«Охраняй врата всех чувств» — завет Готамы
«Умертви себя — ты внидешь в царство Брамы».
Но раскрыл я все закрытые врата,
Мне желанна боль, и с болью — Красота.
И в раскрытости, в разорванности чувства
Дышат бури, светят молнии Искусства,
Смех и пляски, красный цвет и там и тут,
Страх развязки, звук рыданий, звон минут.
«Бойся жизни» — нам грозит иное слово.
Говорят мне: — «В том веление Христово».
О, неправда! Это голос не Христа,
Нет, в Христе была живая Красота.
Он любил, Он Вечность влил в одно мгновенье,
Дал нам хлеб, и дал вино, и дал забвенье,
Боль украсил, Смерть убил, призвав на суд.
Будем жить, и будем пить вино минут!
Вот красно-розово вино,
За здравье выпьем жен румяных.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст багряных!
Ты тож румяна, хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
Вот черно-тинтово вино,
За здравье выпьем чернобровых.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст пунцовых!
Ты тож, смуглянка, хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
Вот злато-кипрское вино,
За здравье выпьем светловласых.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст прекрасных!
Ты тож, белянка, хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
Вот слезы ангельски вино,
За здравье выпьем жен мы нежных,
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст любезных!
Ты тож нежна и хороша, —
Так поцелуй меня, душа!
1782
Поставил вина изумрудного кубки.
Накрыл я приборы Мои стол разукрашен.
Табачный угар из гигантовой трубки
на небе застыл в виде облачных башен.
Я чую поблизости поступь гиганта.
К себе всех зову я с весельем и злостью.
На пир пригласил горбуна-музыканта.
Он бьет в барабан пожелтевшею костью.
На мшистой лужайке танцуют скелеты
в могильных покровах неистовый танец.
Деревья листвой золотою одеты.
Меж листьев блистает закатный багрянец.
Пахучей гвоздикой мой стол разукрашен.
Закат догорел среди облачных башен.
Сгущается мрак… Не сидеть нам во мгле ведь?
Поставил на стол я светильников девять.
Пришел, нацепив ярко-огненный бант,
мастито присев на какой-то обрубок,
от бремени лет полысевший гигант
и тянет вина изумрудного кубок.
Сабинского вина, простого
Немного из больших кувшинов
Днесь выпьем у меня, Мецен!
Что сам, на греческих вин гнезда
Налив, я засмолил в тот день.
Когда, любезнейший мой рыцарь,
Народ тебя встречал в театре
Со плеском рук, — и гром от хвал
Твоих с брегов родимых Тибра
Звучал сверх Ватиканских гор.
Ты у себя вино секубско
И сладки пьешь калесски соки;
Но у меня их нет, и грозд
Ни формианский, ни фалернский
Моих не благовонит чаш.
<1811>
Вина весеннего иголки
Я вновь принять душой готов, —
Ведь в каждой лужице — осколки
Стеклянно-алых облаков.
На Императорской конюшне
Заворковал зобатый рой…
Как небо сделалось воздушней,
Как слаще ветерок сырой!
О днях оплаканных не плачьте,
Ласкайтесь новою мечтой,
Что скоро на высокой мачте
Забьется вымпел золотой.
Ах, плаванья, моря, просторы,
Вечерний порт и острова!
Забудем пасмурные взоры
И надоевшие слова!
Мы снова путники! согласны?
Мы пробудились ото сна!
Как чудеса твои прекрасны,
Кудесница любви, весна!
Кэнгуру бежали быстро,
Я еще быстрей.
Кэнгуру был очень жирен,
А я его сел.
Пусть руками пламя машет,
Сучьям затрещать пора.
Скоро черные запляшут
Вкруг костра.
Много женщин крепкотелых,
Мне одна мила.
И пьяней, чем водка белых,
Нет вина!
Ай-ай-ай! крепче нет вина!
Будем мы лежать на брюхе
До утра всю ночь.
От костра все злые духи
Уйдут прочь!
Ай-ай-ай! уйдут духи прочь!
Друзья, поверьте, не грешно
Любить с вином бокал:
Вино на радость нам дано,
Царь Соломон сказал.
Будь свят его закон!
Солгать не смел ты так в Библии дерзко,
Мудрец и певец Соломон!
Что ж Соломону вопреки
Глупцы вино бранят?
