В сем мавзолее погребен
Пример сияния людского,
Пример ничтожества мирского:
Герой — и тлен.
1.
Кто герой?
2.
Тот, кто лучше других уголь долбит под землей,
3.
кто за рудою прошел горой, —
4.
тот герой!
Герои Росския вы то изобразили,
Как Боги дерзостных Гигантов поразили.
Визирь от имени Минервина бежит:
Под Вондером земля пылает и дрожит.
Мирон схватил перо, надулся, пишет, пишет
И под собой земли не слышит!
«Пожарский! Филарет! отечества отец!»
Поставил точку — и конец!
Еще одна в родном краю
Твердыня новая в строю.
Труду, упорству и талантам,
Бойцам, ударникам, гигантам,
Героям тракторных побед
Восторги наши и привет!
Чего же вы хотели б от меня,
Венчающие славой и позором
Меня. Я слабый человек,
Сын времени, скупого на героя.
Я сам себя героем не считаю.
По-моему, геройство — шутовство.
Московский герб: герой пронзает гада.
Дракон в крови. Герой в луче. — Так надо.
Во имя Бога и души живой
Сойди с ворот, Господень часовой!
Верни нам вольность, Воин, им — живот.
Страж роковой Москвы — сойди с ворот!
И докажи — народу и дракону —
Что спят мужи — сражаются иконы.
Подросток-девочка. Она
Бойцом-героем спасена,
У пса фашистского отбита.
Смертельной корчей сведена
Рука сраженного бандита.
Родной боец наш – невредим,
Неустрашим, непобедим –
Исполнен мощи сверхударной.
На грозный лик его глядим
Мы все с любовью благодарной.
В этих отрывках нас два героя,
Незнакомых между собой.
Но общее что-то такое
Есть между ним и мной.
И — простите, читатель, заранее:
Когда мы встречаемся в песий час,
Все кажется — для компании
Третьего не хватает — вас.
Памяти Дениса Папина
В серебряной пыли полуночная влага
Пленяет отдыхом усталые мечты,
И в зыбкой тишине речного саркофага
Отверженный герой не слышит клеветы.
Не проклинай людей! Настанет трепет, стоны
Вновь будут искренни, молитвы горячи,
Смутится яркий день, — и солнечной короны
Заблещут в полутьме священные лучи!
Гостиных лев, герой приятельских пирушек,
Наш Дон Жуан девиц всех свел с ума.
Того и жди начнется кутерьма
В кисейной области чувствительных пастушек.
Чему ж завидовать? Безумье не резон,
И с сотворения кадрили
Красавицы ему всегда должок платили,
А только вряд ли выиграл бы он,
Когда б они немножко не блажили.
Здесь должен быть фонтан, но он не бьёт.
Однако сырость северная наша
освобождает власти от забот,
и жажды не испытывает чаша.
Нормальный дождь, обещанный в четверг,
надёжней ржавых труб водопровода.
Что позабудет сделать человек,
то наверстает за него природа.
И вы, герои Ханко, ничего
не потеряли: метеопрогнозы
твердят о постоянстве Н2О,
затмившем человеческие слёзы.
В серебряной пыли полуночная влага
Пленяет отдыхом усталые мечты,
И в зыбкой тишине речного саркофага
Отверженный герой не слышит клеветы.
Не проклинай людей! Настанет трепет, стоны
Вновь будут искренни, молитвы горячи,
Смутится яркий день, — и солнечной короны
Заблещут в полутьме священные лучи!
На добродетели вознесся Геркулес,
До жительства Богов и до краев небес.
Героя все сего, там Боги прославляют,
И со пришествием на небо поздравляют.
Все радуются: он Богов благодаритъ;
Со Плутусом одним герой не говорит,
Не делает ему ни малаго приветства:
За то, что портит он, людей от сама детства.
Сколько воли, отваги, святого усердья
В озареньи солдата, что в битву идет,
В героической жертве сестры милосердья
И во всех, кто Россию к победе ведет!
Ядовитые газы, сверкание меди,
Подгибаются ноги, и сохнут уста…
Но отважно герои стремятся к победе,
К лучезарной победе любви и Христа!
Слава павших — отрада покинутым детям,
Слава тем, кто вернется с победным щитом!
Мы героев цветами и лаврами встретим,
В ореоле любви золотом.
Герой — как вихрь, срывающий палатки,
Герой врагу безумный дал отпор,
Но сам погиб — сгорел в неравной схватке,
Как искромётный метеор.
А трус — живёт. Он тоже месть лелеет,
Он точит меткий дротик, но тайком.
О да, он — мудр! Но сердце в нём чуть тлеет:
Как огонёк под кизяком.
Тебе, певцу, тебе, герою!
Не удалось мне за тобою
При громе пушечном, в огне
Скакать на бешеном коне.
Наездник смирного Пегаса,
Носил я старого Парнаса
Из моды вышедший мундир:
Но и по этой службе трудной,
И тут, о мой наездник чудный,
Ты мой отец и командир.
