Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! — Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На! — Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!
Льни! — Сегодня день на шхуне,
— Льни! — на лыжах! — Льни! — льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
— Мой! — и о каких наградах
Рай — когда в руках, у рта:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
Из гроба, над шаром земным, Богоматерь взносится в славе.
Там сумрак и гаснет заря; Она же, в Божественном свете,
На крыльях Архангелов, к Небу—восходит Пречистая Дева.
Радость смиреньем исполнена; смирение радостью полно,
И Ангелов лики стремятся—Царицу, Владычицу встретить.
Все светло ликует!… явленье готово сокрыться от взоров
В безмерности Неба…. и вечным осталось—под кистью Брюлова.
Бедность ты, бедность,
Нуждою убитая, —
Радости, счастья
Ты дочь позабытая!
Век свой живешь ты —
Тоской надрываешься,
Точно под ветром
Былинка, шатаешься.
Мерзнешь зимой ты
В морозы трескучие,
Жаришься в лето
Горячее, жгучее.
Ох! нелегко-то
Твой хлеб добывается;
Потом кровавым,
Слезой омывается!
Где ж твоя радость,
Куда подевалася?
Где ж твое счастье?..
Другим, знать, досталося.
О, сколько радости и света
В живительной голубизне
Адриатического лета
На каменистой крутизне!
Здесь мглится воздух раскаленный,
Колеблет город мгла, и весь
Кирпично-палево-зеленый,
Твердит: «От зноя занавесь».
Но как и чем? Одно движенье
Забывшейся голубизны,
И — о, какое упоенье
Для изнемогшей крутизны!
Ночь, ветерок ли, дождь ли, этот
Взор к отплывающей корме…
О, сколько радости и света
Во влажной нежной южной тьме!
Мы пьем в любви отраву сладкую;
Но всё отраву пьем мы в ней,
И платим мы за радость краткую
Ей безвесельем долгих дней.
Огонь любви, огонь живительный!
Все говорят: но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
Он душу, объятую им!
Кто заглушит воспоминания
О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?
Тогда я ожил бы для радости,
Для снов златых цветущей младости,
Тебе открыл бы душу вновь.
М. А. Сливинской
Это не веянье воздуха,
а дыханье Божества
В дни неземные, надземные
Божественного Рождества!
Воздух вздохнешь упояющий, —
разве ж где-то есть зима?
То, что зовется здесь воздухом —
радость яркая сама!
Море и небо столь синие,
розы алые в саду.
Через прозрачные пинии
Бога, кажется, найду,
Господи! Голубоватые
вижу брызги на весле.
Это же просто немыслимо:
неземное на Земле!
— Чужому успеху
Завидовать грех…
Когда-то мне дед говорил.
Прекрасная песня
Ведь это для всех.
Спасибо тому,
Кто её подарил.
Чужая удача
Вам сил не придаст,
Коль зависть
Вам душу горчит.
И чей-то успех
Не обрадует вас.
Простите,
Скорее он вас огорчит.
Написан роман.
Установлен рекорд.
Неважно, что автор не ты.
Над залом звучит
Гениальный аккорд.
Он ждёт
И твоей доброты.
Тебя приветствую, мое поражение,
тебя и победу я люблю равно;
на дне моей гордости лежит смирение,
и радость, и боль — всегда одно.
Над водами, стихнувшими в безмятежности
вечера ясного, — все бродит туман;
в последней жестокости — есть бездонность нежности,
и в Божией правде — обман.
Люблю я отчаяние мое безмерное,
нам радость в последней капле дана.
И только одно здесь я знаю верное:
надо каждую чашу пить до дна.
За тебя, за все я благодарен.
По бульвару вьются морячки.
Море входит синими рядами
В неподвижные мои зрачки.Громыхая, катятся платформы,
По-осеннему прозрачна высь.
Чайки в чистой, белоснежной форме
Легким строем мимо пронеслись.Дай мне руку.
Может быть, впервые
Я узнал такую простоту.
Пролетают блики огневые,
Превращаясь в песни на лету.Вижу сад и тень от пешехода,
Пляску листьев, медленный баркас.
