Точно блаженства безбрежного море,
Взгляд твой глубокий и полный участья,
Светит мне ярко. На труд и на горе
Я уезжаю, и все мое счастье:
Перед разлукой, забывши ненастье,
Взором обнять это светлое море.
Точно блаженства безбрежнаго море,
Взгляд твой глубокий и полный участья,
Светит мне ярко. На труд и на горе
Я уезжаю, и все мое счастье:
Перед разлукой, забывши ненастье,
Взором обнять это светлое море.
Словно безбрежного счастия море,
Взгляд твой глубокий и полный участья
Светит мне ярко. На труд и на горе
Я уезжаю. И все мое счастье —
Перед разлукой, забывши ненастье,
Взором обнять это светлое море.
Словно безбрежнаго счастия море,
Взгляд твой глубокий и полный участья
Светит мне ярко. На труд и на горе
Я уезжаю. И все мое счастье —
Перед разлукой, забывши ненастье,
Взором обнять это светлое море.
Облегчилось сердце, цепь моя распалась,
В море непогода буйно разыгралась,
И, как вихрь свободный, узам непокорный,
Я в ладье умчался из страны позорной.
Лес укрыл скитальца зеленью душистой,
Я уснул в обятьях ночи серебристой;
Но зачем былое, полное страданья,
Унеслось со мною в чудный край изгнанья?
Грезится мне сумрак, цепь тюрьмы зловонной;
Слышу: мчится ветер с песней похоронной;
Вижу край, где в муке молодые годы
Я провел, не зная счастья и свободы.
Отчего мне снится сторона родная,
Дышет так тревожно грудь моя больная?
И зачем порою до лучей денницы
У окна сижу я сумрачной темницы?
И когда проснется в море непогода,
Тяжело мне станет, не мила свобода, —
И опять я рвуся в край нужды и горя,
И один я плачу над пучиной моря!
Глухо шепчут волны; от скалы прибрежной
Рвет ладью пустую вихрь, мой друг мятежный…
В путь! Я твой, отчизна! Мчи меня, ветрило!
Не снесу свободы,—сердце все изныло!
И. Трофимовский
Тихо дремлет, немо, недвижимо
Море, скорбью тягостной томимо,
И не шлет привет свой берегам;
Пульсы волн не бьются; догорая,
Чуть скользит зарница золотая
По немым, безжизненным водам.
Не колыхнет лист на бреге дальнем,
Лес замолк в раздумий печальном,
Ждет, чтоб дрогнул ветер иль волна;
Вот померкло солнце за горами,
Вот и ночь надвинулась крылами
И царит повсюду тишина.
Но внезапно над уснувшим морем,
Полны скорбью, ужасом и горем,
Тучи грозным сдвинулись полком
И тревожно в небе засновали,
И склонились в страхе и печали
Над недвижным спящаго лицом…
И грозой и бурею чреваты,
Шлют оне громовые раскаты:
«Жив ли ты?» сквозь вихрь и ураган;
Из очей их молнии сверкают,
Слезы катятся и в воду упадают:
«Жив ли ты, иль умер, океан?»
Нет! он жив, он жив! Детей кручина
Разгоняет дрему исполина,
И встает на ложе он могуч;
И отец, и дети в бурной пляске
Шлют друг другу гимн любви и ласки
В шумном хоре ветров, волн и туч.