Казалось, он молился своему
Мучительно покорному роялю,
К нему припав с восторженной печалью,
В наструненную вслушиваясь тьму.
И понял зал мгновенно, почему
Владеет он недостижимой далью:
Он — Лоэнгрин, стремящийся к Граалю,
Он — чувство, неподвластное уму.
Дымится поле, рассвет белеет,
В степи туманной кричат орлы,
И дико-звонок их плач голодный
Среди холодной плывущей мглы.
В росе их крылья, в росе бурьяны,
Благоухают поля со сна…
Зарею сладок твой бодрый холод,
Твой томный голод, — твой зов, весна!
Опять Июль! Под солнцем вянут травы…
Звонят колокола…
Опять Июль! О, годовщина славы
Двуглавого орла! Пускай гремят военные литавры
Торжественной волной.
Твоею кровью смоченные лавры,
Прийми, народ родной! Твои сыны идут, подобно тучам,
Чудесны их дела.
Слабеет враг под натиском могучим
Двуглавого орла! Ты много совершил на поле брани
Когда пернатых царь стремится
В безоблачны страны парить,
Кавказ его подножьем зрится, —
Кто смеет с ним себя сравнить?
Могучим, быстрым крыл размахом
К зениту простирает путь;
Ничто обять не может страхом
Его безтрепетную грудь.
Он к солнцу близиться дерзает,
Пред ним, он веждей не смыкает,
Свободно, высоко взлетает орел,
Свободно волнуется море;
Замедли орлиный полет,
Сдержи своенравное море! Не так ли, о други, к отчизне любовь,
Краса благородного сердца,
На битве за вольность и честь
Смела, и сильна, и победна? Смотрите, как пышен, блистателен день!
Как наши играют знамена!
Не даром красуется день,
Не даром играют знамена! Виднее сражаться при свете небес;
Я за столом сидел и ел,
Когда в окно Орел влетел
И сел напротив, у стола,
Раскинув два больших крыла.
Сижу. Дивлюсь. Не шевелюсь
И слово вымолвить боюсь:
Ведь прилетел ко мне за стол
Не чижик-пыжик, а Орел!
Орел, перелетев за снеговые кручи,
Уносится туда, где шире небосвод,
Где солнце горячей средь голубых высот,
Чтоб в мертвенных зрачках зажегся блеск колючий.
Он подымается. Он пьет огонь летучий.
Все выше мчит его торжественный полет,
Навстречу полымям, куда гроза влечет;
Но молния, разя, ударила сквозь тучи.
Когда в Поэзии родимой
Букашкой малой ползал я
И был мой лепет нелюдимый,
Как свист стального соловья…
Из всех орлов родного неба,
Из всех прекрасных лебедей,
Лишь ты один мне подал Хлеба,
Когда бросали мне камней…
Ты постигал душой орлиной
Орленка в ползавшем черве…
Если б счастье мое было вольным орлом,
Если б гордо он в небе парил голубом, —
Натянула б я лук свой певучей стрелой,
И живой или мертвый, а был бы он мой!
Если б счастье мое было чудным цветком,
Если б рос тот цветок на утесе крутом, —
Я достала б его, не боясь ничего,
Сорвала б и упилась дыханьем его!
Я к друзьям приехал в гости.
Горы, воздух…
Синий край.
И над быстрой речкой мостик
Что твоя дорога в рай.
Здесь у речки
Утром ранним
Мы увидели орла.
Кем-то был он подло ранен:
В пятнах крови
Что слышу я? Орел из стаи той высокой,
Котора в воздухе плыла
Впреди Минервы светлоокой,
Когда она с Олимпа шла, —
Орел, который над Чесмою
Пред флотом Россиян летал,
Внезапно роковой стрелою
Сраженный, с высоты упал!
Увы! где, где его под солнцем днесь паренье?
Три птицы увидел я
В небе пустом.
Ворону, летевшую вкось.
Орла над высоким
Весенним гнездом.
Сороку, схватившую кость.
Ворона летела, не зная куда,
В расчете на птичье «авось».
Сорока, вкусившая радость труда,
Собаке оставила кость.