Мчится с моря шумная свобода,
Обнимает и целует нас.
Это утро, радость эта,
Эта мощь и дня и света,
Этот синий свод,
Этот крик и вереницы,
Эти стаи, эти птицы,
Этот говор вод,
Эти ивы и березы,
Эти капли — эти слезы,
Этот пух — не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчелы,
Этот зык и свист,
Эти зори без затменья,
Этот вздох ночной селенья,
Эта ночь без сна,
Эта мгла и жар постели,
Эта дробь и эти трели,
Это всё — весна.
Дайте бокалы!
Дайте вина!
Радость — мгновенье.
Пейте до дна!
Громкие песни
Гряньте, друзья!
Пусть нас веселых
Видит заря!
Ныне пируем —
Юность на час —
Нынче веселье,
Радость у нас!
Завтра что будет,
Знаю ль, друзья?
Пусть нас веселых
Видит заря!
Шумно, разгульно
Пойте, друзья!
Лейте в бокалы
Больше вина!
Ну-те ж все разом
Выпьем до дна!
Пусть нас веселых
Видит заря!
Когда ты хочешь молвить слово,
Мой друг, подумай — не спеши.
Оно бывает то сурово,
То рождено теплом души.
Оно то жаворонком вьётся,
То медью траурной поёт.
Покуда слово сам не взвесишь,
Не выпускай его в полёт.
Им можно радости прибавить,
И радость людям отравить.
Им можно лёд зимой расплавить
И камень в крошку раздробить.
Оно одарит иль ограбит.
Пусть ненароком, пусть шутя.
Подумай, как бы им не ранить
Того, кто слушает тебя.
Нет! Сердце к радости лишь вечно приближалось,
Её порога не желая преступать,
Чтоб неизведанное в радости осталось,
Чтобы всегда равно могла она пленять.Нет! Даже этою любимою дорогой
В нас сердце вещее теперь утомлено.
О неизведанном мы знаем слишком много…
Оно изведано другими… всё равно! Нет! Больше не мила нам и сама надежда.
С ней жизнь становится пустынна и легка.
Предчувствие любви… О, старая одежда!
Опять мятежность, безнадежность — и тоска! Нет! Нынче всё прошло. Мы не покорны счастью.
В бездумьи мудрости мы «нет» твердим всегда,
И будет нам дано сказать с последней властью
Свое невинное — неслыханное «да!»
Есть радость своя в непролазных лесах
И упоенье в побережье одиноком,
В сокрытом обществе, куда не вторгнется чужак,
В морских глубинах, что поют безумным ревом.
Людей не принижая, я лишь Природу возносил -
В беседах с ней всегда я мог открыть
Чем быть я мог, и то, чем был,
Все для того, чтобы себя с самой Вселенной слить,
Прочувствовать все то, что никогда не выразить и невозможно скрыть.
На низменных брегах песок, волнами рытый,
Бывает иногда и сух, но не надолго;
Успеет только луч на оный солнце кинуть,
И се уже опять грядуще с шумом море
По нем свои валы холодны расстилает. Так точно человек небесну черплет радость
Тогда лишь, как волнам забот отлив бывает.
Но мы волнам оплот поставим твердость духа
И Философией душевный брег возвысим,
Чтобы не наводнял его прилив печалей
И чтоб покоилась на нем небесна радость.
Вдоль по улице метелица метет;
За метелицей мой миленький идет.
Ты постой, постой, красавица моя,
Дай мне наглядеться, радость, на тебя!
На твою ли на прекрасну красоту,
На твое ли да на белое лицо.
Ты постой, постой, красавица моя,
Дай мне наглядеться, радость, на тебя!
Красота твоя с ума меня свела,
Сокрушила добра молодца меня.
Ты постой, постой, красавица моя,
Дай мне наглядеться, радость, на тебя!
Две последние строки куплетов повторяются
— «Серые тучи по небу бегут,
Мрачный думы душу гнетут!»
— «Тучи промчатся, солнце блеснет;
Горе не вечно, радость придет!»
