Один слепец ведет другого,
И в безобразии своем,
Кривым путем,
Глупец глупца,
Слепец слепца,
Вперед уводит без конца.
Ты понимаешь это слово?
Подняв глаза, раскрывши рты,
Подняв глаза свои слепые,
На ощупь в царстве темноты,
Кроты, кроты,
Они ползут, скрипят, — их выи
Надменны, — полны срамоты
Их неуклюжие движенья, —
Они — одно, они — сцепленье,
Уродство самоослепленья.
Убогость эту понял ты?
Пожалейте, люди добрые, меня,
Мне ужь больше не увидеть блеска дня.
Сам себя слепым я сделал, как Эдип,
Мудрым будучи, от мудрости погиб.
Я смотрел на землю, полную цветов,
И в земле увидел сонмы мертвецов.
Я смотрел на белый месяц без конца,
Выпил кровь он, кровь из бледнаго лица.
Я на солнце глянул, солнце разгадал,
День казаться мне прекрасным перестал.
И увидев тайный облик всех вещей,
Страх я принял в глубину своих очей.
Пожалейте, люди добрые, меня,
Мне ужь больше не увидеть блеска дня.
Может Рок и вас застигнуть слепотой,
Пожалейте соблазненнаго мечтой.
Тот, кто думает, что человек
может быть убийцей, и тот, кто думает,
что человек может быть убитым,
оба не знают ничего.Бхагавадгита
Кто думает, что, убивая,
Он убивает, тот слепец.
Кто думает, что жизнь живая
В предельных ликах, тот слепец.
На миг напев свой прерывая,
Я начинаю в свой конец.
Кто думает, что в Мире слитом
Есть пропасть смерти, тот слепец.
Кто думает, что быть убитым
Конец есть жизни, тот слепец.
Века ходил я полем взрытым,
И из колосьев плел венец.
Что я, то я, и измененья
Суть только зрелища одежд.
Я прерываю праздник зренья,
Привет мой сну сомкнутых вежд.
Но тьма и ужас нисхожденья
Есть восхождение надежд.
Что я, то я, не разделяет
Игра оружия меня.
Вода меня не потопляет,
Я целен в бешенствах огня.
Что это правда, сердце знает,
И голос мой поет, звеня.
Кто думает, что, умирая,
Он умирает, тот слепец.
Кто думает, что жизнь, сгорая,
Не возгорится, тот слепец.
Я был в Аду, и в жажде Рая
Из свежих трав плету венец.
Глаза мои — мертвые, сердце мое — живое,
Иду я в глубокой вечной ночи.
Но слышу я смех твой, и чудится Небо мне голубое,
Твой голос звучит, золотой колокольчик, от Солнца доходят лучи.
Люблю тебя, Солнце ночное.
Ты мне говоришь — Ты одна, нет супруга,
Нет никого, чтоб тебя веселить.
Иди же со мной, мне нарядная будешь подруга,
Вкруг шеи твоей жемчугов обовьется тройная тяжелая нить.
Пусть глазами тебя увидать не могу я,
Я руками коснусь, мотыльком поцелуя.
Я не слышу тебя. Ты ушла? Все ли здесь, близ певца ты?
Или тебя рассердили мои слова?
Дай мне тебя любить! Все цветы нам живые дадут ароматы.
Один человек печален, смеются, когда их два.
Дай мне любить, ты пойдешь предо мною,
Буду идти за звездой, тропинкой моею ночною.
Я был над Гангом. Только что завеса
Ночных теней, алея, порвалась.
Блеснули снова башни Бенареса.
На небе возсиял всемирный Глаз.
И снова, в сотый раз,—о, в миллионный,—
День начал к ночи длительный разсказ.
Я проходил в толпе, как призрак сонный,
Узорной восхищаясь пестротой,
Игрой всего, созвенной и созвонной.
Вдруг я застыл. Над самою водой,
Лик бледный обратя в слезах к Востоку,
Убогий, вдохновенный, молодой,—
Возник слепец. Он огненному Оку
Слагал, склоняясь, громкие псалмы,
Из слов цветных сплетая поволоку.
Поток огня, взорвавшийся из тьмы,
Светясь, дрожа, себя перебивая,
Дождь золотой из прорванной сумы,—
Рыдала и звенела речь живая.
И он склонялся,
И он качался,
И расцвечался
Огнем живым.
Рыдал, взметенный,
Просил, влюбленный,
Молил, смущенный,
Был весь как дым.
Размер меняя,
Тоска двойная,
Перегоняя
Саму себя,
Лилась и пела,
И без предела
Она звенела,
Слова дробя.
Страдать жестоко,
По воле рока,
Не видя Ока
Пресветлых дней,—
Но лишь хваленье,
Без мглы сомненья,
Лишь песнопенья
Огню огней.
Привет—пустыням.
Над Гангом синим
Да не остынем
Своей душой.
Слепец несчастный,
Певец прекрасный,
Ты в пытке страстной
Мне не чужой.
И если, старым,
Ты к тем же чарам,
Сердечным жаром,
Все будешь петь,—
Мысль мыслью чуя,
Вздохнув, пройду я,
К тебе в суму я
Лишь брошу медь.
Но лишь хваленье,
Без мглы сомненья,
Лишь песнопенья
Огню огней.
Привет—пустыням.
Над Гангом синим
Да не остынем
Своей душой.
Слепец несчастный,
Певец прекрасный,
Ты в пытке страстной
Мне не чужой.
И если, старым,
Ты к тем же чарам,
Сердечным жаром,
Все будешь петь,—
Мысль мыслью чуя,
Вздохнув, пройду я,
К тебе в суму я
Лишь брошу медь.