Простить им можно: дураки
Не знают, что творят.
Таков второй закон!
Хмельной, забыл о нем в Библии, верно,
Мудрец и певец Соломон.
Любил плясать король Давид,
А что же Соломон?
Он о прыжках не говорит;
Вино все хвалит он!
Великий Соломон!
Друзья! признайтеся, в Библии точно
Мудрец и певец первый он.
Зое Ч.Гитана! сбрось бравурное сомбреро,
Налей в фиал восторженный кларет…
Мы будем пить за знатных кабальеро,
Пуская дым душистых сигарет.
Мечта плывет, как легкая галера,
Куда-то вдаль плывет, куда — секрет!
Огня! огня! пусть вспыхнет хабанера, —
Взнуздаем страсть и унесемся в бред!..
Галоп мандол достигнет аллегрэтто,
Заворожен желаньем пируэта,
Зашелестят в потоке вздохи пальм…
Вина! вина! Обрызгай им, гитана,
Букеты грез… Тогда не надо тальм, —
Тогда помпезней культ нагого стана!..
Моею кровью я украшу
Ступени, белые давно.
Подставьте жертвенную чашу,
И кровь пролейте, как вино.
Над дымной и тяжёлой чашей
Соединяйтесь, — я зову.
Здесь, в чаше, капли крови вашей,
А на ступенях я живу.
Обжёг я крылья серафимам,
Оберегавшим древний храм,
И восхожу багровым дымом
К давно затворенным дверям.
Смелее ставьте ваши ноги
На пятна красные мои,
И умножайте на дороге
Багряно жаркие струи.
Что было древней, тёмной кровью,
То будет новое вино,
И молот, поднятый любовью,
Дробит последнее звено.
О, суд людей неправый,
Что пьянствовать грешно!
Велит рассудок здравый
Любить и пить вино.Проклятие и горе
На спорщиков главу!
Я помощь в важном споре
Святую призову.Наш прадед, обольщенный
Женою и змием,
Плод скушал запрещенный
И прогнан поделом.Ну как не согласиться,
Что дед был виноват:
Чем яблоком прельститься,
Имея виноград? Но честь и слава Ною, —
Он вел себя умно,
Рассорился с водою
И взялся за вино.Ни ссоры, ни упреку
Не нажил за бокал.
И часто гроздий соку
В него он подливал.Благие покушенья
Сам Бог благословил —
И в знак благоволенья
Завет с ним заключил.Вдруг с кубком не слюбился
Один из сыновей.
О, изверг! Ной вступился,
И в ад попал злодей.Так станемте ж запоем
Из набожности пить,
Чтоб в божье вместе с Ноем
Святилище вступить.
От сердца дружные с вином,
Мы вольно, весело живем:
Указов царских не читаем,
Права студентские поем,
Права людские твердо знаем;
И, жадны радости земной,
Мы ей — и телом и душой! Когда рогатая луна
На тверди пасмурной видна, -
Обнявши деву молодую,
Лежим — и чувствует она
Студента бодрость удалую.
И, суеверие людей,
Не ожидай от нас мощей! Наш ум свободен; и когда,
Как не гремит карет езда,
И молчаливо пешеходы
Глядят, как вечера звезда
Сребрит стихающие воды, -
Бродя по городу гурьбой,
Поем и вольность и покой! От сердца дружные с вином,
Мы шумно, весело живем,
Добро и славу обожаем,
Чинов мы ищем не ползком,
О том, что будет, не мечтаем;
Но радость верную любя,
Пока мы живы — для себя!
Что мне до стишков любовных?
Что до вздохов и до слез?
Мне, венчанному цветами,
С беззаботными друзьями
Пить под тению берез! Нам в печалях утешенье
Богом благостным дано:
Гонит мрачные мечтанья,
Гонит скуку и страданья
Всемогущее вино, Друг воды на всю природу
Смотрит в черное стекло,
Видит горесть и мученье,
И обман и развращенье,
Видит всюду только зло! Друг вина смеется вечно,
Вечно пляшет и поет!
Для него и средь ненастья
Пламенеет солнце счастья,
Для него прекрасен свет.О вино, краса вселенной,
Нектар страждущих сердец!
Кто заботы и печали
Топит в пенистом фиале,
Тот один прямой мудрец.
