Не бог, но самый сильный брат богов.
Трудов свершитель самых трудных. Кто ты?
Из мира изгонял ты нечистоты,
И, вольный, был содругом всех рабов.
Когда свистит вокруг твоих столбов
Морская буря, порваны темноты.
Ты гидр губил. Но пчел, творящих соты,
Не трогал ты на чашечках цветков.
Посвист, Посвист, с кем несешься,
Споришь, сердишься, шумишь?
Над осокою трясешься,
Над иссохшей, чахлой вьешься,
Шорох льешь в лесную тишь.
Сук зацепишь, сук застонет,
Можжевельник шелестит.
Хлыст незримый листья гонит.
Сумрак сосен свист хоронит.
В селе заброшенном во глубине России
Люблю я увидать поблекшего дьячка.
Завялый стебель он. На пламени цветка
Навеялась зола. Но есть лучи живые.
Когда дрожащий звон напевы вестовые
Шлет всем желающим прийти издалека,
В золе седеющей — мельканье огонька,
И в духе будничном — воскресность литургии.
Песнь моя ужь в могиле была, ужь холодной,
Кровь почуяла, вот, из земли привстает,
Смотрит вверх, как вампир, крови ждущий, голодный.
Крови ждет, крови ждет, крови ждет.
Мщенья, мщенья! Где враг, там берлога.
С Богом—пусть даже, пусть и без Бога!
Песнь сказала: пойду я, пойду ввечеру,
Буду грызть сперва братьев, им дума моя,
Болезнь, седины, труп,
Три вечныя пятна
Для видящаго Муни.
Яд в меде нежных губ,
С расщелиной Весна,
Декабрь—уже в Июне.
Но мне болезнь и боль
Есть огненный исход,
— Богу милое дитя,
Что живет, звездой блестя,
Богу миленький дружок,
Он куда всегда бежит?
За моря, или в лесок?
— Нет, во яслях он лежит.
И хоть мир прошел он весь,
Он смеется с нами здесь.
— Но куда ж сейчас ушел?
И куда же он забрел?
Песнь моя уж в могиле была, уж холодной,
Кровь почуяла, вот, из земли привстает,
Смотрит вверх, как вампир, крови ждущий, голодный.
Крови ждет, крови ждет, крови ждет.
Мщенья, мщенья! Где враг, там берлога.
С Богом — пусть даже, пусть и без Бога!
Песнь сказала: пойду я, пойду ввечеру,
Буду грызть сперва братьев, им дума моя,
Боже мой, о, Боже мой, за что мои страданья?
Нежен я, и кроток я, а страшный мир жесток.
Явственно я чувствую весь ужас трепетанья
Тысяч рук оторванных, разбитых рук и ног.
Рвущиеся в воздухе безумные гранаты,
Бывший человеческим и ставший зверским взгляд,
Звуков сумасшествия тяжелые раскаты,
Гимн свинца и пороха, напевы пуль звенят.
Бог Голубого Покрова,
С опушкой из белых снегов,
Океан, поведай мне слово,
Таящее сказку веков.
Богиня Одежд Изумрудных,
Праматерь кошмарных дней,
Колдунья снов безрассудных,
Земля, говори же ясней.
Солнце, Солнце, ты Бог!
Безумцы гласят, будто ты есть небесное тело,
Будто ты только лик Божества.
Напрасны слова,
Прекрасна лишь страсть без предела,
Лишь счастье, лишь дрожь сладострастья, лишь
сердце, горение, вздох.
О, Солнце, ты яростный Бог!
О, Солнце, ты ласковый Бог!
Tиyй! — Идем!Мексиканское слово.
Колибри, птичка-мушка, бесстрашная, хоть малая,
Которой властью Солнца наряд цветистый дан,
Рубиновая фея, лазурная, и алая,
Сманила смелых бросить родимый их Ацтлан.
Веселым пышным утром, когда Весна багряная
Растит цветы, как солнца, как луны, меж ветвей,
Летунья щебетнула: «Тиуй, тиуй» — румяная,
Как бы цветочно-пьяная, — «Тиуй, — идем, скорей!»
Болезнь, седины, труп,
Три вечные пятна
Для видящего Муни.
