли.
Я улыбаюсь. Знаю, что — давно,
а думаю: давно ль и я, давно ли?..
Прощается. Ей надобно — скорей,
не расточив из времени ни часа,
робеть, не зная прелести своей,
печалиться, не узнавая счастья…
Твоим вершинам,
белым и синим,
Дарьялу и Тереку,
рекам твоим,
твоим джигитам,
статным и сильным,
а также женщинам,
верным им, —
мравалжамиер, многие лета!
Твоим потокам,
седым потокам,
твоим насупленным ледникам,
предкам твоим
и твоим потомкам,
их песням,
танцам
и смуглым рукам —
мравалжамиер, многие лета!
Твоим героям,
делам их ратным,
их вечной памяти на земле,
твоим языкам и наречьям разным,
лету,
осени,
весне
и зиме —
мравалжамиер, многие лета!
Горам и ущельям,
низу и долу,
каждому деревцу во дворе,
Волге твоей,
и Днепру,
и Дону,
Сыр-Дарье,
и Аму-Дарье-
мравалжамиер, многие лета!
Твоим строителям неутомимым,
реке,
и речке,
и каждой струе,
тебе, овеянной светом и миром,
тебе,
моей дорогой стране, —
мравалжамиер, многие лета!
Лето село в зарю, за сентябрь, за погоду.
Лето пало на юг, словно кануло в воду.
От него лишь следы для тебя, дорогая,
Фиолетовый дым в парках листья сжигают.
Вороха те легки золотых эполетов
И горят, как стихи позабытых поэтов.
Бессердечен и юн, ветер с севера дует,
То ль сгребает июнь, то ли август скирдует.
Словно два журавля по весёлому морю,
Словно два косаря по вечернему полю,
Мы по лету прошли — только губы горели,
И над нами неслись, словно звёзды, недели.
Солнца жёлтый моток — лето плыло неярко,
Словно синий платок над зеленой байдаркой.
И леса те пусты, все пусты, дорогая,
И горят не листы — наше лето сжигают.