Моей материЯ насадил мой светлый рай
И оградил высоким тыном,
И в синий воздух, в дивный край
Приходит мать за милым сыном.
«Сын, милый, где ты?» — Тишина.
Над частым тыном солнце зреет,
И медленно и верно греет
Долину райского вина.
И бережно обходит мать
Мои сады, мои заветы,
И снова кличет: «Сын мой! Где ты?»,
Цветов стараясь не измять…
Всё тихо. Знает ли она,
Что сердце зреет за оградой?
Что прежней радости не надо
Вкусившим райского вина? Апрель 1907
Какая поздняя весна.
Опять за окнами бело.
А ты со мною холодна.
Как будто душу замело.
И я не знаю — чья вина.
И я не знаю — чья вина.
Всё перепуталось вокруг.
В календаре давно весна,
А за окном бело от вьюг.
А за окном бело от вьюг.
И ты прости меня, мой друг,
За эту хмарь, за этот дождь,
За эту белую метель,
За то, что наш с тобой апрель
На осень позднюю похож.
Мы непогоду переждём.
Ещё иные дни придут.
Порядок в небе наведут.
Мы пробежимся под дождём.
И смоет он печаль с души.
Растопит солнце
В сердце лед.
Ты огорчаться не спеши.
Весна в пути,
Она придёт.
Какая поздняя весна.
Как велика её вина.
Братья, рюмки наливайте!
Лейся через край вино!
Всё до капли выпивайте!
Осушайте в рюмках дно!
Мы живем в печальном мире;
Всякий горе испытал,
В бедном рубище, в порфире, —
Но и радость бог нам дал.
Он вино нам дал на радость,
Говорит святой мудрец:
Старец в нем находит младость,
Бедный — горестям конец.
Кто всё плачет, всё вздыхает,
Вечно смотрит сентябрем, —
Тот науки жить не знает
И не видит света днем.
Всё печальное забудем,
Что смущало в жизни нас;
Петь и радоваться будем
В сей приятный, сладкий час!
Да светлеет сердце наше,
Да сияет в нем покой,
Как вино сияет в чаше,
Осребряемо луной!
Словенка Лиза, повара жена,
Веселая красивая шатенка,
Сказала мне, в ручье отражена
(И в этом прелесть главная оттенка!):
«Закажем гуляш, чокнемся вином
В одной из нами встреченных гостилен».
Мы к столику присели под окном,
И, признаюсь, был этот завтрак стилен…
По черным тропкам, близким ей одной,
Уже с утра мы в замок шли соседний,
И этот путь, мне чуждый, ей родной,
Навеял будоражащие бредни…
И, розовая, стала от вина
Она еще, казалось, розовее,
Словенка Лиза, повара жена,
Все предрассудки смехом поразвеяв…
А вечерами матиола
Нас опьяняла, как вино,
И строфам с легкостью Эола
Кружиться было суждено.
Ночами мы пикниковали,
Ловили раков при костре,
Крюшон тянули, и едва ли
В постель ложились на заре…
Второе лето на курорте
И я с ним вместе проводил.
То были дни, когда о торте
И сам кондитер не грустил…
Когда проехаться в вагоне
Еще ребенок рисковал,
Когда Herr Брюкман в пансионе
Вино открыто продавал…
День стоил не бумажек тридцать,
А три серебряных рубля,
Что могут ныне появиться
Лишь разве в замке короля!..
Стол накрыт на шестерых —
Розы да хрусталь…
А среди гостей моих —
Горе да печаль.
И со мною мой отец,
И со мною брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат.
Как двенадцать лет назад,
Холодна рука,
И немодные шумят
Синие шелка.
И вино поет из тьмы,
И звенит стекло:
«Как тебя любили мы,
Сколько лет прошло».
Улыбнется мне отец,
Брат нальет вина,
Даст мне руку без колец,
Скажет мне она:
«Каблучки мои в пыли,
Выцвела коса,
И звучат из-под земли
Наши голоса».
Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн.
Разгромили винный склад. — Вдоль стен
По канавам — драгоценный поток,
И кровавая в нем пляшет луна.
Ошалелые столбы тополей.
Ошалелое — в ночи — пенье птиц.
Царский памятник вчерашний — пуст,
И над памятником царским — ночь.
Гавань пьет, казармы пьют. Мир — наш!
