Мудрецом слыву в селенье
Я, старик, скрипач простой,
Потому что от рожденья
Не пивал вина с водой.
Любо скрипкой на поляне
Молодежь мне созывать.
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
Встарь под этот дуб сходились
За советом, за судом.
Сколько раз враги мирились
Под густым его шатром!
Не слыхал он слова брани,
Видел только тишь да гладь.
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
О владельце знатном вашем
Пожалейте: в замке там
Как завидует он нашим
Незатейливым пирам!
Дружный смех тут на поляне;
Он один изволь скучать.
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
Не хулите тех, что с вами
Чтить священства не хотят,
А желайте, чтоб плодами
Был богат их луг и сад.
Вместе надо, христиане,
Не молиться, так гулять.
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
Если ниву родовую
Ты обнес вокруг плетнем,
Не топчи же и чужую
И не тронь своим серпом.
Будешь знать тогда заране,
Что в наследье детям дать.
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
После горя прожитого
Мир опять наш край живит:
Не гоните ж прочь слепого,
Что с дороги бурей сбит.
Скольким в этом урагане
Дом и кров пришлось терять!
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
Вот мое вам наставленье.
Здесь, в тени густых ветвей,
Дети, всем привет, прощенье!
Обнимитеся дружней!
На моей родной поляне
Должен вечно мир сиять.
Собирайтесь, поселяне,
Здесь под дубом поплясать!
Как Дионисия из царства
Изгнал храбрец Тимолеон,
Тиран, пройдя чрез все мытарства,
Открыл в Коринфе пансион.
Тиран от власти не отстанет:
Законы в школе издает;
Нет взрослых, так детей тиранит.
Тиран тираном и умрет.
Ведь нужно все чинить и ведать —
Он справедлив, хотя и строг:
Как подадут детя́м обедать —
Сейчас с их трапезы налог.
Несут, как некогда в столицу,
Орехи, виноград и мед.
Целуйте все его десницу!
Тиран тираном и умрет.
Мальчишка, глупый, как овечка,
Последний в школе ученик,
В задачку раз ввернул словечко:
«Тиран и в бедствиях велик».
Тиран, бессмыслицу читая,
«Он далеко, сказал, пойдет», —
И сделал старшим негодяя.
Тиран тираном и умрет.
Потом, другой раз как-то, слышит
Он от фискала своего,
Что там в углу товарищ пишет,
Должно быть, пасквиль на него.
«Как? Пасквиль?! Это все от воли!
Ремнем его! И чтоб вперед
Никто писать не смел бы в школе!»
Тиран тираном и умрет.
И день и ночь его страшили
Следы измены и интриг.
Раз дети на дворе дразнили
Двоих каких-то забулдыг.
Кричит: «Идите без боязни!
Им нужен чужеземный гнет.
Я им отец — им ну́жны казни».
Тиран тираном и умрет.
Отцы и матери озлились
На непотребный пансион
И Дионисия решились
И из Коринфа выгнать вон.
Так чтоб, как прежде, благодатно
Теснить и грабить свой народ —
В жрецы вступил он. Вот так знатно!
Тиран тираном и умрет.
Спит на груди у ней крошка-ребенок.
Жанна другого несет за спиной;
Старший с ней рядом бежит… Башмачонок
Худ и не греет ножонки босой…
Взяли отца их: дозор окаянный
Выследил, — кончилось дело тюрьмой…
Господи, сжалься над рыжею Жанной…
Пойман ее браконьер удалой!
Жизни заря и для Жанны алела:
Сельский учитель отец ее был;
Жанна читала, работала, пела;
Всякий за нрав ее тихий любил,
Плясывал с ней и под тенью каштанной
Жал у ней белую ручку порой…
Господи, сжалься над рыжею Жанной:
Пойман ее браконьер удалой!
Фермер к ней сватался, — дело решили,
Да из пустого оно разошлось:
Рыжиком Жанну в деревне дразнили, —
И испугался он рыжих волос.
Двое других ее звали желанной, —
Но ведь у ней ни гроша за душой…
Господи, сжалься над рыжею Жанной:
Пойман ее браконьер удалой!
Он ей сказал: «Не найти мне подружки,
Краше тебя, — полюбил тебя я, —
Будем жить вместе в убогой лачужке,
Есть у меня дорогих три ружья;
По лесу всюду мне путь невозбранный,
Свадьбу скрутит капеллан замковой…»
Господи, сжалься над рыжею Жанной;
Пойман ее браконьер удалой!
