По-над Доном сад цветёт,
Во саду дорожка;
На неё б я всё глядел,
Сидя, из окошка…
Там с кувшином за водой
Маша проходила,
Томный взор потупив свой,
Со мной говорила.
Как не любить румянец свежий
И губ едва заметный пух!..
Но с каждым новым днем все реже
От них захватывает дух… Черней виденье с каждым годом
И все безрадостнее явь…
Как тяжело дорогу бродом
Искать, где кинулся бы вплавь!.. А жизнь, столь полная терзанья,
Так коротка, так коротка…
И вот последнее признанье
Срываю с кровью с языка! Пусть будет эта кровь залогом
— Ты где была, Жемчужина, когда я ждал тебя?
— Я в раковине пряталась, и там ждала — любя.
— О чем же ты, Жемчужина, там думала в тиши?
— О радости, о сладости, о счастии души.
— И в чем же ты, Жемчужина, то счастие нашла?
— В дрожании сознания, что ввысь взойду — светла.
— А знала ль ты, Жемчужина, что терем твой сломлю?
— Он темен был, я светлая, я только свет люблю.
— А знала ль ты, Жемчужина, что после ждет тебя?
— Я отсвет Лун, я отблеск Солнц, мой путь — светить любя.
Люблю осеннюю Москву
в ее убранстве светлом,
когда утрами жгут листву,
опавшую под ветром.
Огромный медленный костер
над облетевшим садом
похож на стрельчатый костел
с обугленным фасадом.
А старый клен совсем поник,
стоит, печально горбясь…
O lacrimarum fons…
GrayЛюблю, друзья, ласкать очами
Иль пурпур искрометных вин,
Или плодов между листами
Благоухающий рубин.
Люблю смотреть, когда созданье
Как бы погружено в весне,
И мир заснул в благоуханье
И улыбается во сне!..
Люблю, когда лицо прекрасной
Прошла уже моя сладчайшая отрада
И миновалось все, что прежде льстило мне;
Уехала навек любимая из града,
В котором зрели с ней успехи мы одне.
Терзает грусть меня и рвет меня досада,
Прошедше счастие мне зрится как во сне;
Где нет возлюбленной, зрю пропасти там ада;
А где любезная, в той вижу рай стране.
Я тоже служил на флоте!
Я тоже памятью пола
О той бесподобной работе —
На гребнях чудовищных волн.
Тобою — ах, море, море! —
Я взвинчен до самых жил,
Но, видно, себе на горе
Так долго тебе служил…
Тебя любить, Господь, я не могу, не смею,
Душа погибшая трепещет пред Тобой,
Как роза, дышишь Ты святою чистотой,
Любви дыхание над головой Твоею!..
Ты — праведных сердца, Ты — ревностью своею
Израиль спас, нас всех Спаситель Ты благой!..
Как над цветком, едва раскрывшим венчик свой.
Ты над невинностью порхаешь, тихо рея…
А я — презренный трус с напыщенной душой.
И с ранних лет со злом сроднился разум мой
Напротив тебя с тобою
Долго ль будет мне сидеть?
На приятность с красотою
Тщетно долго ли глядеть?
Мой весь разум помрачился,
Мой весь <уд> воспламенился,
Мне не можно уж терпеть;
Долго ль тщетно мне гореть?
Долго ль тщетно воздыхать
И отрады мне не знать?
Люблю октябрь, угрюмый месяц,
Люблю обмершие леса,
Когда хромает ветхий месяц,
Как половина колеса.
Люблю мгновенность: лодка… хобот…
Серп… полумаска… леса шпиц…
Но кто надтреснул лунный обод?
Кто вор лучистых тонких спиц?
Морозом выпитые лужи
Хрустят и хрупки, как хрусталь;
Нет, полно, полно! впредь не буду
Себя пустой надеждой льстить
И вас, красавицы, забуду.
Нет, нет! что прибыли любить?
Любил я резвую Плениру,
Любил веселую Темиру,
Любил и сердцем и душой.
Они шутили, улыбались,
Моею страстью забавлялись;
Сладостное чувств томленье,
Огнь души, цепь из цветов!
