Я не буду спать
Ночью новогодней,
Новую тетрадь
Я начну сегодня.
Ради смысла дат
И преображенья
С головы до пят
В плоть стихотворенья —
Год переберу,
Месяцы по строчке
Передам перу
До последней точки.
Где оно — во мне
Или за дверями,
В яве или сне
За семью морями,
В пляске по снегам
Белой круговерти, —
Я не знаю сам,
В чем мое бессмертье,
Но из декабря
Брошусь к вам, живущим
Вне календаря,
Наравне с грядущим.
О, когда бы рук
Мне достало на год
Кончить новый круг!
Строчки сами лягут…
Помнишь эту пурпурную ночь?
Серебрилась на небе Земля
И Луна, ее старшая дочь.
Были явственно видны во мгле
Океаны на светлой земле,
Цепи гор, и леса, и поля.И в тоске мы мечтали с тобой:
Есть ли там, и мечта и любовь?
Этот мир серебристо-немой
Ночь за ночью осветит; потом
Будет гаснуть на небе ночном,
И одни мы останемся вновь.Много есть у пурпурных небес, —
О мой друг, о моя красота, —
И загадок, и тайн, и чудес.
Много мимо проходит миров,
Но напрасны вопросы веков:
Есть ли там и любовь и мечта?
Болотистым пустынным лугом
Летим. Одни.
Вон, точно карты, полукругом
Расходятся огни.
Гадай, дитя, по картам ночи,
Где твой маяк…
Еще смелей нам хлынет в очи
Неотвратимый мрак.
Он морем ночи замкнут — дальный
Простор лугов!
И запах горький и печальный
Туманов и духов,
И кольца сквозь перчатки тонкой,
И строгий вид,
И эхо над пустыней звонкой
От цоканья копыт —
Всё говорит о беспредельном,
Всё хочет нам помочь,
Как этот мир, лететь бесцельно
В сияющую ночь! Октябрь 1912
«Пара гнедых» или «Ночи безумные»,
Яркие песни полночных часов, —
Песни такие ж, как мы, неразумные,
С трепетом, с дрожью больных голосов!..
Что-то в вас есть бесконечно хорошее...
В вас отлетевшее счастье поет...
Словно весна подойдет под порошею,
В сердце — истома, в душе — ледоход!
Тайные встречи и оргии шумные,
Грусть... неудача... пропавшие дни...
Любим мы, любим вас, песни безумные:
Ваши безумия нашим сродни!
Не небо — купол безвоздушный
Над голой белизной домов,
Как будто кто-то равнодушный
С вещей и лиц совлек покров.И тьма — как будто тень от света,
И свет — как будто отблеск тьмы.
Да был ли день? И ночь ли это?
Не сон ли чей-то смутный мы? Гляжу на все прозревшим взором,
И как покой мой странно тих,
Гляжу на рот твой, на котором
Печать лобзаний не моих.Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
Твой взгляд из-под усталых век, —
Ах, разве может быть виновен
Под этим небом человек!
В небе — хризантемы умирали,
Проносились птицы черной тенью,
На далеких скалах догорали
По-закатно солнечные звенья,
Над водою — сонные туманы
Закрывали звезд печальных взгляды,
И лучи луны, как кровь багряной,
Плыли сквозь туманные преграды.
И, как тайного гашиша ароматы,
В воздухе носилося ночное.
Все бледнее зарево заката,
Ближе ночь, пьянящая весною…
А, сквозь дымку сребро-лунной ткани,
Мгла любви дрожала и манила,
Опустилась в радужном обмане,
Жемчугами воздух перевила…
Подымаясь вверх, луна бледнела
И погибшей сказки было жалко…
Песню ночи сладострастно пела
В камышах зеленая русалка.
Пришли и стали тени ночи
На страже у моих дверей!
Смелей глядит мне прямо в очи
Глубокий мрак ее очей;
Над ухом шепчет голос нежный,
И змейкой бьется мне в лицо
Ее волос, моей небрежной
Рукой измятое, кольцо.
Помедли, ночь! густою тьмою
Покрой волшебный мир любви!
Ты, время, дряхлою рукою
Свои часы останови!
Но покачнулись тени ночи,
Бегут, шатаяся, назад.