Яд в меде нежных губ,
С расщелиной Весна,
Декабрь — уже в Июне.
Но мне болезнь и боль
Есть огненный исход,
ИЗ БИБЛИИ
Пусть кимвалы поют,
Пусть тимпаны звучат,
Богу Нашему гимн,
Стройный гимн возгласят.
Пойте священные песни
В честь Вседержителя-Бога,
Он за народ Свой смиренный
Поднял десницу Свою.
Он восходит как солнечный луч,
Он сияет как Месяц, как ветер приходит,
Он как Нил свои воды из бездны выводит,
Он как вешняя птица певуч,
Он по воле своей
Возникает как зверь,
Как один из зверей,
Догадайся скорей,
Загляни ему в очи и верь,
Он как Апис, как утренний Гор,
Я вижу их в сумерках утренних,
Суровых богов Скандинавии,
В дыхании воздуха зимняго
Все едут они на конях.
Вон конь Двоебыстрый, весь в яблоках,
Вон конь Златоверхий, весь в золоте,
Конь Грузный, копыто туманное,
Конь Вихрь, легконогий размах.
Двенадцать коней огнедышащих,
Я ведаю — Богов, людей, зверей, цветов —
Всю родословную.
И Солнцу посвятить покорность я готов
Беспрекословную.
Я ведаю — камней, и трав, и птиц, и снов —
Все свойства дивные.
Я знаю, как пропеть перед лицом Богов
Слова призывные.
Мы блаженные сонмы свободно кочующих Скиѳов,
Только воля одна нам превыше всего дорога.
Бросив замок Ольвийский с его изваяньями грифов,
От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага.
Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкия тучи
От востока на запад молитвенным светят лучом.
Только богу войны темный хворост слагаем мы в кучи,
И вершину тех куч украшаем железным мечом.
Кровь отдавший, ликом белый,
Саван взявший, вот он спит,
Неподвижный, онемелый,
Пятикратностью пробит.
Сколько чувств стенящим людям
Ниспослала вышина,
Все, в чем были, все, в чем будем,
Светлый, принял он сполна.
И во знаменье принятья
Этой жизни, ввергнут в сон,
О, Гермес Трисмегист, троекратно великий учитель,
Бог наук и искусств и души роковой искуситель!
Ты мне передал власть возрождать то, что сердце забыло,
Как Египет весной возрожден от разлития Нила.
От разлитья реки, чьи истоки окутаны тайной,
И случайно зажглись, но приносят расцвет не случайный.
Недостойный металл в благородный могу превращать я,
Смертныя гумна убиты цепами.
Смилуйся, Господи жатвы, над нами.
Колос и колос, колосья без счета,
Жили мы, тешила нас позолота.
Мы золотились от луга до луга.
Нивой шептались, касались друг друга.
Пели, шуршали, взростали мы в силе.
Новое Солнце, Новое Утро, Новый Месяц, и Новый Год,
Пламя из тучи, утро из ночи, серп серебристый, целующий рот.
Новое Солнце сегодняшней жизни, Новое Утро текущего дня,
Краешек мига — до краешка мига, Солнцу возженье земного огня.
Новое Солнце отметится светом Нового Года и Новой Луны.
Богу стелите безгрешные волны белой сотканной льняной пелены.
Новое Солнце, и Сириус с Солнцем утренней в небе восходит звездой,
Слезы Изиды, что пали алмазом, Нил отмечает растущей чертой.
Новое Солнце из кладезя Неба ринуло долу шумящий разлив,
В улье небесном гудящие пчелы нам возвещают шуршание нив.
Смертные гумна убиты цепами.
Смилуйся, Господи жатвы, над нами.
Колос и колос, колосья без счета,
Жили мы, тешила нас позолота.
Мы золотились от луга до луга.
Нивой шептались, касались друг друга.
Пели, шуршали, взрастали мы в силе.
И в солнечной ладье, и в лунной,
Мы долго плыли по волне.
Рассказ об этом, полнострунный,
Гребцами был доверен мне.
Уж мы исчерпали земное, —
И цвет, и колос, — навсегда.
И нам остались только двое,
Два бога, Небо и Вода.