Вот мой Пугач: при первом взгляде
Он виден — плут, казак прямой!
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.
Душа героев и певцов,
Вино любезно и студенту:
Оно его между цветов
Ведет к ученому патенту.Проснувшись вместе с петухом,
Он в тишине читает Канта;
Но день прошел — и вечерком
Он за вино от фолианта.И каждый день его, как сон,
Пленяя чувства, пролетает:
За книгой не скучает он,
А за покалом кто ж скучает? Свободой жизнь его красна,
Ее питомец просвещенный —
Он капли милого вина
Не даст за скипетры вселенной!
Я слышал о светлом Герое,
Свободном от всяких желаний,
О нем, перешедшем поток.
В лучистом застыл он покое,
Покинув наш мир восклицаний
Для славы несозданных строк.
В разрывах глубокой лазури,
В краю отодвинутой дали,
С ним тайно колдует Судьба.
К нему не притронутся бури,
Его не коснутся печали,
Ему не знакома борьба.
С бессмертной загадкой во взоре,
Он высится где-то над нами,
В душе отразив небосвод.
В высоко-мятущемся Море
Он остров забытый ветрами,
Среди успокоенных вод.
Когда я создавал героя,
Кремень дробя, пласты деля,
Какого вечного покоя
Была исполнена земля!
Но в зацветающей лазури
Уже боролись свет и тьма,
Уже металась в синей буре
Одежды яркая кайма…
Щит ослепительно сверкучий
Сиял в разрыве синих туч,
И светлый меч, пронзая тучи,
Разил, как неуклонный луч…
Еще не явлен лик чудесный,
Но я провижу лик — зарю,
И в очи молнии небесной
С чудесным трепетом смотрю! 3 октября 1907
Полюшко-поле,
Полюшко широко поле.
Едут да по полю герои,
Прошлого времени герои.
Ветер развеет
Эх, да по зелену полю
Их удалые песни,
Прошлого времени песни.
Только оставит
Им боевую славу
И запыленную дорогу,
Вдаль уходящую дорогу.
Полюшко-поле
Видело немало горя,
Было пропитано кровью,
Прошлого времени кровью.
Сейчас я поведаю, граждане, вам
Без лишних присказов и слов,
О том, как погибли герой Гумилев
И юный грузин Мандельштам.Чтоб вызвать героя отчаянный крик,
Что мог Мандельштам совершить?
Он в спальню красавицы тайно проник
И вымолвил слово «любить».Грузина по черепу хрястнул герой
И вспыхнул тут бой, гомерический бой.
Навек без ответа остался вопрос:
Кто выиграл, кто пораженье понес? Наутро нашли там лишь зуб золотой,
Вонзенный в откушенный нос.
О вечность! прекрати твоих шум вечных споров
Кто превосходней всех героев в свете был.
В святилище твое от нас в сей день вступил
Суворов.
<Май 1800>
Окончи, вечность,
Тех споров бесконечность,
Кто больше из твоих героев был.
Окончи бесконечность споров.
В твое сятилище вступил
От нас Суворов.
Наше время, подлое и злое,
Ведь должно было создать нам наконец
Своего любимого героя, —
И дитя законнейшее строя
Народилось… Вылитый отец! Наш герой, конечно, не Печорин, —
Тот был ангелом, а нам нужнее бес;
Чичиков для нас не слишком черен,
Устарел Буренин и Суворин,
И теряет Меньшиков свой вес.Пуришкевич был уже пределом,
За который трудно перейти…
Но пришел другой. И сразу нежно-белым
Пуришкевич стал душой и телом —
Даже хочется сказать: «Прости!»Что Дубровин или Передонов?
Слабый, чуть намеченный рельеф…
Нет! Сильней и выше всех законов
Победитель Натов Пинкертонов —
Наш герой Азеф!
Герой от кореня преславна,
Надутый спесью паче мер,
От витязей влек род издавна,
Которых воспевал Гомер:
Герой узрел вола к досаде
Велика жирна толста в стаде:
И тако рыцарь говорил:
О жители, во грязном море!.
Как лапы я в воле багрил,
Сие увидите вы вскоре.——Но прежде буду раздуваться, ,
И буду так велик как он:
Повсюду станет раздаваться,
Сей глас: лягушка стала слон.
Вздувается; но тело мало, .
Ни чудь еще быком не стало;
Говядины нет вида тут:
Все силы собирает душка;
Но множа сей претяжкий труд,
О боги! треснула лягушка.
Ночи без любимого — и ночи
С нелюбимым, и большие звёзды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому —
Кто от века не был — и не будет,
Кто не может быть — и должен быть.
И слеза ребёнка по герою,
И слеза героя по ребёнку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз…
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на тёмном, на косноязычном
Языке людском зовётся — Жизнь.
Легко дыша, серебряной зимой
Товарищ возвращается домой.