Ее потупленные очи
Уже глядят и не глядят;
В моих руках рука застыла,
Стыдливо на моей груди
Она лицо свое сокрыла…
О солнце, солнце! Погоди!
Лежала тьма на высях гор;
В полях клубился мрак унылый;
Повитый мглой, высокий бор
Курился ладаном могилы.Лениво бурная река
Катила в море вал гремучий,
И невидимая рука
Сдвигала огненные тучи.Не холнет ветр в тиши ночной;
Не дрогнет лист немой дубравы;
Лишь изредка в чащи лесной
Сверкнут глаза звездой кровавой.Лишь изредка косматый зебрь
В трещобу дальнюю промчится,
И отзовется гулом дебрь,
И след волною заструится.Но снова прянет тишина!
И мрак, печальный спутник ночи,
Крылами радужными сна
Смежает дремлющие очи.
Что за краса в ночи благоуханной!
Мечтательно ласкает лунный свет;
Небесный свод, как ризой златотканной,
Огнями звезд бесчисленных одет.О, если б там, в стране обетованной,
Где ни забот, ни слез, ни горя нет,
Душе расцвесть красою первозданной,
Покинув мир страданий, зол и бед! Но, может быть, там суждено забвенье
Всего того, чем в нежном умиленье
Здесь на земле пленялася душа? Нет, будем жить! Хоть скорбью и тоскою
Больная грудь сжимается порою,
Хоть страждем мы, но жизнь так хороша!
Не спят, не помнят, не торгуют.
Над черным городом, как стон,
Стоит, терзая ночь глухую,
Торжественный пасхальный звон.
Над человеческим созданьем,
Которое он в землю вбил,
Над смрадом, смертью и страданьем
Трезвонят до потери сил…
Над мировою чепухою;
Над всем, чему нельзя помочь;
Звонят над шубкой меховою,
В которой ты была в ту ночь.
Имей глаза — сквозь день увидишь ночь,
Не озаренную тем воспаленным диском.
Две ласточки напрасно рвутся прочь,
Перед окном шныряя с тонким писком.
Вон ту прозрачную, но прочную плеву
Не прободать крылом остроугольным,
Не выпорхнуть туда, за синеву,
Ни птичьим крылышком, ни сердцем подневольным.
Пока вся кровь не выступит из пор,
Пока не выплачешь земные очи —
Не станешь духом. Жди, смотря в упор,
Как брызжет свет, не застилая ночи.
Снег был за-ночь. Убелилась верея.
Удорожилась дороженька моя.
От пороши самой первой — санный путь.
В осребренность. Сердце, есть на что взглянуть.
Снегом белым все прикрыла нам Зима.
Лес как сказка. Звездной ночью светит тьма.
И не знаешь, звезды ль, снег ли весь в лучах.
Или это — что-то здесь — в моих глазах.
И они в звуках песни, как рыбы в воде,
Плавали, плавали!
И тревожили ночь, благовонную ночь,
Звуками, звуками!
Вызывала она на любовь, на огонь,
Голосом, голосом,
И он ей отвечал, будто вправду пылал,
Тенором, тенором!
А в саду под окном ухмылялась тайком
Парочка, парочка, —
Эти молоды были и петь не могли,
Счастливы, счастливы…
Всю ночь говорил я с ночью,
Когда ж наконец я лег,
Уж хоры гремели птичьи,
Уж был золотым восток.Проснулся, когда был вечер,
Вставал над рекой туман,
Дул теплый томящий ветер
Из юго-восточных стран.И стало мне вдруг так больно,
Так жалко мне стало дня,
Своею дорогой вольной
Прошедшего без меня.Куда мне теперь из дома?
Я сяду перед окном
И буду грустить и думать
О радости, певшей днем.
Ночам соловьем обладать,
Что ведром полнодонным колодцам.
Не знаю я, звездная гладь
Из песни ли, в песню ли льется.Но чем его песня полней,
Тем полночь над песнью просторней.
Тем глубже отдача корней,
Когда она бьется об корни.И если березовых куп
Безвозгласно великолепье,
Мне кажется, бьется о сруб
Та песня железною цепью, И каплет со стали тоска,
И ночь растекается в слякоть,
И ею следят с цветника
До самых закраинных пахот.
