Я ткач, я напевная птица,
Пленен я искусными гнездами.
Во всем мне желанна зарница,
Везде взнесена мной светлица,
С лазурными юными звездами.
Я тку золотые улыбки
На лицах еще не целованных,
И ножки мелькают как рыбки,
И ручки, воздушны и гибки,
Трепещут в руках заколдованных.
Н. Н. Страхову
Ткань природы мировая —
Риза — Божья, может быть…
В этой ризе я — живая,
Я — непорванная нить.
Нить идет, трепещет, бьется,
И уж если оборвется,
Никакие мудрецы
Не сведут ее концы:
Вечный ткач их так запрячет
Что (пускай кто хочет плачет!)
Нити порванной опять
Не найти и не связать…
Нити рвутся беспрестанно,—
Скоро, скоро мой черед!—
Ткач же вечный неустанно
Ткань звездистую ведет;
И выводит он узоры:
Голубые волны, горы,
Степи, пажити, леса,
Облака и небеса;
И куда мудрец ни взглянет,
Ни прорехи, ни узла нет:
Светозарна и ровна
Божьей ризы тонина.
У тебя венец златой,
У тебя в глазах — лазурь.
Над глубокою водой
Ты дышал рожденьем бурь.
У тебя венец златой,
Очи — светлый изумруд.
В сердце — пламень молодой,
В мыслях — горлицы поют.
Нашей Утренней Звездой,
Нашим Солнцем ты рожден.
У тебя венец златой,
А в очах — мудреный сон.
К нам Вечернею Звездой,
К нам Луною ты введен.
У тебя венец златой,
Вкруг тебя не молкнет звон.
Светлый лук возьми — и стой,
Сердце каждого — как лань.
Ты стрелою золотой,
Ты стрелой певучей — рань.
Будь нам Утренней Звездой,
Солнцем жги, и Солнцем встань.
Всем нам нужен ткач златой,
Чтоб соткать златую ткань.
У тебя венец златой,
У тебя в очах — намек.
Над Землей и над Водой
Ты поставил свой станок.
Нет слез в их глазах, и в угрюмые дни
За ткацким станком зубы скалят они:
«Германия, ткем мы твой саван могильный
С проклятьем тройным в нашей злобе бессильной.
Мы ткем, мы ткем!
Проклятье судьбе, заставлявшей не раз
Терпеть зимний холод и голод всех нас.
Напрасно мы ждали, терпели напрасно —
Она издевалась над нами бесстрастно.
Мы ткем, мы ткем!
Проклятье тому, кто одних богачей
Берет под защиту, у бедных ткачей
Последний их грош отнимая и, словно
Собак, их губя и давя хладнокровно.
Мы ткем, мы ткем!
Проклятье коварной стране, где позор
С бесчестьем смеются, наш слыша укор,
Где рано цветок погибает с кручиной
И червь услаждается гнилью и тиной.
Мы ткем, мы ткем!
Летает челнок и шумит наш станок,
Мы ткем день и ночь не вставая, на срок,
Ткем саван Германии дружно, как братья,
Вплетая в тот саван тройное проклятье…
Мы ткем, мы ткем!»
На воле — в лазури нежной
Прохладный день онемел…
Судьба —
Чтоб станок прилежный
Под ловкой рукою пел…
И песня —
Любви не ждите,
Сияющий мир далек…
За нитями вьются нити,
В основе снует челнок…
Ткачи —
Наступает осень,
Сентябрьский звездопад,
Но тихо скрипят колеса —
И нити летят, летят.
Шерстинка дрожит —
И снова,
Наматываясь, поет…
На воле дорогой новой
Сияющий мир идет.
На воле — огонь и ветер,
Тревога и барабан…
Полей и заводов дети
Тяжелый смыкают стан…
И встали ткачи, чтоб снова
Принять в свои руки власть,
Чтобы канат суровый
Для капитала спрясть…
Как тяжек на повороте
Их ткацких колес раскат —
Из жил и рабочей плоти
Они прядут канат.
Он натуго будет связан,
Упрямый и дикий враг, —
И заполощет разом
Обрызганный кровью флаг…
Из Дрездена недалеко
И до Берлина дойти.
Дойдем…
А там широко
Раскинулись пути.
Теперь мы узнаем, кто ты?
Как руки твои ловки?
