Хило́й и некрасивый
Я в этот мир попал.
Затерт в толпе шумливой,
Затем что ростом мал.
Я полон был тревогой
И плакал над собой.
Вдруг слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Грязь в пешего кидают
Кареты, мчася вскачь;
Путь нагло заступают
Мне сильный и богач.
Нам заперта дорога
Везде их спесью злой.
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Вверять судьбе заботу
О каждом дне страшась,
Не по душе работу
Несу, как цепь, смирясь.
Стремленья к воле много;
Но — аппетит большой.
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
В любви была отрада
Больной душе моей;
Но мне проститься надо,
Как с молодостью, с ней.
Все чаще смотрят строго
На страстный трепет мой.
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Да, петь — теперь я знаю:
Вот доля здесь моя!
Кого я утешаю,
Не все ли мне друзья?
Когда приязни много
За чашей круговой,
Я слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
О Франция, мой час настал: я умираю,
Возлюбленная мать, прощай: покину свет, —
Но имя я твое последним повторяю.
Любил ли кто тебя сильней меня? О нет!
Я пел тебя, еще читать ненаученный,
И в час, как смерть удар готова нанести,
Еще поет тебя мой голос утомленный.
Почти любовь мою — одной слезой. Прости!
Когда цари пришли и гордой колесницей
Тебя растоптанной оставили в пыли,
Я кровь твою унять умел их багряницей
И слезы у меня целебные текли.
Бог посетил тебя грозою благотворной, —
Благословениям грядущего внимай:
Осеменила мир ты мыслью плодотворной,
И равенство пожнет плоды ее. Прощай!
Я вижу, что лежу полуживой в гробнице.
О, защити же всех, кто мною был любим!
Вот, Франция, — твой долг смиренной голубице,
Не прикасавшейся к златым полям твоим.
Но чтоб ты слышала, как я к тебе взываю,
В тот час, как бог меня в иной приемлет край, —
Свой камень гробовой с усильем поднимаю…
Рука изнемогла, — он падает… Прощай!
«Куда ты, Павел?» — «В мир несу спасенье.
Нам богом дан закон любви». —
«Апостол, отдохни мгновенье!
Устал ты, ноги все в крови». —
«Нет, нет; я в мир несу спасенье.
Нам богом дан закон любви».
«Куда ты, Павел?» — «Проповедать людям
Весть мира, братства, правоты». —
«Останься с нами; вместе будем
Жить для наук и красоты». —
«Нет; я иду поведать людям
Весть мира, братства, правоты».
«Куда ты, Павел?» — «Со стези неправой
Направить души в путь прямой». —
«Светлей всего дорога славы.
Коль хочешь славы, с нами пой!» —
«Нет; я иду с тропы неправой
Направить души в путь прямой».
«Куда ты, Павел?» — «Благовестье бога
В селенья скудные несу». —
«Страшись! Трудна туда дорога:
В горах злодеи, зверь в лесу». —
«Нет; я благословенье бога
В селенья скудные несу».
«Куда ты, Павел?» — «В города, пороки
Искоренить во всех сердцах». —
«Страшись! насмешки там жестоки,
И много зла кипит в страстях». —
«Нет; я иду туда — пороки
Искоренить во всех сердцах».
«Куда ты, Павел?» — «К бедным и несчастным;
Сказать им: бог один велик!» —
«Ты бич вручишь врагам всевластным,
И сгубит бедных твой язык». —
«Нет; я иду сказать несчастным
И бедным: бог один велик!»
«Куда ты, Павел?» — «На прибрежья моря,
Дрожащих ободрять друзей». —
«Как! ни года, ни труд, ни горе
Не потрясли души твоей?» —
«Нет; я иду к прибрежьям моря,
Дрожащих ободрять друзей».
«Куда ты, Павел?» — «Высказать все прямо
Гнетущим свой народ царям». —
«Страшись! за горстку фимиама
Ты будешь выдан их жрецам». —
«Нет; выскажу я правду прямо
Гнетущим свой народ царям».
«Куда ты, Павел?» — «В суд; свое ученье
Перед судьями возгласить». —
«Смягчи уступкой обвиненье,
Хитрей старайся говорить». —
«Нет; я иду свое ученье
Перед судом провозгласить».
«Куда ты, Павел?» — «Я несу на плаху
Седую голову свою». —
«Лишь слово дай промолвить страху
И старость озлатят твою». —
«Нет, нет; я понесу на плаху
Седую голову свою».
