Думы волнуются, сердце печалится,
Песня унылая мерно слагается.
Сумерки мутныя; звезды встающия
В небе темнеющем яркими искрами,
Птички последний раз томно поющия —
Все мне пахнуло мечтаньями быстрыми.
Блеск догорающей розовой зореньки,
Тени прозрачныя, тени волшебныя,
Робко спустившися в низенькой горенке,
Словно колдуньи снадобья целебныя
Как царство белаго снега,
Моя душа холодна.
Какая странная нега
В мире холоднаго сна! —
Как царство белаго снега,
Моя душа холодна.
Проходят бледныя тени,
Подобны чарам волхва,
Звучат и клятвы, и пени,
Чрез миллионы лет — о, хоть в эфирных волнах! —
Хоть раз — о, это все равно! —
Померкшие черты среди теней безмолвных
Узнать мне будет суждено.И как мне хочется — о, хоть бессильной тенью! —
Без упоения и мук,
Хоть только бы прильнуть — о, только к отраженью! —
Твоих давно истлевших рук.И чтоб над всем, что здесь не понял ум беспечный,
Там разгорелся наконец
Огромный и простой, торжественный и вечный
Свет от слиянья двух сердец.
Прядки на березе разовьются, вьются,
сочной свежестью смеются.
Прядки освещенные монетками трепещут;
а в тени шевелятся темные созданья:
это тени чертят на листве узоры.
Притаятся, выглянут лица их,
спрячутся как в норы.Размахнулся нос у важной дамы;
превратилась в лошадь боевую
темногриво-зеленую…
И сейчас же стала пьяной харей.
Вечерний час потух. И тень растет все шире.
Но сказкой в нас возник иной неясный свет,
Мне чудится, что мы с тобою в звездном мире,
Что мы среди немых загрезивших планет.
Я так тебя люблю. Но в этот час предлунный,
Когда предчувствием волнуется волна,
Моя любовь растет, как рокот многострунный,
Как многопевная морская глубина.
Тяжела, безцветна и пуста
Надмогильная плита.
Имя стерто, даже рыжий мох
Искривился и засох.
Маргаритки беленький цветок
Доживает краткий срок.
Ива наклонила на скамью
Еще шумел веселый день,
Толпами улица блистала,
И облаков вечерних тень
По светлым кровлям пролетала.
Весенней негой утомлен,
Вдался я в сладкое забвенье:
Не знаю, долог ли был сон,
Но странно было пробужденье.
Безмолвно в сумраке ночном
Ходило лунное сиянье,
Среди могил неясный шепот,
Неясный шепот ветерка.
Печальный вздох, тоскливый ропот,
Тоскливый ропот ивняка.Среди могил блуждают тени
Усопших дедов и отцов,
И на церковные ступени
Восходят тени мертвецов.И в дверь церковную стучатся,
Они стучатся до зари,
Пока вдали не загорятся
На бледном небе янтари.Тогда, поняв, что жизнь минутна,
Сладострастные тени на темной постели окружили, легли, притаились, манят.
Наклоняются груди, сгибаются спины, веет жгучий, тягучий, глухой аромат.
И, без силы подняться, без воли прижаться и вдавить свои пальцы в округлости плеч,
Точно труп наблюдаю бесстыдные тени в раздражающем блеске курящихся свеч;
Наблюдаю в мерцаньи колен изваянья, беломраморность бедер, оттенки волос…
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает тела в разноцветный хаос.О, далекое утро на вспененном взморье, странно-алые краски стыдливой зари!
О, весенние звуки в серебряном сердце и твой сказочно-ласковый образ, Мари!
Это утро за ночью, за мигом признанья, перламутрово-чистое утро любви,
Это утро, и воздух, и солнце, и чайки, и везде — точно отблеск — улыбки твои!
Озаренный, смущенный, ребенок влюбленный, я бессильно плыву в безграничности грез…
«Жарко, дедушка! Вставай-ка!
Ты под солнцем целый день…
Вон прохладная лужайка
И кругом от кленов тень».— «Не прельщайте тенью, дети;
Нет, я с солнца не сойду!