— «Ясное солнце блещет высоко,
Радость былая умчалась далеко;
Людям до солнца не доходить,
Радость былую не воротить».
— «Звезда горела средь небес,
Но закатилась — свет исчез».
— «В небе других миллионы сияют,
Блеском отрадным взоры пленяют».
— «Сколько ни будут пленять и светить —
Той, что погибла, не воротить».
С.Э.
Ждут нас пыльные дороги,
Шалаши на час
И звериные берлоги
И старинные чертоги…
Милый, милый, мы, как боги:
Целый мир для нас!
Всюду дома мы на свете,
Все зовя своим.
В шалаше, где чинят сети,
На сияющем паркете…
Милый, милый, мы, как дети:
Целый мир двоим!
Солнце жжет, — на север с юга,
Или на луну!
Им очаг и бремя плуга,
Нам простор и зелень луга…
Милый, милый, друг у друга
Мы навек в плену!
— Мой конь притомился,
стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать?
Скажите мне, будьте добры.
— Вдоль Красной реки, моя радость,
вдоль Красной реки,
До Синей горы, моя радость,
до Синей горы.
— А как мне проехать туда?
Притомился мой конь.
Скажите, пожалуйста,
как мне проехать туда?
— На ясный огонь, моя радость,
на ясный огонь,
Езжай на огонь, моя радость,
найдешь без труда.
— А где же тот ясный огонь?
Почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом…
— Фонарщик был должен зажечь,
да, наверное, спит,
фонарщик-то спит, моя радость…
А я ни при чем.
И снова он едет один,
без дороги,
во тьму.
Куда же он едет,
ведь ночь подступила к глазам!..
— Ты что потерял, моя радость? -
кричу я ему.
И он отвечает:
— Ах, если б я знал это сам…
Муринька, милая-милая девонька,
Радость моя!
Ты ли мечта моя, ты ль королевонька
Грезного «я»?
Гляну ль в глаза твои нежно-жестокие,
Чую ль уста,
Узкие, терпкие, пламеннотокие, —
Все красота!
Чувствую ль душу твою равнодушную —
Млеющий лед, —
Сердце играет во мне простодушное,
Сердце поет!
Сколько искания, сколько страдания,
Сколько обид
Сердце твое, Мессалина-Титания,
Строго таит.
Так-то, всегда и во всем чересчуринька,
Радость моя!
Муринька, милая-милая Муринька,
Ангел-змея!
Кинем печали!
Боги нам дали
Радость на час;
Радость от нас
Молний быстрее
Быстро парит,
Птичек резвее
Резво летит.
Неумолимый
Неумолим,
Невозвратимый
Невозвратим.
Утром гордится
Роза красой;
Утром свежится
Роза росой.
Ветер не смеет
Тронуть листков,
Флора лелеет
Прелесть садов!
К ночи прелестный
Вянет цветок;
Други! Безвестно,
Сколько здесь рок
Утр нам отложит, —
Вечер, быть может,
Наш недалек.
Высоко поднялся и белеет
Полумесяц в бледных небесах.
Сумрак ночи прячется в лесах.
Из долин зеленых утром веет.
Веет юной радостью с полей.
Льется, как серебряное пенье,
Звон костела, славя воскресенье…
Разгорайся, новый день, светлей!
Выйди в небо, солнце, без ненастья,
Возродися в блеске и тепле,
Возвести опять по всей земле,
Что вся жизнь — день радости и счастья!
Что пел Божественный, друзья,
В порыве пламенном свободы…
И в полном чувстве Бытия,
Когда на пиршество Природы
Певец, любимый сын ея,
Сзывал в единый круг народы;
И с восхищенною душей,
Во взорах — луч животворящий,
Из чаши Гения кипящей
Он пил за здравие людей.
И мне ли петь сей Гимн веселый,
От близких сердцу вдалеке,
В неразделяемой тоске, —
Мне ль Радость петь на лире онемелой?
Веселье в ней не сыщет звука,
Его игривая струна
Слезами скорби смочена, —
И порвала ее Разлука!
