Свежей весной
Всеозаряющее,
Нас опьяняющее
Цветом, лучом, новизной, —
Слабые стебли для жизни прямой укрепляющее, —
Ты, пребывающее
С ним, неизвестным, с тобою, любовь, и со мной!
Ты теплое в радостно-грустном Апреле,
Когда на заре
Только ветер да звонкая пена,
Только чаек тревожный полет,
Только кровь, что наполнила вены,
Закипающим гулом поет.
На галерах огромных и смрадных,
В потном зное и мраке сыром,
Под шипенье бичей беспощадных
Мы склонялись над грузным веслом.
Мы трудились, рыдая и воя,
Умирая в соленой пыли,
Не бряцай, печальна лира,
Громкой песни ты сей час,
Благодетельница мира
Удалилася от нас.
Муз богиня удалилась,
Из Петрополя сокрылась
Матерь от своих детей:
Солнцу красному подобно,
Счастье, кажется, народно
Укатилося за ней.
Был и я в стране чудесной,
Там, куда мечты летят,
Где средь синевы небесной
Ненасытный бродит взгляд,
Где лишь мул наверх утеса
Путь находит меж стремнин,
Где весь в листьях в мраке леса
Рдеет сочный апельсин.Край, любовь самой природы,
Родина роскошных муз,
Область браней и свободы,
Вы, жоны севера, приветствуйте меня:
Никто вас не порадует, как я.
До этих пор вы не слыхали слова
Правдиваго и добраго такого,
Какое я произнесу сейчас —
И благодарности горячей жду от вас:
За речь правдивую пред светом
Мне отплатите лаской и приветом.
На целый мир вас прославляя, к вам
Я в мире возбужу благоговенье,
Напрасно подвиг покаянья
Ты проповедуешь земле
И кажешь темные деянья
С упреком гордым на челе.
Их знает Русь. Она омыла
Не раз нечистые дела,
С смиреньем господа молила
И слезы горькие лила.
Быть может, я теперь рыдают
В тиши, от пас удалены,
Во льдах, с погодой не в ладу,
Вели суровые поморы
Поток плотов на поводу, —
О берег бились волны спора:
— Вконец погубит, лиходей!
— Подохнем, братцы, без причастья!
— Смышленых, видишь ты, людей
Шлет к супостатам обучаться
Владеть мечом и долотом
Да городить дома в туманах…
О, ты, с которым я, от юношеских лет,
Привык позабывать непостоянный свет,
Привык делить мечты, надежды, наслажденья,
И музы девственной простые песнопенья,
И тихие часы досугов золотых!
Друг сердца моего и друг стихов моих!
Завидую тебе: умеренным счастливой,
Твой дух не возмущен мечтой славолюбивой;
Ты, гордо позабыв мятежный света шум.
В уединении, жилище смелых дум,
Одним из тех великих чудодействий,
Которыми ты, родина, полна,
В степях песчаных и солончаковых
Струится Волги мутная волна...
С запасом жизни, взятым на дорогу
Из недр глубоких северных болот,
По странам жгучим засухи и зноя
Она в себе громады сил несет!
От дебрей муромских и от скито́в раскола,
Пройдя вдоль стен святых монастырей,
Вы едете, оставя за собой
Родную Русь с ее привольем и пространством,
С ее младою, девственной красой,
С ее живым нарядом и убранством,
С ее надеждой, верой — и Москвой.
Знакомиться с германскою столицей
Спешите вы — за длинной вереницей
Пустых людей, которых нам не жаль
(Их поделом взяла чужая даль!),
Таких людей чуждаетесь вы сами.Итак, Берлин предстанет перед вами,
Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым странам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.
Здесь Пушкин в чувственном огне
Слагал душой своей опальной:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».
В разлуке я искал смягченья тяжких бед;
Бежал от милых стран, тобою озаренных,
Бродил во мгле пустынь, ужасных и забвенных...
Повсюду тишина! Нигде покоя нет!
По ребрам диких скал, извитою тропою
Всхожу на сей утес со мшистою главою, —
Каким видением внезапно поражен!
Какая дивная безмерности картина!
Сей древний океан в брегах не заключен!
Вдали слиялась с ним лазурная пучина!
Егор Петрович Мальцев
Хворает, и всерьез:
Уходит жизнь из пальцев,
Уходит из желез.