Наше в княжеских подвалах вино!
Целый город, топоча как бык,
К мутной луже припадая — пьет.
В винном облаке — луна. — Кто здесь?
Будь товарищем, красотка: пей!
А по городу — веселый слух:
Где-то двое потонули в вине.
Как в пещере костер, запылает камин…
И звонок оправдав, точно роза в снегу,
Ты войдешь, серебрясь… Я — прости, не могу… —
Зацелую тебя… как идею брамин!
О! с мороза дитя — это роза в снегу!
Сладострастно вопьет бархат пестрой софы,
Он вопьет перламутр этих форм — он вопьет!
Будь моею, ничья!.. Лью в бокалы строфы,
Лью восторг через край, — и бокал запоет…
А бокал запоет — запоет кабинет,
И камина костер, и тигрица-софа…
Опьяненье не будет тяжелым, — о, нет:
Где вино вне вина — жить и грезить лафа!
Спесь мы Франции посбили,
Ей кудерки пообрили,
Убаюкана она!
Уж не будет беспокоить,
Шутки разные нам строить.
Дайте чашу нам вина!
Веселися, царь блаженный,
Александр Благословенный!
Русская земля сильна:
О тебе она радела,
Груди, жизни не жалела:
Дайте чашу нам вина!
Дайте чашу пьяной браги:
Генералов в честь отваги
Выпьем мы ее до дна;
За казачью хитрость, сбойство,
За солдатское геройство —
Дайте чашу нам вина!
Дайте меду нам братину,
Что явили мочь мы львину;
Где пылала зла война,
Сотней тысячи сражали;
Нет храбрей нас — доказали.
Дайте чашу нам вина!
Нет храбрей, — что мы с любовью
Своей жертвовали кровью;
Русским честь мила одна:
И корысти забывали,
Мы врагов своих спасали.
Дайте чашу нам вина!
Успокоили мы царства,
Бонапарта и коварства
Свергли в бездну адска дна, —
Пусть воюют там с чертями.
Царь-отец! ты здрав будь с нами.
Дайте чашу нам вина!
Играю в карты, пью вино,
С людьми живу — и лба не хмурю.
Ведь знаю: сердце все равно
Летит в излюбленную бурю.
Лети, кораблик мой, лети,
Кренясь и не ища спасенья.
Его и нет на том пути,
Куда уносит вдохновенье.
Уж не вернуться нам назад,
Хотя в ненастье нашей ночи,
Быть может, с берега глядят
Одни, нам ведомые очи.
А нет — беды не много в том!
Забыты мы — и то не плохо.
Ведь мы и гибнем и поем
Не для девического вздоха.
На перьях многокрасочных павлина,
Святого Брамы мудрая жена,
Сидит,—в руке у Сарасвати вина,
На вине светит каждая струна.
Еще стоит на лотосе она,
Всей Индии священная картина,
Глаза миндалевидные без дна,
Цветок мечты, в нем пламень сердцевина.
Богиня пляски, музыки, и слов,
Что ткут стихи в словесном поцелуе,
Медвяный гимн из мировых основ.
С ней, краснопевной, мир наш вечно нов.
Звени, струна, шепчитесь, вихри, струи,
В многосияньи радужных тонов.
Моя любимая страна,
Где ожил я, где я впервые
Узнал восторги удалые
И музы песен, и вина!
Мне милы юности прекрасной
Разнообразные дары,
Студентов шумные пиры,
Веселость жизни самовластной,
Свобода мнений, удаль рук,
Умов небрежное волненье
И благородное стремленье
На поле славы и наук,
И филистимлянам гоненье.
Мы здесь творим свою судьбу,
Здесь гений жаться не обязан
И Христа-ради не привязан
К самодержавному столбу!
Приветы вольные, живые
Тебе, любимая страна,
Где ожил я, где я впервые
Узнал восторги удалые
И музы песен, и вина!
Надобно смело признаться, Лира!
Мы тяготели к великим мира:
Мачтам, знамёнам, церквам, царям,
Бардам, героям, орлам и старцам,
Так, присягнувши на верность — царствам,
Не доверяют Шатра — ветрам.
Знаешь царя — так псаря не жалуй!
Верность как якорем нас держала:
Верность величью — вине — беде,
Верность великой вине венчанной!