«Куда ты, Павел?» — «В тихой сени рая
По трудном отдохнуть пути». —
«И жизнь и смерть твоя святая
Примером будет нам. Прости!» —
«В небесной, тихой сени рая
По трудном отдохну пути».
Есть божество; довольный всем, склоняю
Пред ним без просьб я голову свою.
Вселенной строй спокойно созерцаю,
В ней вижу зло, но лишь добро люблю.
И верит ум мой будущему раю,
Разумных сил предвидя торжество.
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Приют мой прост, бедна моя одежда,
Как друг, верна святая бедность мне;
Но здесь мой сон баюкает надежда —
И лучший пух мне грезится во сне…
Богов земных — другим предоставляю:
Их милость к нам — расчет иль хвастовство.
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Земных владык законами и властью
Не раз играл здесь баловень судьбы.
И вы, божки, игрушкой были счастью,
Пред ним во прах склоняясь, как рабы!
Вы все в пыли. Я ж чист и сохраняю
В борьбе за жизнь покой и удальство.
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Я помню дни, когда в дворцах Победы
У нас цвели искусства южных стран.
Потом на нас обрушилися беды,
И налетел нежданный ураган.
Мороз и снег принес на миг он краю,
Но льда у нас непрочно вещество…
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Угроз ханжи страшна бесчеловечность:
«Конец земле и времени конец!
Пришла пора узнать, что значит вечность…
На Страшный суд восстань и ты, мертвец!
Кто грешен — в ад! Дороги нет уж к раю:
Порок сгубил земное естество…»
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
Не может быть! Не верю в гнев небесный!
Всего творец — всему опорой бог!
Он дал любви дар творчества чудесный
И ложный страх рассеять мне помог.
Ко мне — любовь, вино, друзья! Я знаю,
Что вправе жить живое существо!
Держа бокал, тебе себя вверяю,
Всех чистых сердцем божество!
В ногу, ребята, идите.
Полно, не вешать ружья!
Трубка со мной… проводите
В отпуск бессрочный меня.
Я был отцом вам, ребята…
Вся в сединах голова…
Вот она — служба солдата!..
В ногу, ребята! Раз! Два!
Грудью подайся!
Не хнычь, равняйся!..
Раз! Два! Раз! Два!
Да, я прибил офицера!
Молод еще оскорблять
Старых солдат. Для примера
До́лжно меня расстрелять.
Выпил я… Кровь заиграла…
Дерзкие слышу слова —
Тень императора встала…
В ногу ребята! Раз! Два!
Грудью подайся!
Не хнычь, равняйся!..
Раз! Два! Раз! Два!
Честною кровью солдата
Орден не выслужить вам.
Я поплатился когда-то,
Задали мы королям.
Эх! наша слава пропала…
Подвигов наших молва
Сказкой казарменной стала…
В ногу, ребята! Раз! Два!
Грудью подайся!
Не хнычь, равняйся!..
Раз! Два! Раз! Два!
Ты, землячок, поскорее
К нашим стадам воротись;
Нивы у нас зеленее,
Легче дышать… Поклонись
Храмам селенья родного…
Боже! Старуха жива!..
Не говори ей ни слова…
В ногу, ребята! Раз! Два!
Грудью подайся!
Не хнычь, равняйся!..
Раз! Два! Раз! Два!
Кто там так громко рыдает?
А! я ее узнаю…
Русский поход вспоминает…
Да, отогрел всю семью…
Снежной тяжелой дорогой
Нес ее сына… Вдова
Вымолит мир мне у бога…
В ногу, ребята! Раз! Два!
Грудью подайся!
Не хнычь, равняйся!..
Раз! Два! Раз! Два!
Трубка, никак, догорела?
Нет, затянусь еще раз.
Близко, ребята. За дело!
Прочь! не завязывать глаз.
Целься вернее! Не гнуться!
Слушать команды слова!
Дай бог домой вам вернуться.
В ногу, ребята! Раз! Два!
Грудью подайся!
Не хнычь, равняйся!..
Раз! Два! Раз! Два!
Чтоб просветить моих собратий,
Я чудо расскажу для них:
Его свершил святой Игнатий,
Патрон всех остальных святых.
Он шуткой, ловкой для святого
(В другом была б она гнусна),
Устроил смерть для духа злого, —
И умер, умер Сатана!
Святой обедал. Бес явился:
«Пьем вместе, или тотчас в ад!»