Принесите из ближних садов
Распустившихся за́ ночь цветов
И пускай их роскошный наряд
Потешает девический взгляд
Блеском красок, игрой лепестков,
Вереницей мечтаний без слов...
Если ж ночь ее очи сомкнет,
Цвет цветов для нее пропадет,
Дух цветов, ароматов волна
Пусть проникнут в видения сна
И меня в этот сон золотой
Занесут с благодатной волной...
Подходят ночи в сомбреро синих,
Созвездья взоров поют звезде,
Поют в пещерах, поют в пустынях,
Поют на морс, поют везде.
Остынет отзвук денного гуда, —
И вьюгу звуков вскрутит закат…
Подходят ночи — зачем? откуда? —
К моей избушке на горный скат.
Как много чувства в их взмахах теплых!
Как много тайны в их ласк волшбе!
Весь ум — в извивах, все сердце — в воплях.
Мечта поэта! пою тебе…
Когда и мрак, и сон в полях,
И ночь разлучит нас,
Меня, мой друг, невольный страх
Волнует каждый раз.Я знаю, ночь пройдет одна,
Наутро мы с тобой;
Но дума втайне смущена
Тревожною тоской.О, как же сердцу не грустить!
Как высказать печаль, —
Когда от тех, с кем мило жить,
Стремимся в темну даль; Когда, быть может, увлечет
Неверная судьба
На целый месяц, целый год,
Быть может — навсегда!
Я сижу, боюсь пошевелиться…
На мою несмятую кровать
Вдохновенья радужная птица
Опустилась крошки поклевать.Не грусти, подруга, обо мне ты.
Видишь, там, в космической пыли
До Луны, до голубой планеты
От Земли уходят корабли.Надо мной сиреневые зори,
Подо мной планеты чудеса.
Звездный ветер в ледяном просторе
Надувает счастья паруса.Я сижу, боюсь пошевелиться…
День и ночь смешались пополам.
Ночь уносит сказки-небылицы
К золотым московским куполам.
Ночью в полях, под напевы метели,
Дремлют, качаясь, берёзки и ели…
Месяц меж тучек над полем сияет, —
Бледная тень набегает и тает…
Мнится мне ночью: меж белых берез
Бродит в туманном сиянье Мороз.
Ночью в избе, под напевы метели,
Тихо разносится скрип колыбели…
Месяца свет в темноте серебрится —
В мёрзлые стекла по лавкам струится…
Мнится мне ночью: меж сучьев берез
Смотрит в безмолвные избы Мороз.
Мёртвое поле, дорога степная!
Вьюга тебя заметает ночная,
Спят твои сёла под песни метели,
Дремлют в снегу одинокие ели…
Мнится мне ночью: не степи кругом —
Бродит Мороз на погосте глухом…
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.
А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Рейн Евгений Борисыч уходит в ночь,
в белом плаще английском уходит прочь.
В черную ночь уходит в белом плаще,
вообще одинок, одинок вообще.
Вообще одинок, как разбитый полк:
ваш Петербург больше похож на Нью-Йорк.
Вот мы сидим в кафе и глядим в окно:
Рыжий Б., Леонтьев А., Дозморов О.
Вспомнить пытаемся каждый любимый жест:
как матерится, как говорит, как ест.
Как одному: «другу», а двум другим
он «Сапожок» подписывал: «дорогим».
Как говорить о Бродском при нем нельзя.
Встал из-за столика: не провожать, друзья.
Завтра мне позвоните, к примеру, в час.
Грустно и больно: занят, целую вас!
Солдатская песня 1812 года
(Пение соло и мужской хор.)
Запис. Н. В. Гартевельд
Ночь темна была и не месячна!
Рать скучна была и не весела:
Все солдатики пригорюнились,
Пригорюнившись да заплакали;
Велико чудо совершилося:
У солдат слезы градом сыпались!
Не отцов родных оплакивали,
И не жен младых, и не детушек;
Как оплакивали мать родимую,
Мать родимую, да кормилицу,
Златоглавую Москву-матушку,
Разоренную Бонапартием!
Хор повторяет каждую строку запевалы.
Ночь. Не слышно городского шума.