Вода, лазурная богиня,
И Небо, звездно-синий бог.
Ѳимиам—Богам, курящийся,
Человеку же хвала.
О, мудрец, не зря мудрящийся,
Твой завет нам—как скала.
Быстро, с криками веселыми,
Побежим в сосновый лес,
В красный лес, богатый смолами,
Для святилищных завес.
Mamma, mamma! pеrché lо dиcеstи?
— Fиglиa, fиglиа! pеrché lо facеstи?Из неумирающих разговоров.
Жили в мире дочь и мать.
«Где бы денег нам достать?»
Говорила это дочь.
А сама — темней, чем ночь.
«Будь теперь я молода,
Не спросила б я тогда.
Я б сумела их достать».
Невеликая обида,
Если кто меня не хвалит,
У меня зато есть гусли,
И в душе поет смычок.
Эти гусли — от Давида,
И уж раз ладья отчалит,
Сам не ведаю, вернусь ли,
Бог уводит мой челнок.
Звонки в сердце голубином
Фимиам — Богам, курящийся,
Человеку же хвала.
О, мудрец, не зря мудрящийся,
Твой завет нам — как скала.
Быстро, с криками веселыми,
Побежим в сосновый лес,
В красный лес, богатый смолами,
Для святилищных завес.
Черту змеиной единя чертой,
Течет ручей, чья чудотворна влага.
В нем боги пьют. В нем мудрость и отвага.
Огонь, венчанный с свежею водой.
Напиток вдохновенный и святой,
Из недр земли исторгнутая брага.
На берегу сидит и грезит Сага,
Пьет с Одином из чаши золотой.
Изумрудно-перистый Змей,
Изумрудно-перистый,
Рождающий дождь голосистый,
Сверкания ценных камней,
Пролетающий в роще сквозистой,
Среди засиявших ветвей,
Веселый, росистый,
Змей!
Обвивающий звеньями рвущейся тучи,
«Я не один, потому что Отец со Мною.»Ев. от Иоанна, гл. 16; 3
2.
Был древле зов. Ему я внемлю.
Слеза слагается в кристал.
Христос, дабы сойти на Землю,
Среди людей Евреем стал.
Я это ведаю, приемлю,
Без этого я скудно-мал.
Зачем лачугу Иудея
Тигры стонали в глубоких долинах.
Чампак, цветущий в столетие раз,
Пряный, дышал между гор, на вершинах.
Месяц за скалы проплыл и погас.
В темной пещере, задумчивый йоги,
Маг-заклинатель, бледней мертвеца,
Что-то шептал, и властительно-строги
Были черты сверхземного лица.
«Я не один, потому что Отец со Мною.»Ев. от Иоанна, гл. 16; 3
2.
Был древле зов. Ему я внемлю.
Слеза слагается в кристалл.
Христос, дабы сойти на Землю,
Среди людей Евреем стал.
Я это ведаю, приемлю,
Без этого я скудно-мал.
Зачем лачугу Иудея
Когда нареченную
Должны отвести к жениху в предназначенный дом,
Ее омывают душистой водой, чтоб отдать совершенною,
Настой из цветов заправляют пахучим и нежным плодом.
Чуть сумрак отвеется,
Как пчелы облепят цветок, к ней подруги спешат,
Над юною плотью душистое таинство реет и деется,
Да к нежности нежность на праздник любви принесет аромат.
Меж всех цветов цветок найдется,
Что лучшим кажется цветком.
Меж песен — вещая поется,
Меж вскриков — Небо знает гром.
Есть Витцлипохтли меж Богами,
Он самый страшный Бог над нами,
Мечом он бьет, и жжет огнем.
Среди цветов есть цвет агавы,
И сок его есть пьяность сил,
Сперва я увидал, что мир есть песнопенье,
И я, дрожа, его пропел.
Потом я нараспев сказал стихотворенье,
То был вторичный мой предел.
Потом я начертал на камне заклинанье,
Перстообразный взнес алтарь.
И круглую Луну впустил в ограду зданья,
Я был певец, колдун, и царь.
Теперь, когда прошли ряды тысячелетий,
И завершился круг племен,