Как твое нам вдохновенье
Восхитительно, Любовь!
Нет блаженнее той части,
Как быть в плене милой власти,
Как взаимну цепь носить,
Быть любиму и любить.
Переулок. Снег скрипит. Идут обнявшись.
Стреляют. А им всё равно.
Целуются, и два облачка у губ дрожащих
Сливаются в одно.
Смерть ходит разгневанная,
Вот она! за углом! близко! рядом!
А бедный человек обнимает любимую девушку
И говорит ей такие странные слова:
«Милая! ненаглядная!»
Стреляют. Прижимаются друг к другу еще теснее.
За рекой луга зазеленели,
Веет легкой свежестью воды;
Веселей по рощам зазвенели
Песни птиц на разные лады.
Ветерок с полей тепло приносит,
Горький дух лозины молодой…
О, весна! Как сердце счастья просит!
Как сладка печаль моя весной!
Нет, нет, я не жалею,
Что мне ты был рожден.
И я любя лелею
Твой безмятежный сон.
Дитя мое, я знаю,
Что ты услада дней,
Но все дороги к Раю
Забыты меж людей.
Среди любовью слывшего
сплетенья рук и бед
ты от меня не слышала,
любима или нет.
Не спрашивай об истине.
Пусть буду я в долгу —
я не могу быть искренним,
и лгать я не могу.
Но не гляди тоскующе
и верь своей звезде —
Полно вам мысли в любви летати,
Кинь сердце ныне все суеты,
Не дай дни прежни воспоминати,
Не мучьте больше мя красоты.
Пленным не буду.
Вольным по всюду,
Вольность мя веселит,
И любить не велитъ;
Та моя часть,
Уж мой дух знает,
С каждым днём всё ближе дальний путь.
Дай-ка, милая, присядем отдохнуть.Небеса прозрачны и тихи,
Видно, Лермонтов читает им стихи.Пусть читает… Я хочу тебе сказать:
Начал я как будто уставать.Взгляд не тот, да нет того огня,
И товарищи сторонятся меня.Да, по правде, коль пошло на то, скажу —
Не печалюсь я об этом, — не тужу.Верь, усталости не знает только тот,
Кто не любит, не жалеет и не ждёт.Ну и нам — не раз с тобой в пути
И любить, и вянуть, и цвести.Не устанешь — и на свете скучно жить, —
А устанешь — стоит ли тужить? Что ж, смелей! Прижмись к моей груди,
Видишь — небо размечталось впереди.Скоро свет его застанет нас вдвоём.
Век наш короток, да долги ночи,
Хлопотливы и быстры дни,
Наработаешься — ночью хочется
Ласку теплую и грудь рабочую
Ночью хочется соединить.
Поработаешь, и делать нечего,
Молодую не сдержишь прыть…
Оттого-то люблю я вечером,
Напирая на эти плечи вот,
Люблю я вечером поговорить.
Я боюсь какой-то измены...
Приходите завтра с Сапуновым --
Вы всегда мне кажетесь новым.
Отчего вы не любите «Италии»?
Я поглажу вас пониже талии.
Отчего вы не любите «Метрополь»?
Вы гибки как ива и стройны как тополь.
Отчего вы не любите Кюба?
Я люблю вас dе haut jusquе еn bas!
(Посв. И. А. Гончарову.)
В день собранья винограда,
В дверь отвореннаго сада
Мы на праздник Вакха шли
И, любимца Купидона,
Старика Анакреона
На руках с собой несли.
Много юношей нас было,
Ты, кто сейчас на балконе, в том доме дальнем и милом,
Где я когда-то любил, детским томленьем страдал, —
Ты, кто любуешься звездной торжественной, тихою ночью, —
Музыку слышишь ли ты? Слышишь простые слова?
День незабвенный и вечер второго августа! Сердце
Их сохранило и вот — их годовщиною чтит.
Помню: сегодня исполнилось двадцать лет незаметных,
Как я когда-то любил, как я когда то страдал.
Если б родимою ночью не ты, а я любовался, —
Понял бы музыку я, понял — простые слова.