Вот, наконец, и материнский дом,
Колючий садик, крыша с петушком.
Он распахнул тяжелую шинель,
И дверь за ним захлопнула метель.
Роняет штопку, суетится мать.
Какое счастье — сына обнимать.
У всех соседей — дочки и сыны,
А этот назван сыном всей страны!
Но ей одной сгибаться от тревог
И печь слоеный яблочный пирог.
…Снимает мальчик свой высокий шлем,
И видит мать, что он седой совсем.
Ты создал мыслею своей
Богов, героев, и людей,
Зажег несчетности светил,
И их зверями населил.
От края к краю — зов зарниц,
И вольны в высях крылья птиц,
И звонко пенье вешних струй,
И сладко-влажен поцелуй.
А Смерть возникнет в свой черед, —
Кто выйдет здесь, тот там войдет,
У Жизни множество дверей,
И Жизнь стремится все быстрей.
Все звери в страсти горячи,
И Солнце жарко льет лучи,
И нет пределов для страстей
Богов, героев, и людей.
Из-под десятков копий, пронзивших грудь героя —
Роланд освобождает одну из мощных рук,
И рог к устам подносит и здесь, в долине боя
Предсмертною мольбою несется рога звук.
Но нет вождю ответа: все выбыли из строя
И падает он снова среди предсмертных мук…
Так — гибнущим я видел не одного героя
И слышался из мрака предсмертный рога звук.
Ты кончил жизни путь, герой!
Теперь твоя начнется слава,
И в песнях родины святой
Жить будет образ величавый,
Жить будет мужество твое,
Освободившее ее.
Пока свободен твой народ,
Он позабыть тебя не в силах.
Ты пал! Но кровь твоя течет
Не по земле, а в наших жилах;
Отвагу мощную вдохнуть
Твой подвиг должен в нашу грудь.
Врага заставим мы бледнеть,
Коль назовем тебя средь боя;
Дев наших хоры станут петь
О смерти доблестной героя;
Но слез не будет на очах:
Плач оскорбил бы славный прах.
Любимых детских книг творец
И верный друг ребят,
Он жил, как должен жить боец,
И умер, как солдат.
Ты повесть школьную открой —
Гайдар ее писал:
Правдив той повести герой
И смел, хоть ростом мал.
Прочти гайдаровский рассказ
И оглянись вокруг:
Живут сегодня среди нас
Тимур, и Гек, и Чук.
Их по поступкам узнают.
И это не беда,
Что по-гайдаровски зовут
Героев не всегда.
Страницы честных, чистых книг
Стране оставил в дар
Боец, Писатель, Большевик
И Гражданин — Гайдар…
Я вызван из толпы народной
Всезвучным голосом твоим,
Певец-герой! Ты благородным
Почтил вниманием своим
На службе юного солдата;
О славе мне заговорил,
Призвал меня призывом брата
И лирой свету огласил!
Твоею дружбою, хвалою
Горжуся! Преданной душою
Тебя я чту, пока я жив!
Ты прав, Давыдов: я счастлив!
Счастлив: мне раненную руку
Пожал увенчанный Герой,
И славой я обязан звуку
Ахилла лиры золотой.
На ватном бюсте пуговки горят,
Обтянут зад цветной диагональю,
Усы как два хвоста у жеребят,
И ляжки движутся развалистой спиралью.
Рукой небрежной упираясь в талью,
Вперяет вдаль надменно-плоский взгляд
И, всех иных считая мелкой швалью,
Несложно пыжится от головы до пят.
Галантный дух помады и ремней…
Под козырьком всего четыре слова:
«Pardon!», «Mersi!», «Канашка!» и «Мерзавец!»
Грядет, грядет! По выступам камней
Свирепо хляпает тяжелая подкова —
Пар из ноздрей… Ура, ура! Красавец.
Безумец! думал плыть ты по
Спокойной влаге, в сладкой дреме,
Но, как герой Эдгара По,
Закручен в бешеном Мальстрёме?
Летят, свистят извивы волн,
Их громовые стоны звонки;
Летит твой наклоненный челн
В жерло чудовищной воронки.
Но, как герой жестоких Tales,
Припомни книгу Архимеда:
Лишь разум не сошел бы с рельс,
И мысли суждена победа!
Мой разум, бодрствуй! мысль, гори!
Мы с вами созданы для рыб ли?
В душе мерцает свет зари…
Мой разум! нет, мы не погибли!
О, мой застенчивый герой,
ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
не опираясь на партнера!
К проклятой помощи твоей
я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней
ты спасся, незаметный глазу.
Но в этом сраме и бреду
я шла пред публикой жестокой -
все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой.
О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
бесстыжую моих потерь,
моей улыбки безобидность.
И жадно шли твои стада
напиться из моей печали.
Одна, одна — среди стыда
стою с упавшими плечами.
Но опрометчивой толпе
герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.
Вся наша роль — моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль — моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.