В небесах звезда — и от нее,
Будто искра, заронилась дума
Тайно в сердце грустное мое.И светла, прозрачна дума эта,
Будто милых взоров меткий взгляд;
Глубь души полна родного света,
И давнишней гостье опыт рад.Тихо всё, покойно, как и прежде;
Но рукой незримой снят покров
Темной грусти. Вере и надежде
Грудь раскрыла, может быть, любовь? Что ж такое? Близкая утрата?
Или радость? — Нет, не объяснишь, —
Но оно так пламенно, так свято,
Что за жизнь творца благодаришь.
Когда друг другу лжём,
(Ночь, прикрываясь днём)
Когда друг друга ловим,
(Суть, прикрываясь словом)
Когда друг к другу льнём
В распластанности мнимой,
(Смоль, прикрываясь льном,
Огнь, прикрываясь дымом…)
Взойди ко мне в ночи
Так: майского жучка
Ложь — полунощным летом.
Так: чёрного зрачка
Ночь — прикрываясь веком…
Ты думаешь, робка
Ночь — и ушла с рассветом?
Так: чёрного зрачка
Ночь — прикрываясь веком…
Свет — это только плоть!
Столпником на распутье:
Свет: некая мило́ть,
Наброшенная сутью.
Подземная река —
Бог — так ночь под светом…
Так: чёрного зрачка
Ночь — прикрываясь веком…
Ты думаешь — исчез
Взгляд? — Подыми! — Течёт!
Свет, — это только вес,
Свет, — это только счёт…
Свет — это только веко
Над хаосом…
Ты думаешь — робка
Ночь? —
Подземная река —
Ночь, — глубока под днём!
— Брось! Отпусти
В ночь в огневую реку.
Свет — это только веко
Над хаосом…
Когда друг другу льстим,
(Занавес слов над глубью!)
Когда друг друга чтим,
Когда друг друга любим…
Замираю у окна.
Ночь черна.
Ливень с плеском лижет стекла.
Ночь продрогла и измокла.
Время сна.
Время тихих сновидений,
Но тоска прильнула к лени,
И глаза ночных видений
Жадно в комнату впились.
Закачались, унеслись.
Тихо новые зажглись…
Из-за мокрого стекла
Смотрят холодно и строго,
Как глаза чужого бога, —
А за ними дождь и мгла.
Лоб горит.
Ночь молчит.
Летний ливень льнёт и льётся.
Если тело обернется, —
Будет свет,
Лампа, стол, пустые стены,
Размышляющий поэт
И глухой прибой вселенной.
Корабль пошел навстречу темной ночи…
Я лег на палубу с открытой головой;
Грустя, в обитель звезд вперил я сонны очи,
Как будто в той стране таинственно-немой
Для моего чела венец плетут Плеады
И зажигают вечные лампады,
И обещают мне бессмертия покой.
Но вот — холодный ветр дохнул над океаном;
Небесные огни подернулись туманом…
И лег я ниц с покрытой головой,
И в смутных грезах мне казалось: подо мной
Наяды с хохотом в пучинный мрак ныряют,
На дне его могилу разгребают —
И обещают мне забвения покой.
Дышит счастьем,
Сладострастьем
Упоительная ночь!
Ночь немая,
Голубая,
Неба северного дочь!
После зноя тихо дремлет
Прохлажденная земля;
Не такая ль ночь обемлет
Елисейские поля!
Тени легкие, мелькая,
В светлом сумраке скользят,
Ночи робко доверяя
То, что дню не говорят.
Дышит счастьем,
Сладострастьем
Упоительная ночь!
Ночь немая,
Голубая,
Неба северного дочь!
Блещут свежестью сапфирной
Небо, воздух и Нева,
И, купаясь в влаге мирной,
Зеленеют острова.
Весел мерные удары
Раздаются на реке
И созвучьями гитары
Замирают вдалеке.
Дышит счастьем,
Сладострастьем
Упоительная ночь!
Ночь немая,
Голубая,
Неба северного дочь!
Как над ложем новобрачной
Притаившиеся сны,
Так в ночи полупрозрачной
Гаснут звезды с вышины!
Созерцанья и покоя
Благодатные часы!
Мирной ночи с днем без зноя
Чудом слитые красы!
Дышит счастьем,
Сладострастьем
Упоительная ночь!
Ночь немая,
Голубая,
Неба северного дочь!