Тот очень рад; но изловчился
Влить в рюмку освященный яд.
Бес выпил. В пот его кидает;
Упал он; жжет его с вина.
Как еретик, он издыхает…
Да, умер, умер Сатана!
Монахи взвыли в сокрушенье:
«Он умер! Пал свечной доход!
Он умер! За поминовенье
Никто гроша не принесет».
В конклаве все в унынье впали…
«Погибла власть! Прощай, казна!
Отца, отца мы потеряли…
Ах, умер, умер Сатана!
Лишь страх вселенной управляет:
Он сыпал нам свои дары.
Уж нетерпимость угасает;
Кто вновь зажжет ее костры?
Все ускользнут из нашей лапы,
Всем будет Истина ясна,
Бог станет снова выше папы…
Ах, умер, умер Сатана!»
Пришел Игнатий: «Я решился
Его права и место взять.
Его никто уж не страшился;
Я всех заставлю трепетать.
Откроют нам карман народный
Убийство, воровство, война.
А богу то, что нам негодно, —
Хоть умер, умер Сатана!»
И все кричат: «В беде суровой
Спасенье нам в его руках!»
Своею рясой орден новый
Внушает даже небу страх.
Там ангелы поют в смущенье:
«Как участь смертного темна!
Ад у Игнатья во владенье…
Ах, умер, умер Сатана!»
Орангутанги (так в Езопе
Читал я) славились в Европе
Речами, — и от них идет
Всех адвокатов наших род.
Их предок раз в ученом пренье
Сказал: «В науке твердо мненье,
Что люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Не нам ли следуя вначале,
Они копить запасы стали?
Не нам ли довелось учить
Их с палкой, выпрямясь, ходить?
Не действуют ли в нашем вкусе
Они и с небом, сильно труся?
Да, люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Любовь их — наши же интрижки…
Но нам всегда верны мартышки.
Им было более под стать
Бесстыдство наше перенять.
От нас их Диоген великий
Усвоил образ жизни дикий.
Да, люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Не нам ли люди подражали,
Когда и войско создавали?
Какой не знал орангутанг,
Что правый фланг, что левый фланг?
У нас и до паденья Трои
Считались сотнями герои.
Да, люди всех веков и стран
Лишь обезьянят обезьян.
Копье ль, дубину ль, шпагу ль в руки,
Лишь бей!.. Прекрасней нет науки, —
И мы ее преподаем.
А человек вдруг стал царем!
Где ж, боги, правосудье ваше?
Ведь образ ваш — подобье наше.
Да, боги, человек всех стран
Лишь обезьянит обезьян».
Досадно слушать Зевсу стало.
«Вся тварь мне уши прокричала,
Что человек мой очень туп
И неискусен. Да, он глуп, —
Зато мне лесть всегда готова,
А вы?.. Отнять у них дар слова!
А люди всех веков и стран
Пусть обезьянят обезьян!»
Старушка под хмельком призналась,
Качая дряхлой головой:
«Как молодежь-то увивалась
В былые дни за мной!
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Как, бабушка, ты позволяла?»
— «Э, детки! Красоте своей
В пятнадцать лет я цену знала —
И не спала ночей…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Ты, бабушка, сама влюблялась?»
— «На что же бог мне сердце дал?
Я скоро милого дождалась,
И он недолго ждал…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Ты нежно, бабушка, любила?»
— «Уж как нежна была я с ним,
Но чаще время проводила —
Еще нежней — с другим…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«С другим, родная, не краснея?»
— «Из них был каждый не дурак,
Но я, я их была умнее:
Вступив в законный брак.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«А страшно мужа было встретить?»
— «Уж больно был в меня влюблен.
Ведь мог бы многое заметить —
Да не заметил он.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«А мужу вы не изменяли?»
— «Ну, как подчас не быть греху!
Но я и батюшке едва ли
Откроюсь на духу.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Вы мужа наконец лишились?»
— «Да, хоть не нов уже был храм,
Кумиру жертвы приносились
Еще усердней там.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
«Нам жить ли так, как вы прожили?»
— «Э, детки! женский наш удел!..
Уж если бабушки шалили —
Так вам и бог велел.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!»
Внемли мне, христианин. Будь
Готов помочь тому, кто просит.
Я Вечный Жид—и вечно в путь
Могучий вихрь меня уносит.
Все мрет вокруг. Мне смерти нет.
С надеждой жду, чтоб загасила
Ночь над землей на веки свет —
Но каждый день встает светило.
