Усталы по-вечернему с утра,
И тяжело от лёгкого похмелья,
Ну что, ребята, худо — без добра?
Ну что, ребята, трудно от безделья?
Всегда был мал,
Всегда был скверен,
Теперь стар стал,
А все уверен,
Что хоть уйти, хоть ополчиться,
Хоть пошалить иль потрудиться,
Переменю я обоих
Ребят моих.
Будь в жизни прям и непритворен,
Враждуя с ложью и со злом,
И да не будет опозорен
Твой фрак звездою иль крестом.
Окапывали вишни.
Сергей сказал: — Я лишний.
Пять деревьев, пять ребят —
Я напрасно вышел в сад.
А как поспели вишни,
Сергей выходит в сад.
— Ну нет, теперь ты лишний!
Ребята говорят.
Ребенок блажит в колыбели.
Капризного нечем унять.
Не хочет он песенок слушать,
Не хочет он с мамой играть.
Блажное, усталое сердце
Чуждается так же людей,
И, ранено бледною скорбью,
Все ноет о доле своей.
Я слышу звон твоих речей,
Куда резвиться ни беги ты.
Я вижу детский блеск очей
И запылавшие ланиты.
Постой, — шалить не долгий срок:
Май остудить тебя сумеет,
И розы пурпурный шипок,
Вдруг раскрываясь, побледнеет.
Ребенок проснулся
И смотрит в окно.
Но что он увидел,
Нам знать не дано.
Ребенку полгода
И вряд ли уже
Все ясно
Его несмышленой душе.
Природа сама
Разберется во всем.
Пока же он
В замкнутом мире своем.
Но вскоре иные
Придут времена.
Поймет он,
Что лето уже не весна.
Что доброе слово
Не дружит со злым.
И мир, что вокруг…
Неповторим.
Когда ребенком мне случалось
Услышать песнь: «Христос воскрес!»,
То сонмы ангелов, казалось,
Поют с ликующих небес.
Сегодня ночи жду пасхальной.
Безмолвны ангелов полки,
И не сойдут они в печальный
Приют недуга и тоски.
И светлой вести воскресенья
Ответит здесь, в ночной тиши,
Немая скорбь уничтоженья
Когда-то верившей души.
Ребята на лугу играли,
Шары себе катали.
Пришел к игрушкам Лев,
Пришел, и тут же сев,
Здорово им, как братам,
Он, лапу приподняв,
Вещает так ребятам:«Давать катать шары; кто выйграет, тот прав».
Ребята Льву в ответ: «Мы свой храним устав.
Мы лапу львиную высоко почитаем,
Но родом, из веков, со Львами не играем».
О будущем своем ребенке
Всю зиму промечтала ты
И молча шила распашонки
С утра до ранней темноты.
Как было радостно и чисто,
Две жизни в сердце затая,
Наперстком сглаживать батиста
Слегка неровные края…
И так же скромно и безвестно
Одна по Пресне ты прошла,
Когда весною гробик тесный
Сама на кладбище снесла.
18 октября 1917
Когда я был ребенком, — лес ночной
Внушал мне страх; до боли я боялся
Ночных равнин, болот, одетых белой мглой,
Когда мой конь усталый спотыкался.
Теперь — прошло немного лет с тех пор,
И жизнь сломила дух; я пережил довольно;
Когда опять въезжаю в темный бор
Ночной порой — мне радостно и больно.
Бай, люби ребенка, баюшки баю!
Беленькую рыбку, баюшки баю,
Зыбко убаюкай моего бебе
В белой колыбельке, баюшки баю.
Будешь, будешь добрый, улыбнусь тебе.
Позабудь про буку, баюшки баю.
Бьется в колыбельку басня о судьбе.
Зыбок твой кораблик, баюшки баю.
Бури ты не бойся, белый мой бебе,
Бури разбегутся, баюшки баю.
Рассыпаяся смехом ребенка,
Явно в душу мою влюблены,
пролетают прозрачно и звонко
Надо мною блаженные сны.И, мгновенной охвачен истомой,
Снова молодость чую свою;
Узнаю я и голос знакомый
И победный призыв узнаю.И когда этой песне внимаю,
Окрыленный восторгом, не лгу,
Что я всё без речей понимаю
И к чему призывает — могу! 13 марта 1892
Ребенок с ротиком пурпурным,
Со взором, полным красоты,
Мой милый, ласковый ребенок,
Как от меня далеко ты.
А нынче долог зимний вечер!
Лечу к тебе мечтой своей,
Сижу с тобой, с тобой болтаю
В уютной комнатке твоей!
И к белым ручкам припадают
Уста влюбленные мои,
И оросить спешу слезами
Я ручки белые твои!
