Лакированный, пузатый,
Друг мой, нежный и певучий,
Итальянская мандола —
Восемь низких гулких струн…
В час вечерний и крылатый
Ропот русских перезвучий —
Слободская баркарола —
Налетает, как бурун.Песня бабочкой гигантской
Под карнизами трепещет,
Под ладонью сердце дышит
В раскачавшейся руке…
В этой жизни эмигрантской
Даже дождь угрюмей хлещет…
Но удар струну колышет —
Песня взмыла налегке.В старой лампе шёпот газа.
Тих напев гудящих звеньев:
Роща, пруд, крутые срубы,
Приозёрная трава…
«Из-под дуба, из-под вяза,
Из-под липовых кореньев», —
Вторя песне, шепчут губы
Изумрудные слова.
Темно…
Фонарь куда-то к черту убежал!
Вино
Качает толстый мой фрегат, как в шквал…
Впотьмах
За телеграфный столб держусь рукой.
Но, ах!
Нет вовсе сладу с правою ногой:
Она
Вокруг меня танцует — вот и вот…
Стена
Всё время лезет прямо на живот.
Свинья!
Меня назвать свиньею? Ах, злодей!
Меня,
Который благородней всех людей?!
Убью!
А, впрочем, милый малый, бог с тобой —
Я пью,
Но так уж предназначено судьбой.
Ослаб…
Дрожат мои колени — не могу!
Как раб,
Лежу на мостовой и ни гу-гу…
Реву…
Мне нынче сорок лет — я нищ и глуп.
В траву
Заройте наспиртованный мой труп.
В ладье
Уже к чертям повез меня Харон…
Adieu!
Я сплю, я сплю, я сплю со всех сторон…
На песке-песке горячем я под пальмою лежу…
Сладкий финик сунул в зубы и сквозь листья вверх гляжу.
Небо, как синька, тучка, как пирог,
Пальма, как зонтик, негр, как сапог…
Бум! Бум! Меня зовут Джон.
Мой папа был черный, как сорок ворон.Вон вдали идет-шагает длинный черт горбун-верблюд.
Ах, в жару возить араба — самый-самый страшный труд!
Желтый верблюд, белый араб,
Горб с хвостом, две пары лап…
Бум! Бум! — Что он везет!
Финики, фиги и сухой компот… Мой живот блестит на солнце, как галоша под дождем…
Я теперь простой носильщик, а когда-то был вождем…
Я носил на шее пряжку
Плащ и желтую подтяжку…
Бум! Бум! А теперь на мне
Красная ниточка на правой ступне.Жap спадет, пойду купаться — за холмом бежит река.
Жиром голову намажу и нырну у тростника…
Негр под водой, пузыри летят,
Крокодил проснулся, негр плывет назад…
Бум! Бум! — Хорошо на свете…
Счастливы только негры и дети!
1Запевала:
Еж-толстяк сидит под елкой,
Отдувается — пыхтит…
Над смолистою метелкой
Голубой небесный щит.Хор:
Вперед! Ужель нам еж указ?
Подбиты ветром ноги.
Сквозь лес и горы мы не раз
Спускались без дороги.
Вперед! В кустах бежит поток,
И птицы мчатся на восток,
И вольный ветер вдаль зовет —
Вперед! 2Запевала:
Белка, свесив нос и лапы,
Смотрит в ужасе с сосны:
Вдалеке мелькнули шляпы
И короткие штаны… Хор:
Вперед! Нам белка не указ:
Она вкруг ветки скачет, —
А мы нырнем в зеленый лаз,
Туда, где даль маячит.
Вперед! Бесшумен беглый шаг,
Над головой трепещет флаг,
Широк и ясен небосвод…
Вперед! 3Запевала:
Ворон каркает в ущелье,
Наклонив крыло, как плеть:
«Что за странное веселье?
Кто позволил здесь шуметь?!»Хор:
Вперед! Нам ворон не указ…
К закату выйдем к речке,
Звезда раскроет светлый глаз,
Костер завьет колечки…
Вперед! Над тихою травой
В кустах раскинем лагерь свой…
Скорей-скорее, полный ход!