Жанна решилася, — Жанна любила,
Жаждала матерью быть и женой.
Три раза Жанна под сердцем носила
Сладкое бремя в пустыне лесной.
Бедные дети!.. Пригожий, румяный,
Каждый взошел, что цветок полевой…
Господи, сжалься над рыжею Жанной:
Пойман ее браконьер удалой!
Чудо любовь совершает на свете.
Ею горят все прямые сердца!
Жанна еще улыбается: дети
Черноволосы, все трое — в отца!
Голос жены и подруги избранной
Узнику в душу вливает покой…
Господи, сжалься над рыжею Жанной;
Пойман ее браконьер удалой!
Внемли мне, христианин. Будь
Готов помочь тому, кто просит.
Я Вечный Жид—и вечно в путь
Могучий вихрь меня уносит.
Все мрет вокруг. Мне смерти нет.
С надеждой жду, чтоб загасила
Ночь над землей на веки свет —
Но каждый день встает светило.
Иди! Иди!
Звучит мне всюду с грозной силой.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
В восьмнадцать я веков прошел
Над пеплом Греции и Рима,
Мильоны городов и сел —
Все дальше вихрь уносит мимо.
Я видел, как из зерн благих
Всходили гибельные всходы
И новый мир из волн морских
Возник для будущей свободы.
Иди! Иди!
Все слышу я как в оны годы.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Все чувства Бог смягчил мои;
Но в скорби нежной и глубокой
От крова чуждой мне семьи
Уносит вихрь меня далеко.
Динарий вечный мой в суму
Бросая нищему—я руку
Пожать не мог ни одному…
И дальше шел покорный звуку:
Иди! Иди!
Один, в душе замкни всю муку!
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Весенней зелени кустов
Приветно манит тень густая
Стряхнуть в их кущах пыль веков —
Но вихрь клубится, завывая.
Минуту я прошу всего —
Но в полной вечности мученья
Небесный гнев ни одного
Не уступает мне мгновенья.
Иди! Иди
Весь срок земли круговращенья!
И вечность, вечность, впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Кружок резвящихся детей
Навеет вдруг воспоминанье
О детях, о жене моей….
Вдруг—слышу вихря завыванье!
Разсейте, старики, свой страх
Пред смертью—миром утомленных:
Моя ноги развеет прах
Их всех—детей, едва рожденных!
Иди! Иди
Средь населений обновленных!
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Когда я вновь в стране родной
Иду близ стен Ерусалима,
Хочу я шаг замедлить свой —
Но вихрь бушует: Мимо! Мимо!
Я Грозный голос слышу там:
Здесь все твои давно почили.
Иди! Иди! Твоим костям
Успокоенья нет в могиле!
Иди! Иди!
Смерть над тобой одним не в силе.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Над Богочеловеком я,
Когда он крест сбой нес, изранен,
Дерзнул… Прости!.. Бежит земля…
Вихрь гонит… Помни, христианин:
Будь милосердым. Жизнь мою
Постигни: до скончанья века
Не за божественность свою
Бог мстит во мне—за человека.
Иди! Иди!
Звучит мне всюду с грозной силой.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
В. Курочкин.
Старушка под хмельком призналась,
Качая дряхлой головой:
«Как молодежь-то увивалась
В былые дни за мной!
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Как, бабушка, ты позволяла?»
— «Э, детки! Красоте своей
В пятнадцать лет я цену знала —
И не спала ночей…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Ты, бабушка, сама влюблялась?»
— «На что же бог мне сердце дал?
Я скоро милого дождалась,
И он недолго ждал…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Ты нежно, бабушка, любила?»
— «Уж как нежна была я с ним,
Но чаще время проводила —
Еще нежней — с другим…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«С другим, родная, не краснея?»
— «Из них был каждый не дурак,
Но я, я их была умнее:
Вступив в законный брак.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«А страшно мужа было встретить?»
— «Уж больно был в меня влюблен.
Ведь мог бы многое заметить —
Да не заметил он.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«А мужу вы не изменяли?»
— «Ну, как подчас не быть греху!
Но я и батюшке едва ли
Откроюсь на духу.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Вы мужа наконец лишились?»
— «Да, хоть не нов уже был храм,
Кумиру жертвы приносились
Еще усердней там.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Нам жить ли так, как вы прожили?»
— «Э, детки! женский наш удел!..
Уж если бабушки шалили —
Так вам и бог велел.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»