От душной копоти земли
Погасла точка огневая,
И плавно тени потекли,
Контуры странные сливая.И знал, что спать я не могу:
Пока уста мои молились,
Те, неотвязные, в мозгу
Опять слова зашевелились.И я лежал, а тени шли,
Наверно зная и скрывая,
Как гриб выходит из земли
И ходит стрелка часовая.
«Отец, отец, куда ты идешь?
О, не иди так быстро!
Ответь мне, отец, я твой маленький мальчик,
Иначе я потеряюсь».
Ночь была темна, не было отца,
Ребенок измок от росы;
Глубока была топь, и плакал ребенок,
И прочь улетали туманы.
Смех ребенка за стеной,
Близко от меня,
Веет свежею весной,
Говорит о власти дня.
Это сказка, это сон,
Что из нежных струй
Легкий стебель вознесен,
Воплощенный поцелуй.
Легкий стройный стебелек,
С ласковым цветком,
Завязь, в мире, новых строк,
Птичка с светлым хохолком.
Птичка с светлым голоском,
Пой мне без конца,
Будь мне сказкой, будь цветком,
Будь улыбкою лица.
На берегу сидел слепой ребенок,
И моряки вокруг него толпились;
И улыбаясь он сказал: «Никто не знает,
Откуда я, куда иду и кто я,
И смертный избежать меня не может,
Но и купить ничем меня нельзя.
Мне все равны: поэт, герой и нищий,
И сладость неизбежности неся,
Одним я горе, радость для других.
И юный назовет меня любовью,
Муж — жизнью, старец — смертью. Кто же я?»
Вспыхнула алая зорька.
Травы склонились у ног.
Ах, как тревожно и горько
пахнет степной полынок! Тихое время заката
в Волгу спустило крыло…
Ах вы, ребята, ребята!
Сколько вас здесь полегло! Как вы все молоды были,
как вам пришлось воевать…
Вот, мы о вас не забыли —
как нам о вас забывать! Вот мы берём, как когда-то,
горсть сталинградской земли.
Мы победили, ребята!
Мы до Берлина дошли! …Снова вечерняя зорька
красит огнём тополя.
Снова тревожно и горько
пахнет родная земля. Снова сурово и свято
Юные бьются сердца…
Ах вы, ребята, ребята!
Нету у жизни конца.
Он охранял твой сон, когда ребенком малым,
Бывало, перед ним ты сладко засыпал,
И солнца теплый луч своим сияньем алым
На щечках бархатных заманчиво играл.
Он сторожит твой сон теперь, когда, разбитый,
Больной, уставший жить, тревожно дремлешь ты,
И тот же луч зари на впалые ланиты
Бросает, как тогда, роскошные цветы…
Ребенок, весь светлый, так мило курчавый,
Сказал мне: «Иду за тобой я, — а ты?
За кем?» Распускались весенние травы,
Пестрели, желтели цветы.
И я, рассмеявшись, сказал: «За стихами.
Стихи — вон за тем мотыльком.
А он с ветерком — за цветками,
И вместе играют они лепестком»
— «А все они вместе?» — «За Солнцем веселым».
— «А Солнце?» — «За Тьмою». — «Как, Солнце за Тьмой?
Ты шутишь! Ты гадкий!» О, медом тяжелым
Наполнен цветок полевой!
С горячим участьем гляжу на тебя я, ребенок!
Как взгляд твой приветлив, как голос твой мягок и звонок,
Как каждое слово мне в грудь западает глубоко
И как увлекает оно мое сердце далеко…
Что день, за тебя я молюся пред светлой иконой:
Да будет тебе он на трудном пути обороной,
Да вечно хранит он тебя от житейской невзгоды:
Пускай бы цвела ты средь мира, любви и душевной свободы…
О, светлая моя Светлана,
Дитя с недетской душой,
Вообрази: в снегу поляна,
Луна и лес большой, большой…
Здесь от Словении есть что-то:
Такие же сосны и холмы.
И кажется мне отчего-то,
Что поняли б друг друга мы…
Мне жизни не снести несносной,
Мешающей мне жить шутя:
Ты знаешь… Не совсем я взрослый,
А ты… ты не совсем дитя!
Знаю, зачем ты, ребенок больной,
Так неотступно всё смотришь за мной,
Знаю, с чего на большие глаза
Из-под ресниц наплывает слеза.Там у вас душно, там жаркая грудь
Разу не может прохладой дохнуть,
Да, нагоняя на слабого страх,
Плавает коршун на темных кругах.Только вот здесь, средь заветных цветов,
Тень распростерла таинственный кров,
Только в сердечке поникнувших роз
Капли застыли младенческих слез.22 июля 1882
Сто ребят —
Детский сад —
Жили на даче.
Это значит:
Побарахтались в реке,
Повалялись на песке,
Понастроили ходов
И песчаных городов,
Нагулялись вволю
Пó лесу и полю.
Стали крепки,
Вроде репки,
Тело
Бело
Почернело!
Смотрят мамы:
— Где же наши
Саши, Маши и Наташи?