Так, присягнувши на верность — Хану,
Не присягают его орде.
Ветреный век мы застали, Лира!
Ветер в клоки изодрав мундиры,
Треплет последний лоскут Шатра…
Новые толпы — иные флаги!
Мы ж остаёмся верны присяге,
Ибо дурные вожди — ветра.
Что же? будет ли вино?
Лайон, жду его давно.
Знаешь ли какого рода?
У меня закон один:
Жажды полная свобода
И терпимость всяких вин.
Погреб мой гостеприимный
Рад мадере золотой
И под пробкой смоляной
St Пере бутылке длинной.
В лета красные мои,
В лета юности безумной,
Поэтической Аи
Нравился мне пеной шумной,
Сим подобием любви!
вспомнил о поэте
И напененный бокал
Я тогда всему на свете,
Милый брат, предпочитал.
Ныне нет во мне пристрастья —
Без разбора за столом,
Друг разумный сладострастья,
Вина обхожу кругом
Все люблю я понемногу —
Часто двигаю стакан,
Часто пью — но, слава богу,
Редко, редко лягу пьян.
Есть обольщение в вине,
В его манящем аромате,
Как поцелуи в тишине,
Как вздох в безмолвии объятий.
Как хорошо дрожать, молчать,
Тревожиться при каждом звуке,
И жечь лобзанья, как печать,
Впечатлевать, как символ, руки.
Предчувствовать слова, глаза,
Утаенные в сердце речи,
Мечтать, как черны волоса,
Обжегшие случайно плечи.
И разойтись без клятв, без слов,
Скользнуть, как спугнутые тени,
Чтоб эта ночь, как греза снов,
Вплелась в гирлянду сновидений.
Есть обольщенье в тишине,
Восторг в безмолвии объятий,
Как сладость тайная в вине,
В его манящем аромате.
Летит с небес плетеная корзина.
Ах, как нетрезвость осени красива!
Задор любви сквозит в ее чертах.
В честь истины, которую мы ждали,
доверимся младенчеству маджари!
А ну-ка чашу! Чашу и черпак! Опустимся пред квеври на колени,
затем поднимем брови в изумленьи:
что за вино послал нам нынче бог!
Пылают наши щеки нетерпеньем,
и, если щеки не утешить пеньем,
что делать нам с пыланьем наших щек? Лоза хмельная ластится к ограде.
Не будем горевать о винограде-
душа вина бессмертна и чиста.
Пусть виночерпий, как и подобает,
услады виноградарям добавит —
им подобает усладить уста.
Зори, —
Вы
Угарно
Огневое —
— Старое
Янтарное
Вино!
Тот же круг
И ков
Столетий —
— Те же сети —
Ткет
Из года в год —
— Веков
Веретено!
Трав
Густой
Настой
На луге колосистом!
Полни, —
— Солнце, —
— Круг,
Кольцо
Из молний!
Ты —
Змея!
…Змея
Из трав
В лицо —
— Взвилась —
— Сердитым
Свистом…
. . . . . . . . . .
Жаль
Восторгом ядовитым, —
Жаль, —
Печаль
Моя!
Полудень, —
Стой!..
— «О, золотой,
О, —
Мой!»
Полудень —
Непробуден:
Я —
Отравлен тьмой —
От
Света!
О, конец!
Кольцо
Колец!
О, —
— Злое, злое,
Злое —
— Лето!
Ты поешь, как Тиртей. Твоя песня
Вдохновенной отваги полна…
Но ты публику выбрал плохую,
Ты в плохие поешь времена.
Тебя слушают, правда, с восторгам
И, дивясь, восклицают потом:
«Как полет его дум благороден,
Как владеет он мощно стихом!»
За стаканом вина не однажды
Тебе даже кричали: «Ура!»
Хором песни твои распевали,
Распевали всю ночь до утра.
За столом спеть свободную песню
Очень любят рабы… Ведь она
И желудку варить помогает,
Да и больше с ней выпьешь вина!
Счастлив, кому судьбою дан
Неиссякаемый стакан:
Он бога ни о чем не просит,
Не поклоняется молве,
И думы тягостной не носит
В своей нетрезвой голове.С утра до вечера ему
Не скучно — даже одному:
Не занятый газетной скукой
Сидя с вином, не знает он,
Как царь, политик близорукой,
Или осмеян, иль смешон.Пускай святой триумвират
Европу судит невпопад,
Пускай в Испании воюют
За гордой вольности права —
Виновных дел не критикуют
Его невинные слова.Вином и весел и счастлив,
Он — для одних восторгов жив.