Иди! Иди!
Звучит мне всюду с грозной силой.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
В восьмнадцать я веков прошел
Над пеплом Греции и Рима,
Мильоны городов и сел —
Все дальше вихрь уносит мимо.
Я видел, как из зерн благих
Всходили гибельные всходы
И новый мир из волн морских
Возник для будущей свободы.
Иди! Иди!
Все слышу я как в оны годы.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Все чувства Бог смягчил мои;
Но в скорби нежной и глубокой
От крова чуждой мне семьи
Уносит вихрь меня далеко.
Динарий вечный мой в суму
Бросая нищему—я руку
Пожать не мог ни одному…
И дальше шел покорный звуку:
Иди! Иди!
Один, в душе замкни всю муку!
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Весенней зелени кустов
Приветно манит тень густая
Стряхнуть в их кущах пыль веков —
Но вихрь клубится, завывая.
Минуту я прошу всего —
Но в полной вечности мученья
Небесный гнев ни одного
Не уступает мне мгновенья.
Иди! Иди
Весь срок земли круговращенья!
И вечность, вечность, впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Кружок резвящихся детей
Навеет вдруг воспоминанье
О детях, о жене моей….
Вдруг—слышу вихря завыванье!
Разсейте, старики, свой страх
Пред смертью—миром утомленных:
Моя ноги развеет прах
Их всех—детей, едва рожденных!
Иди! Иди
Средь населений обновленных!
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Когда я вновь в стране родной
Иду близ стен Ерусалима,
Хочу я шаг замедлить свой —
Но вихрь бушует: Мимо! Мимо!
Я Грозный голос слышу там:
Здесь все твои давно почили.
Иди! Иди! Твоим костям
Успокоенья нет в могиле!
Иди! Иди!
Смерть над тобой одним не в силе.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
Над Богочеловеком я,
Когда он крест сбой нес, изранен,
Дерзнул… Прости!.. Бежит земля…
Вихрь гонит… Помни, христианин:
Будь милосердым. Жизнь мою
Постигни: до скончанья века
Не за божественность свою
Бог мстит во мне—за человека.
Иди! Иди!
Звучит мне всюду с грозной силой.
И вечность, вечность впереди…
Иди! Иди! Иди! Иди!
В. Курочкин.
Милый, проснись… Я с дурными вестями:
Власти наехали в наше село,
Требуют подати… время пришло…
Как разбужу его?.. Что будет с нами?
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Ах! не к добру ты заспался так долго…
Видишь, уж день… Все до нитки, чуть свет,
В доме соседа, на старости лет,
Взяли в зачет неоплатного долга.
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Слышишь: ворота, никак, заскрипели…
Он на дворе уж… Проси у него
Сроку хоть месяц… Хоть месяц всего…
Ах! Если б ждать эти люди умели!..
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра!
Бедные! Бедные! Весь наш излишек —
Мужа лопата да прялка жены;
Жить ими, подать платить мы должны
И прокормить шестерых ребятишек.
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Нет ничего у нас! Раньше все взято…
Даже с кормилицы нивы родной,
Вспаханной горькою нашей нуждой,
Собран весь хлеб для корысти проклятой.
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Вечно работа и вечно невзгода!
С голоду еле стоишь на ногах…
Все, что нам нужно, все дорого — страх!
Самая соль — этот сахар народа.
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Выпил бы ты… да от пошлины тяжкой
Бедным и в праздник нельзя пить вина…
На вот кольцо обручальное — на!
Сбудь за бесценок… и выпей, бедняжка!
Встань, мой кормилец, родной мой, вора!
Подать в селе собирают с утра.
Спишь ты… Во сне твоем, может быть, свыше
Счастье, богатство послал тебе бог…
Будь мы богаты — так что нам налог?
В полном амбаре две лишние мыши.
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Господи!.. Входят… Но ты… без участья
Смотришь… ты бледен… как страшен твой взор!
Боже! недаром стонал он вечор!
Он не стонал весь свой век от несчастья!
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Бедная! Спит он — и сон его кроток…
Смерть для того, кто нуждой удручен, —
Первый спокойный и радостный сон.
Братья, молитесь за мать и сироток.
Встань, мой кормилец, родной мой, пора!
Подать в селе собирают с утра.
Ах, что за добрая душа
Был Бен-Исса в Бассоре!
Но раз встает он, — ни гроша, —
Друзей любил, — вот горе!