Еще на солнце я гляжу и не моргаю,
И вижу далеко играющих орлят —
Отлет их жадными глазами провожаю,
И знать хочу — куда они летят…
Но я отяжелел — одрях — не без кручины
Сижу один я на краю стремнины,
У разоренного гнезда,
И только изредка, позабывая годы,
На отдаленный шум их крыл и клич свободы:
«Сюда, сюда! старик, сюда!»
Различным образом державы
Свои украсили гербы.
Вот леопард, орел двуглавый
И лев, встающий на дыбы.
Таков обычай был старинный,
Чтоб с государственных гербов
Грозил соседям лик звериный
Оскалом всех своих зубов.
Я помню лаковые крылья экипажа,
Молчание и ложь. Лети, закат, лети.
Так Христофор Колумб скрывал от экипажа
Величину пройденного пути.
Была кривая кучера спина
Окружена оранжевою славой.
Вилась под твердой шляпой седина
А сзади мы, как бы орел двуглавый.
«Пленительная, злая, неужели
Для вас смешно святое слово: друг?
Вам хочется на вашем лунном теле
Следить касанья только женских рук, «Прикосновенья губ стыдливо-страстных
И взгляды глаз не требующих, да?
Ужели до сих пор в мечтах неясных
Вас детский смех не мучил никогда?«Любовь мужчины — пламень Прометея
И требует и, требуя, дарит,
Пред ней душа, волнуясь и слабея,
Как красный куст горит и говорит.«Я вас люблю, забудьте сны!» — В молчаньи
Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть всё небо в алмазах,
Уловить серафимов хвалы,
Причаститься из Спасовой чаши!
Наши юноши — в тучах орлы,
Звезд задумчивей девушки наши.Город-дьявол копытами бил,
Устрашая нас каменным зевом.
У страдальческих теплых могил
С.Э. Тот — вздохом взлелеянный,
Те — жестоки и смуглы.
Залетного лебедя
Не обижают орлы.К орлам — не по записи:
Кто залетел — тот и брат!
Вольна наша трапеза,
Дик новогодний обряд.Гуляй, пока хочется,
В гостях у орла!
Мы — вольные летчики,
Наш знак — два крыла! Под гулкими сводами
Просил я голубя: — «Взлети на небеса
И, землю оглянув, мне отыщи цветок,
С которым вновь ко мне вернулась бы краса!..»
«Нет, это далеко!» ответил голубок.
К орлу взмолился я: — «Взлети чрез дол и лес
И, к солнцу воспарив над высью гордых скал,
Для сердца моего похить огонь с небес!..»
— «Нет, это высоко!» орел мне отвечал.
На горах, под метелями,
Где лишь ели одни вечно зелены,
Сел орел на скалу в тень под елями
И глядит — из расселины
Выползает змея, извивается,
И на темном граните змеиная
Чешуя серебром отливается… У орла гордый взгляд загорается:
Заиграло, знать, сердце орлиное,
«Высоко ты, змея, забираешься! —
Молвил он, — будешь плакать — раскаешься!..»Но змея ему кротко ответила:
Дух строителя немеет,
Обессиленный в подвале.
Выше ветер чище веет,
Выше лучше видны дали,
Выше ближе к небесам.
Воплощенье верной чести,
Возводи строенье выше
На высоком, гордом месте,
От фундамента до крыши
Все открытое ветрам.
«У меня железная старуха, -
Говорил за ужином кузнец. —
Только выпьешь — глядь, и оплеуха,
Мне ж обидно это наконец».После бани дочиста промытый,
Был он черен, страшен и космат,
Колченогий, оспою изрытый,
Из-под Курска раненый солдат.«Ведь у бабы только ферма птичья,
У меня же — Господи ты мой!
Что ни дай — справляю без различья.
Возвращаюсь за полночь домой!»Тут у брата кончилась сивуха,
Величествен полет орла,
Красивый, сильный и могучий…
Расправив мощных два крыла,
Орел сорвался с дальней кручи,
Плывет, как легкий, черный челн,
Спокойно, вдруг пошел быстрее,
И из воздушных горных волн
Понесся вниз, над степью рея…
В тени своего мавзолея,
Омыты кадильной волной,
Висят, постепенно дряхлея,
Свидетели славы двойной: Ведет за колонной — колонна
Средь синей, торжественной мглы.