Но вам, друзья, знакомо вдохновенье!
На краткий миг в сердечном упоенье
Я жребий свой невольно забывал
(Минутное, но сладкое забвенье!),
К протекшему душою улетал
И Радость пел — пока о вас мечтал.
Прими сей дар. Три радости небесны
Здесь для тебя изобразила я:
Одним простым душам они известны —
И знает их, мой друг, душа твоя!
Ах! если б та, которой лик священной
Начертан здесь рукою дерзновенной,
Исполнила обет души моей —
Тебе б не знать на свете черных дней!
Но для чего ж к любви ее сомненье?
Она — благим заступница и щит!
Отринет ли столь правое моленье!
О, нет! она твой путь благословит.
Вакх не терпит мрачных взоров;
Вакх, любитель громких хоров,
Радость в сердце тихо льет;
Зависть, злобу истребляет;
Горесть, скорби умерщвляет;
В мире с добрыми живет.
Пойте Вакха, пойте радость;
Пойте счастье, пойте младость —
Вакх прекрасный вечно юн,
Вакх, любитель звонких струн.
Впредь что будет, мы не знаем,
Что прошло — позабываем:
Настоящее для нас.
Презрим суетность земную,
Важность скучную, пустую;
Час веселья — сладкий час.
Пойте Вакха, пойте радость;
Пойте счастье, пойте младость —
Вакх прекрасный вечно юн,
Вакх, любитель звонких струн.
Липы душистой цветы распускаются…
Спи, моя радость, усни!
Ночь нас окутает ласковым сумраком,
В небе далеком зажгутся огни,
Ветер о чем-то зашепчет таинственно,
И позабудем мы прошлые дни,
И позабудем мы му́ку грядущую…
Спи, моя радость, усни!
Бедный ребенок, больной и застенчивый,
Мало на горькую долю твою
Выпало радости, много страдания.
Как наклоняется нежно к ручью
Ива плакучая, ива печальная,
Так заглянула ты в душу мою,
Ищешь ответа в ней… Спи! Колыбельную
Я тебе песню спою!
О, моя ласточка, о, моя деточка,
В мире холодном с тобой мы одни,
Радость и горе разделим мы поровну,
Крепче к надежному сердцу прильни,
Мы не изменимся, мы не расстанемся,
Будем мы вместе и ночи и дни.
Вместе с тобою навек успокоимся…
Спи, моя радость, усни!
Опавший лист дрожит от нашего движенья,
Но зелени еще свежа над нами тень,
А что-то говорит средь радости сближенья,
Что этот желтый лист — наш следующий день.Как ненасытны мы и как несправедливы:
Всю радость явную неверный гонит страх!
Еще так ласковы волос твоих извивы!
Какой живет восторг на блекнущих устах! Идем. Надолго ли еще не разлучаться,
Надолго ли дышать отрадою? Как знать!
Пора за будущность заране не пугаться,
Пора о счастии учиться вспоминать.15 января 1891
Наслаждайтесь, юноши,
Упивайтесь жизнию,
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности.
Много ль раз роскошная
В год весна является?
Много ль раз долинушку
Убирает зелью?
Не одно ль мгновение
Как весне — и юности?
Счастлив, кто с подругою
Вдоволь погостил у ней.
Счастлив, кто и лишний час
Провёл в полной радости.
Поспешайте ж, юноши,
Наслаждаться жизнию.
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности.
Редко светит на небе
Солнушко без облаков,
Реже после юности
Дни бывают веселы,
Скучно жизнью старческой,
Скучно, други, в мире жить,
Грустно и средь пиршества
О могиле взгадывать
И с седою мудростью
К ней, морощась, двигаться.
Радость всех невинных глаз,
— Всем на диво! —
В этот мир я родилась —
Быть счастливой!
Нежной до потери сил,
. . . . . . . .
Только памятью смутил
Бог — богиню.
Помню ленточки на всех
Детских шляпах,
Каждый прозвеневший смех,
Каждый запах.
Каждый парус вдалеке
Жив — на муку.