На улицу — пулеметы,
На крышу лезьте стрелки…
Отрите же лбы от пота,
Пусть радостным будет лик.
За взводом взвод,
И рота
К сраженью готова вмиг…
Из Дрездена недалеко
И до Берлина дойти.
Дойдем…
А там широко
Раскинулись пути.
На белом свете жил да был
Один король когда-то.
В дела он царства не входил,
Но наряжаться так любил
Роскошно и богато,
Что в день раз двадцать пять
Привык костюм менять.
О нем не толковали:
Король стал заниматься,
А прямо обясняли:
„Изволит одеваться.“
Раз в городе пронесся слух,
Прошел и в царской свите —
(Ведь к разным сплетням кто же глух?)
О везде в город чудных двух
Ткачей, и что ткачи те
Скорей, чем в пять минут,
Такие ткани ткут,
Что от начала света
Подобных не бывало,
Но только платье это
Секрет один скрывало:
Кто был способен и умен,
Тот видел это платье,
Но если же, к несчастью, он
Был в этоть мир глупцом рожден,
То было вероятье,
Что для того глупца
С изнанки и лица
Та ткань совсем незрима,
Хотя смотри он в оба
На ткань неутонимо
До самой двери гроба.
Король, узнав о том, и дня
Прожить не мог в покое:
— "Будь это платье у меня,
Весь дворь по платью оценя,
Я знал бы, что такое
Весь мой придворный штат:
Ведь глупых, говорят,
И близ меня есть много…
Избавлюсь от заразы.“
И приказал он строго
Ткачам послать заказы.
Взглянуть на ткань, в немой борьбе,
Король желал ужасно;
Хоть он уверен был в себе
И в избранной своей судьбе,
Но — все-таки опасно.
„Пошлю, подумал он,
Министра: он умен,
Он служит мне примерно,
И знаю я заране,
Оценит он наверно
Достоинства той ткани.“
Министр к обманщикам ткачам
Явился и — ужасно! —
Ткань не видна его очам,
Лишь хитрым он внимал речам:
„Не правда ли, прекрасно?“
Ну, что он мог сказать,
Чтоб чести не ронять?
О тупости министра
Весь край бы вдруг услышал…
И стал хвалить он быстро:
„Рисунок дивный вышел!..“
Весь двор у плутов побывал,
Чтоб тканью любоваться,
Но каждый скрыл среди похвал,
Что ничего он не видал…
Как в глупости сознаться?
Назваться дураком?..
И над пустым станком,
Где не было ни нитки,
Художников искусство
Хвалили все в избытке
Восторженного чувства.
К ткачам король явился сам
И слышал толки в свите:
«Вот подивитесь чудесам!
Что за узор!.. Вот здесь… а там…
Король, сюда взгляните…»
Король же думал так:
„Неужли я дурак?
Лишен совсем понятья?
Не вижу эту ткань я…“
Но высказал желанье
Иметь такое платье.
Король, ткачей своих хваля,
К ним приезжает снова,
Ждет платья, деньги им суля,
И плуты тешут короля,
Что платье уж готово:
— „Примерить ваш наряд
Извольте“, говорят:
„Разденьтесь и примерьте…“
Разделся, мальчик словно,
Напуганный до смерти,
Король беспрекословно.
Пришел в восторг весь круг вельмож
Пред королем раздетым:
(Раздетый, чувствовал он дрожь)
— „Смотрите, как король хорош
В наряде новом этом!..
Что за фасон притон!..
По городу пойдем,
Все ставут удивляться…“
Король промолвил слово:
— „Что ж, можно отправляться?“
— „Извольте! все готово!!“
Король по улицам идет
Под балдахином пышным,
А вкруг него бежит народ,
Хвалу одежде воздает
С приветом, ясно слышным:
„Позволь взглянуть! Позволь!“
И думает король:
„На что ж это похоже?..
Мне за себя обидно:
Все видят то, о Боже,
Что мне совсем не видно!..“
Из окон, точно как из лож,
Смотрели дамы, молодежь,
Крича единогласно:
— „О, как наряд его хорош!
И как он сшит прекрасно!..“
Но мимо мальчик шел:
— „Да он почти что гол!..“
Ребенок кликнул звонко…
И поняли все разом,
Что только у ребенка
Нашелся здравый разум.