На них — голубеют знамена
И тускло мерцают орлы.Как горько — надеждой не грезя,
Томиться на стенах чужих
И помнить о ржавом железе,
О братских могилах своих.И помнить, как ядра взлетали
Гравюра изображает снежную метель в пустынной горной местности; полузасыпанный снегом, лежит труп человека в медвежьей шубе, а поблизости умирающий орел со стрелой в груди.
Пропел протяжный стон стрелы;
Метнулись в яркий день орлы,
Владыки круч, жильцы скалы,
Далеко слышен гул полета;
Как эхо гор, в ответ из мглы
Жестоким смехом вторит кто-то.
Стрелок, одет в медвежий мех,
Выходит, стал у черных вех.
Смолк шум орлов; смолк злобный смех;
«Орел ты мой белый! спустися на дол,
Слети с поднебесья, мой белый орел!
Взгляни: я, Заремба, в крови пред тобой.
Бывало, ты помнишь, в боях удалой,
Телами пандуров тебя я кормил;
Прошу, чтобы службу ты мне сослужил.
Потом пусть добычей орлятам твоим
С кровавым, с отважным я сердцем моим.Пустую лядунку мою ты схвати
И к брату Рамейке скорее лети.
Двенадцать зарядов с собой я носил,
Ребята родные, хочу поделиться,
Большая есть радость: слыхал,
Что наши отбили, врагов истребили
И нашим остался родной Сталинград.
Пусть гады не брешут, что Армия наша
Разбита как будто бы вся
Я слушал по радио, всем сообщали,
Как наши орлы истребляют врага.
Ты рвешься в родимыя степи,
Простор и свободу любя,
Но ты забываешь, что цепи
К земле приковали тебя.
Вернее железа и стали
Незримыя цепи забот
Собою победно сковали
Твой мощный орлиный полет.
Ты рвешься в родимые степи,
Простор и свободу любя,
Но ты забываешь, что цепи
К земле приковали тебя.
Вернее железа и стали
Незримые цепи забот
Собою победно сковали
Твой мощный орлиный полет.
Она катается верхом
Почти всегда ежевечерне.
Ее коня зовут конем
Совсем напрасно: он — как серна!
И то вздымаясь кордильерно,
И то почти прильнув к земле,
Он мчит ее неимоверно,
И тонет бег коня во мгле.
Бывает: Ингрид над прудом
В лесу, где ветхая таверна,
По северу, по югу
Наш сиз орел парит:
Всему земному кругу
Шум крыл его грозит.
Ура вам, храбры войны,
Российские солдаты, —
Никем не победимы,
Никем не устрашимы!
Здоровье ваше пьем.
НАДПИСЬ
НА ИЛЛЮМИНАЦИЮ, ПРЕДСТАВЛЕННУЮ
В МОСКВЕ НА НОВОЙ 1753 ГОД,
ГДЕ ИЗОБРАЖЕН БЫЛ ОРЕЛ, ПРИЛЕТАЮЩИЙ
ОТ САНКТПЕТЕРБУРГА К МОСКВЕ
И НА ВОСТОК И НА ЗАПАД ВЗИРАЮЩИЙВ любезной тишине наставший новый год
И твой, монархиня, всерадостный приход
Сугубой радостью сей город оживляет,
Сугубо счастие России обещает.
Военной укротив во всей Европе шум,
Как во поле во широком
Дуб высокий зеленел;
Как на том дубу высоком
Млад ясен орел сидел.Тот орел ли быстрокрылой
Крылы мочные сложил.
И к сырой земле уныло
Ясны очи опустил.Как от дуба недалеко
Речка быстрая течет,
А по речке по широкой
Лебедь белая плывет.Шею выгнув горделиво,
Бывало, клекотом тревожа целый мир
И ясно озарен неугасимой славой,
С полуночной скалы взлетал в седой эфир
Орел двуглавый.
Перун Юпитера в своих когтях он нес
И сеял вкруг себя губительные громы,
Бросая на врагов, в час беспощадных гроз,
Огней изломы.
Но с диким кобчиком, за лакомый кусок
Поспорив у моря, вступил он в бой без чести,
Отверженное слово «мир»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран — эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать.
Козлиным голосом опять,
Поют косматые свирели.
Пока ягнята и волы