Чистой неги, сладкой муки
Грудь таинственно полна.
Чу! Волшебной песни звуки
Вылетают из окна.
Пой, красавица певица!
Пой, залетный соловей,
Сладкозвучная царица
Поэтических ночей!
Дышит счастьем,
Сладострастьем
Упоительная ночь!
Ночь немая,
Голубая,
Неба северного дочь!
И поплыл себе — Моисей в корзине! —
Через белый свет.
Кто же думает о каком-то сыне
В восемнадцать лет! С юной матерью из чужого края
Ты покончил счет,
Не узнав, какая тебе, какая
Красота растет.Раззолоченной роковой актрисе —
Не до тех речей!
А той самой ночи — уже пять тысяч
И пятьсот ночей.И не знаешь ты, и никто не знает,
— Бог один за всех! —
По каким сейчас площадям гуляет
Твой прекрасный грех! 26 август 1916
У совы у старой
Не глаза, а фары –
Круглые, большие,
Страшные такие.
А у птички у синички,
У синички-невелички,
Глазки, словно бусинки,
Малюсенькие.
Но синичьи глазки
Смотрят без опаски
И на облачко вдали,
И на зёрнышко в пыли.
Днём сова не видит,
Значит, не обидит.
Ночь вошла в свои права,
В путь пускается сова.
Всё глаза огромные
Видят ночью тёмною.
А синица не боится,
Потому что спит синица,
Крепко спит она в гнезде,
Не видать её нигде.
Ночами такая стоит тишина,
стеклянная, хрупкая, ломкая.
Очерчена радужным кругом луна,
и поле дымится поземкою.Ночами такое молчанье кругом,
что слово доносится всякое,
и скрипы калиток, и как за бугром
у проруби ведрами звякают.Послушать, и кажется: где-то звучит
железная разноголосица.
А это все сердце стучит и стучит —
незрячее сердце колотится.Тропинка ныряет в пыли голубой,
в глухом полыхании месяца.
Пойти по тропинке — и можно с тобой,
наверное, где-нибудь встретиться.
Где играли тихие дельфины,
Далеко от зелени земли,
Нарываясь по ночам на мины,
Молча умирают корабли.
Суматошливый, большой и хрупкий,
Человек не предает мечты, —
Погибая, он спускает шлюпки,
Сбрасывает сонные плоты.
Синевой охваченный, он верит,
Что земля любимая близка,
Что ударится о светлый берег
Легкая, как жалоба, доска.
Видя моря яростную смуту,
Средь ночи, измученный волной,
Он еще в последнюю минуту
Бредит берегом и тишиной.
Темно под арками Казанского собора.
Привычной грязью скрыты небеса.
На тротуаре в вялой вспышке спора
Хрипят ночных красавиц голоса.Спят магазины, стены и ворота.
Чума любви в накрашенных бровях
Напомнила прохожему кого-то,
Давно истлевшего в покинутых краях… Недолгий торг окончен торопливо —
Вон на извозчике любовная чета:
Он жадно курит, а она гнусит.Проплыл городовой, зевающий тоскливо,
Проплыл фонарь пустынного моста,
И дева пьяная вдогонку им свистит.
Не призывай и не сули
Душе былого вдохновенья.
Я — одинокий сын земли,
Ты — лучезарное виденье.
Земля пустынна, ночь бледна,
Недвижно лунное сиянье,
В звездах — немая тишина —
Обитель страха и молчанья
Я знаю твой победный лик,
Призывный голос слышу ясно,
Душе понятен твой язык,
Но ты зовешь меня напрасно.
Земля пустынна, ночь бледна,
Не жди былого обаянья,
В моей душе отражена
Обитель страха и молчанья.1 июня 1900
Я со псом разговаривал ночью,
Объясняясь, — наедине, —
Жизнь моя удается не очень,
Удается она не вполне.
Ну, а все же, а все же, а все же, —
Я спросил у случайного пса, —
Я не лучше, но я и не плоше,
Как и ты — среди псов — не краса.
Ты не лучший, единственный — верно,
На меня ты печально глядишь,
Я ж смотрю на тебя суеверно,
Объясняя собачую жизнь.
Я со псом разговаривал ночью,
Разговаривал — наедине, —
И выходит — у псов жизнь не очень,
Удается она не вполне.