Знаю сам, что клены эти
Хороши в моем саду.Им годов теперь немало, —
Мне ровесники они…
Отдохните вы, пожалуй,
В освежающей тени; Но прохлады не хочу я;
И вновь, и вновь твой дух таинственный
В глухой ночи, в ночи пустой
Велит к твоей мечте единственной
Прильнуть и пить напиток твой.
Вновь причастись души неистовой,
И яд, и боль, и сладость пей,
И тихо книгу перелистывай,
Впиваясь в зеркало теней…
Пусть, несказанной мукой мучая,
Здесь бьется страсть, змеится грусть,
Ты сказала мне: «Как скучно
Нынче пишут все поэты —
И у этого печалью
Переполнены сонеты.
Те же грезы, те же рифмы!
Всё сирени да сирени!..»
И, зевая, опустила
Книгу песен на колени.
А над нами в это время
Горячо лазурь сверкала,
Доброй ночи!.. Пора!
Видишь: утра роса небывалая там
Раскидала вдали озера…
И холмы поднялись островами по тем озерам.
Доброй ночи!.. Пора!
Посмотри: зажигается яркой каймой
На востоке рассвета заря…
Как же ты хороша, освещенная утра зарей!
Набегают вечерние тени,
Погасает сиянье за далью.
Облелеянный тихой печалью,
Уронил я письмо на колени.
Облелеянный тихой печалью,
Вспоминаю ненужные грезы…
А в душе осыпаются розы,
Погасает сиянье за далью.
Да, в душе осыпаются розы.
Милый брат! ты звездой серебристой
Старый, старый сон. Из мрака
Фонари бегут — куда?
Там — лишь черная вода,
Там — забвенье навсегда.
Тень скользит из-за угла,
К ней другая подползла.
Плащ распахнут, грудь бела,
Алый цвет в петлице фрака.
Душой весны природа ожила,
И блещет все в торжественном покое:
Лазурь небес, и море голубое,
И дивная гробница, и скала!
Древа кругом покрылись новым цветом,
И тени их, средь общей тишины,
Чуть зыблются дыханием волны
На мраморе, весною разогретом…
Давно ль умолк Перун его побед,
И гул от них стоит доселе в мире… И ум людей великой тенью полн,
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах
Пушкин
Уже овеянная тенями,
Встречая предзакатный свет,
Там, за пройденными ступенями, —
Мечта моих начальных лет!
Все тот же лик, слегка мечтательный,
Все тот же детски-нежный взор,
В нем не вопрос, — привет ласкательный,
Я видел пред собой дорогу
В тени раскидистых дубов,
Такую милую дорогу
Вдоль изгороди из цветов.Смотрел я в тягостной тревоге,
Как плыл по ней вечерний дым.
И каждый камень на дороге
Казался близким и родным.Но для чего идти мне ею?
Она меня не приведет
Туда, где я дышать не смею,
Где милая моя живет.Когда она родилась, ноги
Взял я заступ и лопату...
Дети! ставлю тут дубок.
Быть для вас здесь месту святу
От сегодня в долгий срок.
Сокрушит меня могила,
Затемнится отчий лик,
А дубок — в нем будет сила,
Глянет статен и велик.
Небо ярко, небо сине
В чистом золоте ветвей.
Но струится тень в долине,
И звенит вокруг чуть слышно
Нежный зов — не знаю чей.
Это призрак или птица
Бело реет в вышине?
Это осень или жрица,
В ризе пламенной и пышной,
Ещё один потухший день
Я равнодушно провожаю
И молчаливой ночи тень,
Как гостя скучного, встречаю.
Увы! не принесёт мне сна
Её немая тишина!
Весь день душа болела тайно
И за себя и за других…
С высокой башни колокольной
Призывный заменяя звон,
Часы поют над жизнью дольной,
Следя движение времен.
Но днем в бреду многоголосном
Не слышен звонкий их напев,
Над гулким грохотом колесным,
Над криком рынка, смехом дев.
Когда ж устанет день, и ляжет
Ночная тень во всех углах,
Летела птица голубая,
Все выси обогнула смело,
И тьма редела, уступая,
И тень земная голубела.
Летела птица золотая,
Зарею расширялись крылья,
И в душу лился, ниспадая,
Медвяный дождик изобилья.
День вечереет, ночь близка,
Длинней с горы ложится тень,
На небе гаснут облака…
Уж поздно. Вечереет день.