Из прочих членов тоже
Уходит жизнь его,
И вскорости, похоже,
Не будет ничего.
Любезный родственник, поэт и камергер,
Пожалуй, на досуге
Похлопочи о друге!
Ты знаешь мой манер:
Хозяин я плохой, в больших разездах вечно,
То в Питере живу, то в Низовой стране,
И скоро проживусь, конечно;
Подчас приходит жутко мне!
Но дело не о том. Башмачник мой, повеса,
Картежник, пьяница, в больницу отдан был,
Я не люблю пустого словаря
Любовных слов и жалких выражений:
«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой».
Я рабства не люблю. Свободным взором
Красивой женщине смотрю в глаза
И говорю: «Сегодня ночь. Но завтра —
Сияющий и новый день. Приди.
Бери меня, торжественная страсть.
А завтра я уйду — и запою».Моя душа проста. Соленый ветер
Морей и смольный дух сосны
По небу
По небу тучи бегают,
дождями
дождями сумрак сжат,
под старою
под старою телегою
рабочие лежат.
И слышит
И слышит шепот гордый
вода
Как А,
Как башенный ответ — который час?
Железной палкой сотню раз
Пересеченная Игла,
Серея в небе, точно Мгла,
Жила. Пастух железный, что он пас?
Прочтя железных строк записки,
Священной осению векши,
Страну стадами пересекши,
Струили цокот, шум и писки.
Еще закон не отвердел,
Страна шумит, как непогода.
Хлестнула дерзко за предел
Нас отравившая свобода.
Россия! Сердцу милый край,
Душа сжимается от боли,
Уж сколько лет не слышит поле
Петушье пенье, песий лай.
1
Живя мечтою: жать, не сея
Без задних мыслей на уме,
Бывало, старая Расея,
Кряхтя, готовилась к зиме
Да и какая подготовка?
Уж так от дедов и отцов:
Была бы темная кладовка
Полна соленых огурцов;
Да чтобы шуба в нафталине,
Мы — солидные люди,
Комсомольцы двадцатого года.
Моль уже проедает
Походные наши шинели…
Мы с детства знакомы
С украинской нашей природой,
Мы знаем,
Как выглядит тополь
После дождя и шрапнели. На минуту представьте себе
Вечера близ Диканьки,
Кто ты, светлый сын небес,
Светлоокий, быстрокрылый?
Кто тебя в сей мрачный лес,
Сей скалы в вертеп унылый,
Под обросший мхами свод,
К бездне, где с начала мира
С гор до дна поток ревет,
Приманил от стран эфира?
Что твой пламенник погас?
Я уснул, и в каком-то безумном бреду
Мне приснился волшебный, невиданный свет:
Будто, в дивном саду
По цветам я иду
И бессмертные птицы поют мне привет
И кивают цветы мне головками вслед.
Вот селенья людей: лица — кровь с молоком,
Я не встретил убогой избы ни одной,
С нищетой селянин лишь по сказкам знаком…
Что за дикие сны снятся людям весной!..
Не тот лишь армянин, кто знает наш язык,
Иль чья фамилия кончается на — «ян»,
Кто ест всегда пилав, и долму, и шашлык,
И носит с гордостью армянский свой кафтан;
Кто часто храм святой армянский посещает,
Иль кто привык говеть четыре раза в год,
Кто крестит рот, глаза — в тот миг, когда зевает,
Скоромного постом не кушает, не пьет!
Поэт в стране иной и под звездой великой
Был некогда рожден,
Любовию к любви и злобой к злобе дикой
Богато одарен.
И все: добро со злом и жизнь со смертью — разом
Поэта взор проник,
И тайну бытия его могучий разум
Провидел и постиг.
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Высоко передо мною
Старый Киев над Днепром,
Днепр сверкает под горою
Переливным серебром.
Слава, Киев многовечный,
Русской славы колыбель!
Слава, Днепр наш быстротечный,
Руси чистая купель!
В тревоге собрался народ в священный храм
В условный день рекрутскаго набора;
Семь урн поставлено со жребиями там,
Семь юношей ждут в храме приговора.
Но если враг Италии грозит,
Чего же этим юношам смущаться?
Иль края бедствие в них гнева не родит?
