Лишь только там, на западе, в тумане,
Утонет свет поблекнувшего дня,
Мои мечты, как мертвые в Бретани,
Неумолимо бродят вкруг меня.
Надежды, осужденные заране,
Признания, умершие — стеня,
Утопленники в темном Океане,
Погибшие навек из-за меня.
Они хотят, в забвение обиды,
Молитв заупокойной панихиды.
Моих молитв, о, Боже, не отринь! —
Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь!
Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь?
Будь проклята! Будь проклята! Аминь!
Боже, не дай мне людей разлюбить до конца.
Вот уже сердце, с мучительной болью, слабее, слабее.
Я не о них, о себе умоляю всекрасивого Бога-Творца.
Отвращенье уродует все выраженье лица.
Люцифер светел как Змей, но в остывшем, уставшем, склонившемся Змее.
Червь просыпается. Ненависть, вспыхнув огнем,
Падает — до равнодушья, и стелется скользким червем.
Страшно мне. Лучше — любить недостойных.
Думать нельзя бесконечно о войнах.
Лучше простить. Позабыть. Отдаваться. Иного не жаждать венца.
Низким отдать все свое. Но душою быть в помыслах стройных.
Боже, не дай, о, не дай мне людей разлюбить до конца!
Господи Боже, склони свои взоры
К нам, истомленным суровой борьбой,
Словом Твоим подвигаются горы,
Камни как тающий воск пред Тобой!
Тьму отделил Ты от яркого света,
Создал Ты небо, и Небо небес,
Землю, что трепетом жизни согрета,
Мир, преисполненный скрытых чудес!
Создал Ты Рай — чтоб изгнать нас из Рая.
Боже, опять нас к себе возврати,
Мы истомились, во мраке блуждая,
Если мы грешны, прости нас, прости!
Не искушай нас бесцельным страданьем,
Не утомляй непосильной борьбой,
Дай возвратиться к Тебе с упованьем,
Дай нам, о Господи, слиться с Тобой!
Имя Твое непонятно и чудно,
Боже Наш, Отче Наш, полный любви!
Боже, нам горько, нам страшно, нам трудно,
Сжалься, о, сжалься, мы — дети Твои!
Пилой поющею подточен яркий ствол
Еще не выжившей свой полный век березы.
На землю ниспроверг ее не произвол,
Не налетевшие прерывистые грозы.
Она, прекрасная, отмечена была,
Рукой сознательной для бытия иного: —
Зажечься и гореть, — блестя, сгореть дотла, —
И в помыслах людей теплом зажечься снова.
Но прежде, чем она зардеет и сгорит,
Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться: —
Расчетвертована, она изменит вид,
Блестящая кора, иссохнув, затемнится.
Под дымным пламенем скоробится она,
И соки жил ее проступят точно слезы,
Победно вспыхнет вдруг, вся свету предана, —
И огненной листвой оделся дух березы!
Я с жадностью смотрю на блеск ее огня: —
Как было ей дано, погибшей, осветиться!
— Скорее, Господи, скорей, войди в меня,
И дай мне почернеть, иссохнуть, исказиться!
Тот, пред Кем, Незримым, зримо
Все, что в душах у людей,
Тот, пред Кем проходят мимо
Блески дымные страстей, —
Кто, Неслышимый, услышит
Каждый ропот бытия,
Только Тот бессмертьем дышит,
В нераздельно-слитном я.
Тот, в чьем духе вечно новы
Солнце, звезды, ветер, тьма,
Тот, Кому они — покровы
Для сокрытого ума, —
Тот, Кто близко и далеко,
Перед Кем вся жизнь твоя
Точно радуга потока, —
Только Тот есть вечно — я.
Все закаты, все рассветы
В нем возникли и умрут,
Все сердечные приметы
Там зажглись, блистая — тут.
Все лучи в росе горящей
Повторяют тот же лик,
Солнца лик животворящий,
В Солнце каждый луч возник.
Все, что — здесь, проходит мимо,
Словно тень от облаков.
Но очам незримым — зрима
Неподвижность вечных снов.
Он живет, пред Кем проводит
Этот мир всю роскошь сил,
Он, Единый, не уходит,
В час захода всех светил!