Но мне не страшен мрак ночной,
Не жаль скудеющаго дня,—
Лишь ты, волшебный призрак мой,
Лишь ты не покидай меня!..
Свиваются бледныя тени
Видения ночи беззвездной,
И молча над вечною бездной
Качаются наши ступени.
Друзья, мы спустились до края,
Стоим над открытою бездной —
Мы, путники ночи беззвездной,
Искатели смутнаго рая.
Тень за тенью бежит — не догонит,
вдоль по стенке… Лежи, не ворчи.
Стонет ветер? И пусть себе стонет.
Иль тебе не тепло на печи? Ночь лихая… Тоска избяная…
Что ж не спится? Иль ветра боюсь?
Это — Русь, а не вьюга степная!
Это корчится черная Русь! Ах, как воет, как бьется — кликуша!
Коли можешь — пойди и спаси!
А тебе-то что? Полно, не слушай…
Обойдемся и так, без Руси! Стонет ветер все тише и тише…
Мы ли — пляшущие тени?
Или мы бросаем тень?
Снов, обманов и видений
Догоревший полон день.
Не пойму я, что нас манит,
Не поймешь ты, что со мной,
Чей под маской взор туманит
Сумрак вьюги снеговой?
И твои мне светят очи
Наяву или во сне?
Снега растаяли, весна права,
Я теперь все стерплю.
Опять по-новому звучат слова
Я тебя люблю! Ты судьба!
Я без милости и щедрости твоей,
Как тень без солнца и береза без ветвей.
Но ты без меня —
Очаг без огня.
Моя судьба! Войду я солнышком в твое окно,
Сто веков жить велю.
Светлеют тени. И восток
Сверкает радужно. Проснулась,
Вспорхнула птица, — ветвь качнулась:
Росинки пали на песок.
Прозрачность хрупкая на блеклом,
На первом трепете лучей…
Чу! Шум крыла. Звенит ручей.
Сверкает воздух, словно стекла…
День обессилел, и запад багряный
Гордо смежил огневые глаза.
Белы, как дым из кадильниц, туманы,
Строги, как свод храмовой, небеса.
Звезды мерцают, и кротки и пышны,
Как пред иконами венчики свеч.
Ветер прерывистый, ветер чуть слышный
Горестно шепчет прощальную речь.
Скорбные тени, окутаны черным,
Вышли, влекут свой задумчивый хор,
Пророчица Кассандра! — тень твоя
На берегах благословенной Леты
Не ведает утех небытия,
И здесь твои мечты забвеньем не согреты.
Твой дух живет виденьем лучших дней,
Ты мыслью там, близ Иды, у Скамандра,
В Аиде ищешь ты родных теней,
О прошлом им твердишь, пророчица Кассандра!
(На пристани пустынной бледный мальчик
Глядит, как гаснет огненный закат…)
— Плыви, наш пароход! свой тонкий пальчик
Я положила на канат.
(Тень меж теней, по гладким глыбам мола
Бродить он будет, молча, до зари.)
— Моя душа! печальная виола!
Плачь и о прошлом говори!
(Он вспомнит, вспомнит, как над морем буйным
Сидели двое, ночью, на скале!)
Мы на полустанке,
Мы забыты ночью,
Тихой лунной ночью,
На лесной полянке…
Бред — или воочью
Мы на полустанке
И забыты ночью?
Далеко зашел ты,
Паровик усталый!
Доски бледно-желты,
Под небом голубым страны своей родной
Она томилась, увядала…
Увяла наконец, и верно надо мной
Младая тень уже летала;
Но недоступная черта меж нами есть.
Напрасно чувство возбуждал я:
Из равнодушных уст я слышал смерти весть,
И равнодушно ей внимал я.
Так вот кого любил я пламенной душой
С таким тяжелым напряженьем,
Если вечер настанет и длинныя, длинныя
Паутинки, летая, блистают по воздуху,
Вдруг запросятся слезы из глаз безпричинныя,
И стремишься из комнаты к воле и к отдыху.
И, мгновенью отдавшись, как тень, преклоняешься,
Удивляешься Солнцу, за лесом уснувшему,
И с безмолвием страннаго мира сливаешься,
Уходя к незабвенному, к счастью минувшему.