Нет, не отечество сзывает их сражаться
За честь страны своей, за честь своих отцов,
Но палке иноземных пришлецов
Уж рощей лиственная сень
Росой коралльною дымится,
И чуть заметливая тень
На долы, на поля ложится;
Ленивый ветерок, порхая
И поминутно утихая,
Природу клонит в сладкий сон;
Уж с нею засыпает он.
Один я в темной тишине,
Оставив свой семейный круг,
От Европы старинной
Оторвавшись, Алжир,
Как изгнанник невинный,
В знойной Африке сир.
И к Италии дальной
Дивно выгнутый мыс
Простирает печальный
Брат Алжира, Тунис.
Валентину Кривичу
1.
Она простерлась, неживая,
Когда замышлен был набег,
Ее сковали грусть без края
И синий лед, и белый снег.Но и задумчивые ели
В цветах серебряной луны,
Всегда тревожные, хотели
Святой по-новому весны.И над страной лесов и гатей
Сверкнула золотом заря, —
(19 января 1887 г.)
Он вышел рано, а прощальный
Луч солнца в тучах догорал;
Казалось, факел погребальный
Ему дорогу освещал:
В темь надвигающейся ночи
Вперив задумчивые очи,
Он видел — смерть идет…
Хотел
Росскими летить странами
На златых крылах молва ;
Солнца нового лучами
Освещается Москва.
Александр, Елисавета!
Восхищаете вы нас.
Облеченных во порфиру
Видя в царских вас венцах,
— Мир, где ты?
— Я всегда с тобою. Ты меня несешь
Дни бегут за годами, годы за днями, от одной туманной бездны к другой. В этих днях мы живем. Если же взглянуть назад, то из них свиваются темные, и золотые, и бесцветные облака. Горькие, очаровательные дали! Там различаем мы милые лица, несшиеся в жизни к нам близко; помним улыбки, взоры дорогих глаз, вздохи любви, муку ревности; вереницей идут места, ставшие нам родными; страны, дарившие прелесть природы, воздуха, искусств; книги, сиявшие душе; русские весны и дивные меланхолии осени, и наши звезды, и закаты над родными городами, славные запахи, и блеск случайного утра много лет назад, и песнь уличного певца в чужой стране, и скромный полет ласточки.
Все наши чувства и мысли, образы, страдания, радости и заблужденья—следуют за нами! И как будто они прошли, но они не прошли; все их несем мы с собой, и чем далее—больше.
Не прошли и те, кто с жизненного пути унесен в неизвестное. Они не прошли. Их уход ранит сердце. Человеческими, земными слезами мы их оплакиваем. Человеческое сердце пронзается. Но скорбь уходит. Вечность остается. В ней так же, как в былой жизни, отшедшие с нами, и чем далее ведет нас время, тем их образы чище.
Их число все растет. Уходили взрослые и молодые, славные и средние; уходили женские глаза, когда-то томившие; те, кого мы любили и к кому были равнодушны.
Так и он ушел—юноша с ясной улыбкой, наша последняя рана—ныне милая тень. Тот, чей первый крик при появлении на свет мы слышали, предсмертного же стона не слыхали. Кто был при нас младенцем и ребенком, юношей; кто весь, во всех чертах жив пред нами и дорог. В мир, сквозь жизнь несущийся с нами, в мир живых призраков и он вступил. Он—наш спутник. Растут паруса на нашем корабле. Он—один парус. И наш путь вместе, доколе наш корабль не войдет в ту же пристань, и сами для кого-нибудь, нам родного, не обратимся в тень.
Дни бегут за годами, годы за днями, от одной туманной бездны к другой.
В час, когда к браздам Титана, вслед колесам золотым,
Дол, курильница тумана, благодарный стелет дым
И, покорствуя, приемлет синей ночи тихий дар,
А с востока даль обемлет сребропламенный пожар —
И, царя, луна восходит в блеске дивном из-за гор
И в ущелия низводит чародейственный дозор,
И в очах вскипают слезы, и, проснувшися с луной,
Реют видящие грезы над почившею страной, —
Так вот в какия пустыни
Ты нас заманил, Соблазнитель!
Бесстрастный учитель
Мечты и гордыни,
Скорби целитель,
Освободитель
От всех уныний!
Эта страна — безвестное Гоби,
Где Отчаянье — имя столице!