Вперед!.. Вперед!.. Вперед!..
(Полька)Левой, правой, кучерявый,
Что ты ёрзаешь, как чёрт?
Угощение на славу,
Музыканты — первый сорт.
Вот смотри:
Раз, два, три.
Прыгай, дрыгай до зари.Ай, трещат мои мозоли
И на юбке позумент!
Руки держит, как франзоли,
А ещё интеллигент.
Ах, чудак,
Ах, дурак!
Левой, правой, — вот так-так! Трим-ти, тим-ти — без опаски,
Трим-тим-тим — кружись вперёд!
Что в очки запрятал глазки?
Разве я, топ-топ, урод?
Топ-топ-топ,
Топ-топ-топ…
Оботри платочком лоб.Я сегодня без обеда,
И не надо — ррри-ти-ти.
У тебя-то, буквоеда,
Тоже денег не ахти?
Ну и что ж —
Наживёшь.
И со мной, топ-топ, пропьёшь.Думай, думай — не поможет!
Сорок бед — один ответ:
Из больницы на рогоже
Стащат чёрту на обед.
А пока,
Ха-ха-ха,
Не толкайся под бока! Все мы люди-человеки…
Будем польку танцевать.
Даже нищие-калеки
Не желают умирать.
Цок-цок-цок
Каблучок,
Что ты морщишься, дружок? Ты ли, я ли — всем не сладко,
Знаю, котик, без тебя.
Веселись же хоть украдкой,
Танцы — радость, книжки — бя.
Лим-тим-тись,
Берегись.
Думы к чёрту, скука — брысь!
Серьезных лиц густая волосатость
И двухпудовые свинцовые слова:
«Позитивизм», «идейная предвзятость»,
«Спецификация», «реальные права»…
Жестикулируя, бурля и споря,
Киты редакции не видят двух персон:
Поэт принес «Ночную песню моря»,
А беллетрист — «Последний детский сон».
Поэт присел на самый кончик стула
И кверх ногами развернул журнал,
А беллетрист покорно и сутуло
У подоконника на чьи-то ноги стал.
Обносят чай… Поэт взял два стакана,
А беллетрист не взял ни одного.
В волнах серьезного табачного тумана
Они уже не ищут ничего.
Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта
Метнул глаза: «Прозаик или нет?»
Поэт и сам давно искал ответа:
«Судя по галстуку, похоже, что поэт»…
Подходит некто в сером, но по моде,
И говорит поэту: «Плач земли?..»
— «Нет, я вам дал три «Песни о восходе»».
И некто отвечает: «Не пошли!»
Поэт поник. Поэт исполнен горя:
Он думал из «Восходов» сшить штаны!
«Вот здесь еще «Ночная песня моря»,
А здесь — «Дыханье северной весны»».
— «Не надо, — отвечает некто в сером: —
У нас лежит сто весен и морей».
Душа поэта затянулась флером,
И розы превратились в сельдерей.
«Вам что?» И беллетрист скороговоркой:
«Я год назад прислал «Ее любовь»».
Ответили, пошаривши в конторке:
«Затеряна. Перепишите вновь».
— «А вот, не надо ль? — беллетрист запнулся. —
Здесь… семь листов — «Последний детский сон»
Но некто в сером круто обернулся —
В соседней комнате залаял телефон.
Чрез полчаса, придя от телефона,
Он, разумеется, беднягу не узнал
И, проходя, лишь буркнул раздраженно:
«Не принято! Ведь я уже сказал!..»
На улице сморкался дождь слюнявый.
Смеркалось… Ветер. Тусклый дальний гул.
Поэт с «Ночною песней» взял направо,
А беллетрист налево повернул.
Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин.
Два жемчуга опять на мостовой…
Ах, может быть, поэт был новый Пушкин,
А беллетрист был новый Лев Толстой?!
Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку —
Надуй им жабу, тиф и дифтерит!
Пускай не продают души в рассрочку,
Пускай душа их без штанов парит…