Бен завтра по миру пойдет
Винить судьбу-злодейку;
Сегодня ж нищему дает
Последнюю копейку.
Тому лет триста это был
Век духов и видений,
Иссу же Мок тогда любил, —
Зеленоглазый гений.
Но Мок хитер: все, дескать, дам,
Чтоб Бен стал равен Крезу,
Пусть только все дает друзьям,
Придись хоть до зарезу.
Что Бену Моковы дары? —
Спасет друзей услуга;
Но пуст кошель, — прошли пиры, —
И нет у Бена друга.
Один Малек приходит вновь:
«Ах, Бен, я должен кади
Червонцев десять кошельков…
Достань их, бога ради!..
Быть может, Мок на этот раз
Окажет нам услугу!»
И Бен кричит: «Зеленый глаз,
Явись на помощь другу!» —
«Я из жидов! — воскликнул Мок. —
Дам денег, но, ей-богу,
Возьму хоть ухо, глаз в залог,
Зуб, руку или ногу.
Я все беру без ран и мук;
За нужную же ссуду
Твоих зубов дай восемь штук —
И я доволен буду!» —
«Как? восемь? Стало, все, что есть!
Кто ж всех зубов лишится?» —
«Эх, Бен! Ведь ты любил поесть,
Теперь пора поститься…
Присядь же!..» Крак! — и зубы вдруг
Все выпали без муки.
«Эй! — Бен кричит, — Малек, мой друг,
Достал, держи-ка руки!»
Пошла молва, — друзья бегом
К Иссе: ведь для промена
Кто ж был бы сам себе врагом
И не добыл бы Бена?
Суда Муссы раз на утес
Попали в ночь — и сели:
Бен только глаз в залог отнес —
И друг стянулся с мели.
Гассан давно бы выдал дочь,
Хватило бы кармана;
Но Бен в приданое не прочь
Дать руку для Гассана,
Цена Гуссейну дорога
Купить детей из плена, —
И вот в залог идет нога:
Друзья поддержат Бена.
Распродадут тебя, о Бен,
Все эти людоморы:
Они за свой за каждый член
Вскричали б: «Режут! Воры!»
И ведь друзья же говорят,
Завидев Бена, дружно:
«Какой урод! Ну, просто, гад!
А поклониться нужно!» —
«Постойте, — раз вскричал Малек, —
Я с ним сыграю штуку,
И завтра этот человек
Уж нам протянет руку!..»
«Исса, мой друг! Исса, отец! —
Кричит Малек, рыдает, —
Моей жене пришел конец,
Ничто не помогает.
Хоть средство есть, и сам султан
Спасен настойкой тою:
Но где же перлов взять тюрбан
На золотом настое?»
Бен к Моку уши было снес,
Чтоб выручить собрата.
«Нет, — Мок сказал, — велик запрос,
Залогу ж маловато!»
Друг просит глаз отдать другой.
«Не дам! — кричит безногий: —
Мне нужен глаз, с одной ногой
Не сбиться чтоб с дороги!»
«Спаси жену! — ревет Малек, —
Дай глаз и верь Малеку,
Что он с тобой проходит век
И сводит даже в Мекку…»
Глаз отдан… Что ж Малеку ждать?
Взяв деньги, дал он тягу
И бросил Бен-Иссу блуждать
Все ощупью, беднягу.
«Эй, берегись! — раздался крик, —
Держись, иль канешь в море!..
Ах, это Бен!.. Какой старик!
И слеп — какое горе!..
Я — Али, друг твой с детских дней:
Пойдем вдвоем до гроба,
По ремеслу я лицедей,
Так будем сыты оба».
Бен обнял друга… Вот так раз!
Вот чудо! Целы стали
Рука, нога и пара глаз, —
И Бен увидел Али,
И злых друзей увидел он, —
Но был один безногий,
А тот иль глаз, иль рук лишен —
Все старые залоги…
И Мок сказал: «Я очень рад
Судьбе друзей коварных…
Возьми ж и деньги все назад
От них, неблагодарных.
Пусть Али делит серебро
С тобой и крохи хлеба:
Достойным делай ты добро —
Получишь вдвое с неба!»
И Мок исчез. Друзья скорей
Уходят от печали
И от предателей-друзей…
Но шепчет Бен: «Дай, Али,
Им рису, меду, их одень!
Исправь их, — воля рока!
Рубином можешь и кремень
Ты сделать — длань пророка!»