Где же бéлы ноги-руки?..
— Чьи такие это внуки? —
Спрашивают бабушки.
отвечают дедушки:
— Загорели, загорели,
Загорели детушки!!!
Памяти егоЕго несладкая слащавость,
Девическая бирюза
И безобидная лукавость
Не «против» говорят, а «за».
Капризничающий ребенок,
Ребенок взрослый и больной,
Самолюбив и чутко-тонок
Души надорванной струной.
К самопожертвованью склонный,
Ревнивый робко, без хлопот,
В Мечту испуганно-влюбленный, —
Чего ему недостает?
Недостает огня и силы,
Но именно-то оттого
Так трогательно сердцу милы
Стихи изящные его.
Плакала ночью вдова:
Нежно любила ребенка, но умер ребенок.
Плакал и старец-сосед, прижимая к глазам рукава,
Звезды светили, и плакал в закуте козленок.
Плакала мать по ночам.
Плачущий ночью к слезам побуждает другого:
Звезды слезами текут с небосклона ночного,
Плачет Господь, рукава прижимая к очам.
По дорогам, от мороза звонким,
С царственным серебряным ребенком
Прохожу. Всё — снег, всё — смерть, всё — сон.
На кустах серебряные стрелы.
Было у меня когда-то тело,
Было имя, — но не все ли — дым?
Голос был, горячий и глубокий…
Говорят, что тот голубоокий,
Горностаевый ребенок — мой.
И никто не видит по дороге,
Что давным-давно уж я во гробе
Досмотрела свой огромный сон.
Спустись в подземные ущелья,
Земные токи разбуди,
Спасай, спасай твое веселье,
Спасай ребенка на груди!
Уж поздно. На песке ложбины
Лежит, убита горем, мать.
Холодный ветер будет в спину
Тебе, бегущему, хлестать!
Но ты беги, спасай ребенка,
Прижав к себе, укутав в плащ,
И равномерным бегом звонко
Буди, буди нагорный хрящ!
Успеешь добежать до срока,
Покинув горестную мать,
И на скале, от всех далекой,
Ему — ребенку — имя дать! 21 ноября 1903
Ну о чём с тобою говорить —
Всё равно ты порешь ахинею.
Лучше я пойду к ребятам пить —
У ребят есть мысли поважнее.
У ребят серьёзный разговор —
Например, о том, кто пьёт сильнее.
У ребят широкий кругозор —
От ларька до нашей бакалеи.
Разговор у нас и прям, и груб —
Все проблемы мы решаем глоткой:
Где достать недостающий рупь
И кому потом бежать за водкой.
Ты даёшь мне утром хлебный квас.
Что тебе придумать в оправданье?
Интеллекты разные у нас —
Повышай своё образованье!
Тягучий жар на землю льется,
томят извилины пути…
К артезианскому колодцу
бежит ребенок лет шести.
На цыпочки на камне белом
приподымаясь на краю,
губами ловит неумело
тугую, круглую струю.
Она дугой взлетает звонко,
спеша в орешник молодой,
и пересохший рот ребенка
едва целуется с водой.
И у меня судьба такая,
и я к источнику бегу.
Мне счастье бьет в лицо, сверкая,
а я напиться не могу!
К тысячам военкоматов идут
И идут добровольцы —
Старики и ребята, безусые
И комсомольцы.
Их призывают к мщенью,
В груди миллионной вскипев,
Народное возмущенье,
Грозный народный гнев.
Верных сынов народа
Прославит навек она —
41-го года
Отечественная война.
К тысячам военкоматов идут
И идут добровольцы,
Боевые ребята, отважные
Комсомольцы.
Долго в этой жизни темной
Образ милой мне блистал;
Но исчез он — и, как прежде,
Я бродить в потемках стал.
Как ребенок запевает
Песню громкую впотьмах,
Чтобы ею хоть немного
Разогнать свой детский страх,
Так, ребенок безразсудный,
В темноте пою и я,
Песня, может, незабавна,
Да тоска прошла моя.
Дружок, не бойся шурале, ведьм не бойся и чертей,
Никто, поверь мне, отродясь не встречал таких гостей.
Такие вымыслы, дружок, — лишь туман былых времен;
Не устрашает, а смешит нас шайтан былых времен.
Для упыря нет пустыря, логова для беса нет;
Для недотепы шурале девственного леса нет.
Так постарайся же, дружок, все науки изучить
И вскоре правду ото лжи ты сумеешь отличить.
Долго в этой жизни темной
Образ милый мне блистал;
Но исчез он, — и как прежде,
Я бродить в потемках стал.
Как ребенок запевает
Песню громкую в потьмах,
Чтобы ею, хоть немного,
Разогнать свой детский страх.
Так ребенок безразсудный,
В темноте пою и я,
Песня может не забавна
Да тоска прошла моя.