Каждую в своей руке
Помню руку.
Каждое на ней кольцо
— Если б знали! —
Помню каждое лицо
На вокзале.
Все прощанья у ворот.
Все однажды…
Не поцеловавший рот —
Помню — каждый!
Все людские имена,
Все собачьи…
— Я по-своему верна,
Не иначе.
Наша радость, счастье наше
Не крикливы, не шумны,
Но блаженнее и краше,
Чем младенческие сны.
В серых избах, в казематах,
В нестерпимый крестный час,
Смертным ужасом обятых
Не отыщется меж нас.
Мы блаженны, неизменны,
Веря любим и молчим,
Тайну Бога и вселенной
В глубине своей храним.
Тишиной безвестья живы,
Во хмелю и под крестом,
Мы — жнецы вселенской нивы
Вечеров уборки ждем.
И хоть смерть косой тлетворной
Нам грозит из лет седых,
Он придет нерукотворный,
Век колосьев золотых.
1.
Полмиллиона сельдей (еще 700 000 на днях доставят ей),
2.
Муки 850 000 пудов.
3.
Эй, рабочий! Идет мука.Крепче молот сожми, рука.
4.
100 000 пудов идет жиров нам, из них пришло половина ровно.
5.
Чтоб рабочие хоть в прикуску, но с сахаром пили,
6.
сахару 61 тысячу пудов закупили
7.
750 000 пудов гороху и рису, —
8.
идет горох и рис.Господин голод,
подальше уберись!
9.
80 000 пудов свинины с горошком придут поездами первыми, 1
0.
а за ними 49 000 пудов мяса консервами.
Хоть давно изменила мне радость,
Как любовь, как улыбка людей,
И померкнуло прежде, чем младость,
Светило надежды моей;
Но судьбу я и мир презираю,
Но нельзя им унизить меня,
И я хладно приход ожидаю
Кончины иль лучшего дня.
Словам моим верить не станут,
Но клянуся в нелживости их:
Кто сам был так часто обманут,
Обмануть не захочет других.
Пусть жизнь моя в бурях несется,
Я беспечен, я знаю давно,
Пока сердце в груди моей бьется,
Не увидит блаженства оно.
Одна лишь сырая могила
Успокоит того, может быть,
Чья душа слишком пылко любила,
Чтобы мог его мир полюбить.
— Скажи мне, веточка, где ты росла:
В аду или в райском саду?
И зачем она мне тебя принесла —
На радость иль на беду?
— Ах, там, где она меня сорвала,
Там близко от рая до ада:
У Древа познанья Добра и Зла
Кончается ограда…
— Скажи, добро или зло познают
Те, кто любовь познали?
Скажи, о чём соловьи поют —
О радости или печали?
— Мой милый, тот, кто любовь познает,
Познает Добро и Зло,
И таких вопросов не задает:
Он знает — ему повезло!
Только узнал я тебя —
И трепетом сладким впервые
Сердце забилось во мне.
Сжала ты руку мою —
И жизнь, и все радости жизни
В жертву тебе я принес.
Ты мне сказала «люблю» —
И чистая радость слетела
В мрачную душу мою.
Молча гляжу на тебя —
Нет слова все муки, все счастье
Выразить страсти моей.
Каждую светлую мысль,
Высокое каждое чувство
Ты зарождаешь в душе.
Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!
Жизнью твоею я жил и слезами твоими я плакал;
Мысленно вместе с тобой прострадал я минувшие
годы,
Все перечувствовал вместе с тобой, и печаль и
надежды,
Многое больно мне было, во многом тебя упрекнул я;
Но позабыть не хочу ни ошибок твоих, ни страданий;
Дороги мне твои слезы и дорого каждое слово!
Бедное вижу в тебе я дитя, без отца, без опоры;
Рано познала ты горе, обман и людское злословье,
Рано под тяжестью бед твои преломилися силы!
Бедное ты деревцо, поникшее долу головкой!
Ты прислонися ко мне, деревцо, к зеленому вязу:
Ты прислонися ко мне, я стою надежно и прочно!