Великое чувство! У каждых дверей,
В какой стороне ни заедем,
Мы слышим, как дети зовут матерей,
Далеких, но рвущихся к детям.
Великое чувство! Его до конца
Мы живо в душе сохраняем, —
Мы любим сестру, и жену, и отца,
Но в муках мы мать вспоминаем!
С колыбели мы, как дети,
Вплоть до смертного одра,
Ждем любви, свободы, славы,
Счастья, правды и добра.
Но в любви мы пьем отраву,
Но свободу продаем…
Клеветой марая славу,
Мы добро венчаем злом! —
Счастьем вечно недовольны,
Правдой вечно смущены,
Однажды, в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведет под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» — «Ступай себе мимо!»
— «Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Тёмен вернулся с кладбища Трофим;
Малые детки вернулися с ним, Сын да девочка. Домой-то без матушки
Горько вернуться: дорогой ребятушкиРевма-ревели; а тятька молчал.
Дома порылся, кубарь отыскал: «Нате, ребята! — играйте, сердечные!»
И улыбнулися дети беспечные, Жжжж-жи! запустили кубарь у ворот…
Кто ни проходит — жалеет сирот: «Нет у вас матушки!» — молвила Марьюшка.
«Нету родимой!» — прибавила Дарьюшка.Дети широко раскрыли глаза,
Стихли. У Маши блеснула слеза…«Как теперь будете жить, сиротиночки!» —
И у Гришутки блеснули слезиночки.«Кто-то вас будет ласкать-баловать?» —
Навзрыд заплакали дети опять.«Полно, не плачьте!» — сказала Протасьевна,
В зимние сумерки нянины сказки
Саша любила. Поутру в салазки
Саша садилась, летела стрелой,
Полная счастья, с горы ледяной.
Няня кричит: «Не убейся, родная!»
Саша, салазки свои погоняя,
Весело мчится. На полном бегу
Набок салазки — и Саша в снегу!
Я видел рыбарей, как в летний день они,
Утёса мшистого укрывшися в тени,
По речке весело раскидывали сети,
То были рыбари — неопытные дети.
Старейший отрок был цветущий и живой,
Намётку наводил дрожащею рукой
И, медленно влача по влаге изумрудной,
На золотой песок тянул с добычей скудной.
О, сколько радости и смеха без конца,
Когда случалось им плотву или гольца
Равнодушно слушая проклятья
В битве с жизнью гибнущих людей,
Из-за них вы слышите ли, братья,
Тихий плач и жалобы детей?«В золотую пору малолетства
Всё живое счастливо живет,
Не трудясь, с ликующего детства
Дань забав и радости берет.
Только нам гулять не довелося
По полям, по нивам золотым:
Целый день на фабриках колеса
Качая младшего сынка,
Крестьянка старшим говорила:
«Играйте, детушки, пока!
Я сарафан почти дошила;
Сейчас буренку обряжу,
Коня навяжем травку кушать,
И вас в ту рощицу свожу —
Пойдем соловушек послушать.
1
Я ехал к Ростову
Высоким холмом,
Лесок малорослый
Тянулся на нем;
Береза, осина,
Да ель, да сосна;
А слева — долина,
1
В счастливой Москве, на Неглинной,
Со львами, с решеткой кругом,
Стоит одиноко старинный,
Гербами украшенный дом.Он с роскошью барской построен,
Как будто векам напоказ;
А ныне в нем несколько боен
И с юфтью просторный лабаз.Картофель да кочни капусты
Растут перед ним на грядах;
В нем лучшие комнаты пусты,
(Опыт современной баллады)
1
В счастливой Москве, на Неглинной,
Со львами, с решеткой кругом,
Стоит одиноко старинный,
Гербами украшенный дом.
Он с роскошью барской построен,
Ответ на стихи его:
«Полонский! суждено опять судьбою злою…»Как, ты грустишь? — помилуй бог!
Скажи мне, Майков, как ты мог,
С детьми играя, тихо гладя
Их по головке, слыша смех
Их вечно-звонкий, вспомнить тех,
Чей гений пал, с судьбой не сладя,
Чей труд погиб…
Как мог ты, глядя
На северные небеса,
1
Повитый ризою полночного тумана,
Под сладкий говор волн седого океана,
Как путник под напев лесного соловья,
Спит пышный град. Разврата не тая,
Он обнажил поруганное тело, —
Рука страстей над ним отяготела,
И ночи тьма не кроет от очей
Печальных призраков людского заблужденья:
Там сладострастные стоят изображенья,
Как человек разумной середины,
Он многого в сей жизни не желал:
Перед обедом пил настойку из рябины
И чихирем обед свой запивал.
У Кинчерфа заказывал одежду
И с давних пор (простительная страсть)
Питал в душе далекую надежду
В коллежские асессоры попасть, —
Затем, что был он крови не боярской
И не хотел, чтоб в жизни кто-нибудь
Почтеннейшая публика! на днях
Случилося в столице нашей чудо:
Остался некто без пяти в червях,
Хоть — знают все — играет он не худо.
О том твердит теперь весь Петербург.
«Событие вне всякого другого!»
Трагедию какой-то драматург,
На пользу поколенья молодого,
Сбирается состряпать из него…
Разумный труд! Заслуги, удальство