Он был красив, как сто чертей,
Любил животных и детей,
Имел любовниц всех мастей
И был со всеми мил…
Да полно! Так ли уж права
Жестокая молва,
Швырнув в ответ ему слова:
«Он Пушкина убил!..»
Он навсегда покинул свет,
В этих душных ночах, в Итальянских ночах,
Вдруг крылатую взяв, я сжимаю тебя,
Утопивши глаза в потемневших очах,
И терзая тебя — и любя — и любя.
Этих нежных ступней ощутив красоту,
Поцелуй к ним прижал — восходил — восходил,
И, напевность любви, я узоры плету,
Сочетав поцелуй с воскуреньем кадил.
Все море полно совершенства и блеска,
тревоги, любви,
и я не таю удивленные, детские
чувства свои.
Малы, незначительны, необязательны,
мы, может быть, с привкусом лжи,
но лики людские, как волны морские,
подвижны, свежи.
Художник дельфинов из пепельной глины
у моря лепил.
В ребяческие дни любил я край родной,
Как векша — сумрак бора,
Как цапля — ил береговой,
Как ворон — кучу сора.
В дни юности любил я родину, как сын —
Родную мать, поэт — природу,
Жених — невесту, гражданин —
Права или свободу.
Мы соблюдаем правила зимы.
Играем мы, не уступая смеху,
и, придавая очертанья снегу,
приподнимаем белый снег с земли.И, будто бы предчувствуя беду,
прохожие толпятся у забора,
снедает их тяжелая, забота:
а что с тобой имеем мы в виду.Мы бабу лепим, только и всего.
О, это торжество и удивленье,
когда и высота и удлиненье
зависят от движенья твоего.Ты говоришь: -Смотри, как я леплю.-
Не люблю «голубых»,
Нарушающих заповедь Бога.
Искажающих то,
Что Всевышним предрешено:
Небеса — для орлов,
Для паломников к Богу — дорога.
И для встречи друзей —
Королевский прием и вино.
Не люблю «голубых»,
Унижающих женщин собою:
«Любовь живет любовью, а не тем,
Что называется благодеяньем».
О, пусть любовь окончится страданьем:
Так быть должно, тут слова нет: «зачем».
Пусть сердце будет радостно: не всем
Дано любить и жить хоть миг мечтаньем.
Ты дал любовь — душа полна звучаньем.
Ты отнял дар — дух благодарно нем.
О, если б знали вы, как больно
Жить без подруги одному,
То к дому подошли б невольно
Вы моему.
И знали б вы, что взором сладко
Вам утешать меня дано,
Вы заглянули бы украдкой
Ко мне в окно.
На гибельной дороге
Последним злом греша,
В томительной тревоге
Горит Моя душа.
Святое озаренье
Унылых этих мест,
Сияло утешенье,
Яснейшая из звёзд.
Но, чары расторгая
Кругом обставших сил,
Приходи, мой мальчик гадкий,
К самой кроткой из подруг.
Я смущу тебя загадкой,
Уведу на светлый луг.
Там узнаешь ты, как больно
Жить рабыням бытия,
Кто мечтает своевольно
И безумно, так, как я.
Расскажу я, что любила
Я другого, не тебя,
Собравшись за столиком чайным
Они о любви говорили;
Мужчины изящны, а дамы
Так нежны, чувствительны были. —
— Любить платонически должно!
Советник сказал свое мненье.
Советница только плечами
Пожала, с улыбкой презренья.
«Мой милый! — ты сказала мне.
Зачем в душевной глубине
Ты будишь бурные желанья?
Всё, что в тебе, влечет меня.
И вот в душе моей, звеня,
Растет, растет очарованье!»
Тебя люблю я столько лет,
И нежен я, и я поэт.
Так как же это, совершенство,
Люби, пока любить ты можешь.
Иль час ударит роковой,
И станешь с поздним сожаленьем,
Ты над могилой дорогой.
О сторожи, чтоб сердце свято
Любовь хранило, берегло, —
Пока его другое любит
И неизменно и тепло.