И меж его и царской долей
Не много разницы найдем:
Царь почивает на престоле,
А он — забывшись — под столом.
Наши предки — люди тёмные и грубые, —
Кулаками друг на дружку помахав,
Вдруг увидели: громадное и круглое
Пролетело, всем загадку загадав.
А в спорах, догадках, дебатах
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.
Ой, вон блюдце пролетело над Флоренцией! —
И святая инквизиция под страх
Очень бойко продавала индульгенции,
Очень шибко жгла учёных на кострах.
А в спорах, догадках, дебатах
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.
Нашу жизнь не назовешь ты скучной, серенькой —
Тем не менее не радует сейчас:
Ктой-то видел пару блюдец над Америкой,
Ктой-то видел две тарелки и у нас.
И в спорах, догадках, дебатах
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.
О, как ты эффектна при этих свечах!
Смотреть на тебя смешно…
Ты слушаешь песни о странных вещах,
А я пью твое вино.
Я пил слишком быстро. Выпил до дна.
Ты решила, что это обман.
Но пойми- для новой бутылки вина
Нужен новый стакан.
Минуты взрывались, как майский салют.
Я прыгнул в его кольцо.
Разбились часы, и осколки минут
Порезали мне лицо.
Сегодня ты безупречно нежна,
Но в постели спрятан стальной капкан.
Пойми — для новой бутылки вина
Нужен новый стакан.
И я оборвал свой последний аккорд.
Мне нечего делать здесь.
Ты очень похожа на вафельный торт,
Но я не хочу тебя есть.
Сегодня ты чересчур пьяна.
Ну что ж, я тоже бываю пьян.
Когда для новой бутылки вина
Находится новый стакан.
На улице люди смешались в колоду
Помятых таинственных карт.
Но падает снег, и в такую погоду
В игре пропадает азарт.
Наверное, скоро придет весна
В одну из северных стран,
Где для каждой новой бутылки вина
Нужен новый стакан.
Царь, упившийся кипрским вином
И украшенный красным кораллом,
Говорил и кричал об одном,
Потрясая звенящим фиалом.«Почему вы не пьете, друзья,
Этой первою полночью брачной?
Этой полночью радостен я,
Я — доселе жестокий и мрачный.Все вы знаете деву богов,
Что владела богатою Смирной
И сегодня вошла в мой альков,
Как наложница, робкой и смирной.Ее лилии были нежны,
И, как месяц, печальны напевы.
Я не видел прекрасней жены,
Я не знал обольстительней девы.И когда мой открылся альков,
Я, властитель, смутился невольно.
От сверканья ее жемчугов
Было взорам и сладко и больно.Не смотрел я на бледность лица,
Не того мое сердце хотело,
Я ласкал, я терзал без конца
Беззащитное юное тело.Вы должны позавидовать мне,
О друзья дорогие, о братья.
Я услышал, сгорая в огне,
Как она мне шептала проклятья.Кровь царицы, как пурпур, красна,
Задыхаюсь я в темном недуге.
И еще мне несите вина,
Нерадиво-ленивые слуги».Царь, упившийся кипрским вином
И украшенный красным кораллом,
Говорил и кричал об одном,
Потрясая звенящим фиалом.
Расцвел камин костром пунцовым,
Расцвел костром.
Целую долго я лицо Вам,
Под серебром.
Вы пунцовеете, маркиза,
Цветком костра.
Изящна грезовость эскиза
И так остра.
Хотите спелого дюшеса,
Как Ваша грудь?
Люби поэта, поэтесса,
И строфы сгрудь.
Подайте, нимфы и сирены,
Вина, вина, —
Светлей под винные рефрэны
Волшба звена.
Бряцайте, грезовые звенья,
Сплетаясь в цепь,
Пылайте, красные поленья,
Как лес, как степь.
Беги, испытанный прозаик,
В провалы ниш:
Ты не поймешь души мозаик
И осквернишь.
Целую страстно я лицо Вам, —
Гроза и гром!
Расцвел камин костром пунцовым,
Расцвел костром.